– Терпение, моя дорогая, терпение. Пройдет еще немного времени, и украинская щетина превратится в золото. Ты давай, одевайся… – Жека показал на часы. – Мы бывали в гостях у Виталика, когда учились. У него была законная жена. Но никто в их семье не скрывал того, что в соседнем доме живет девчонка, у которой растет ребенок от Иванчука. Мы и к ней, бывало, заходили, вместе с Виталиком заглядывали.
– Она и сейчас там живет? И где этот дом? – Оксана с беспокойством посмотрела на часы, испугавшись, что они могут туда уже и не поспеть.
Минутная стрелка с угрожающей быстротой стала продвигаться на соединение с часовой стрелкой, подобравшейся к цифре «12».
– Да тут он, мое солнышко, недалеко от нас.
Спускаясь по лестнице, майор вспомнила, что не уточнила еще один, где-то, может, и не самый важный момент, спросила:
– И когда ты с ней виделся?
– Да как завез Рыжика в садик. Пока некоторые «ля-ля… фа-фа…».
– Жека-Жека, ты у меня клад. Господи! Малахов! Как же я все-таки тебя люблю! – глаза у женщины возбужденно засияли…
IV
Машину оставили у себя во дворе. Оксана шла и кидала по сторонам ничего не понимающие взгляды. Вел ее Малахов не обычным путем, а через дворы, и в глаза кинулась ничем не прикрытая вопиющая нищета.
Если со стороны улиц фасады зданий были местами кое-как, местами весьма добротно отремонтированы и выглядели вполне даже прилично, то внутри дворовых колодцев зрелище открылось просто ужасающее.
Наверное, никто из ныне живущих там не помнил, когда еще начали пристраивать, лепить к капитальным стенам временные пристройки к первому этажу. Тянуть их дальше, вить ласточкины гнезда, громоздить скворечники, тем самым, сколь можно максимально, расширяя свою со временем ставшую тесную жилплощадь, отвоевывая для себя лишние метры, веранды и комнаты. У кого и что уж получилось. Кто и как сумел.
И все оно с течением времени приходило в негодность, ветшало, грозило вот-вот и обрушиться прямо на головы незадачливых прохожих.
Сколько же подобных балконов и балкончиков, не выдержав тяжести вынесенного на них хлама и бремени времени, срывалось вниз.
Если в центре города яркие огни кричали о достатке и роскоши, то тут, всего в ста-двухстах метрах, вопила сама нищета на пару с разрухой.
Блеск и нищета старого центра – визитной карточки южного города, где каждый камень дышал вековой историей.
Зашли они в темный подъезд. Поднялись на второй этаж, прошли еще один лестничный марш. Квартира под №7 оказалась между вторым и третьим этажом. Впервые увидев подобное дело, Оксана недоуменно захлопала глазами, а Малахов пожал плечами. Он с таким сталкивался.
Позвонили. Открыла им дверь миловидная женщина, трудно сказать, каких лет, но, видно, довольно рано состарившаяся.
– Леночка, это моя жена Оксана, – Малахов приветливо улыбнулся.
– Здравствуйте, Оксана, – хозяйка протянула руку. – Вы проходите…
Майор вошла и оглянулась. Боже! Разве это квартира? Жилище даже трудно назвать этим словом. Когда-то тут был черный ход. Его потом со временем переоборудовали, навесили потолки. Получилось по отдельной комнате на каждом этаже. Потом тут пристроили балкон, закрыли его, утеплили. Вышла еще одна комната. Если это так можно было назвать. Провели воду. Вот и получилась отдельная самостоятельная квартира.
– Сана, – Малахов поднялся. – Я пойду. Если что, позвони. Извини, Леночка, дела. Я еще как-нибудь на днях к вам загляну. Передавай дочке привет. Пусть она заглянет ко мне. Сегодня же. Она знает, где мой офис.
– Хороший у вас муж, – хозяйка задумчиво посмотрела в сторону закрывшейся двери. – Он из всей их курсантской компании был самым лучшим. Нет, – она как-то смущенно улыбнулась. – Был еще один. Рэмка Валишев. Он лет десять как уехал в Россию. Вы его не знали?
– Нет, – Оксана неопределенно пожала плечами. – Муж ничего…
– Да, была у Жени привычка все до последнего момента скрывать.
– Да на каждом шагу! – Оксана усмехнулась. – Вытягиваешь из него, как клещами! Так достанет, что готова сама его на месте придушить.
Слабая тень улыбки скользнула по губам немолодой женщины:
– Не балабол, цену своему слову знает. Рэм был у них за командира. Вот он и ваш муж, они двое приходили ко мне, как товарищи, друзья, а остальным нужно было только одно, – она скривила свои тонкие губы, не хотелось ей вспоминать об этом, тем более, говорить кому-то чужому.
– То есть? – без всякой особой мысли спросила гостья, почувствовав в ее голосе тягучую недоговоренность.
Медленно покачиваясь корпусом, женщина неожиданно призналась:
– Может, Оксана, вас оно и шокирует, но я с ними спала.
– Как? – ахнула майор, не сумев скрыть своих эмоций. – Со всеми?
– Да, спала. За деньги. Я никому не рассказывала. Все хранила в себе. А тут Витьку убили. Нагорело все в душе. Если бы кто другой попросил бы, я бы не согласилась. Но вам расскажу. Может, и мне легче от этого станет. Спадет, наконец-то, с души этот непосильный и стыдный груз.
– Лена, мой муж в то время с вами спал? – нелегкий вопрос крутился на язычке и выскочил, подталкиваемый приступом жгучей ревности.
– Нет, Оксана. Вы, наверное, меня превратно поняли, – узенькая складка, похожая на горьковатую насмешку, прорезала лоб хозяйки.
– Вы же сами это сказали! – недоуменные миндалины-озера широко раскрылись, показали всю свою бездонную глубь красоты.
– Я вам говорила, Оксана, что спали со мной многие ребята, кроме вашего мужа и их командира. У Рэма была своя девушка. Он скоро на ней и женился. И, кроме нее, ни на кого не смотрел. А у вашего мужа где-то за городом жила девчонка. Он все время только о ней и бредил, сидел в уголочке, смотрел в окно. Имени ее ни разу не назвал. Только говорил про девочку с короткими косичками и чудными глазами. Наверное, вот с такими глазами, как у вас. Это, должно быть, были вы?
– Да, – внутри у Оксаны разливалось тепло, – он говорил про меня.
Наконец-то, хозяйка по-настоящему открыто и хорошо улыбнулась:
– Я сразу про то поняла. Вы чем-то отдаленно похожи на его первую жену. Или, скорее всего, это она была на вас похожа. Поэтому Жека и потянулся к ней, к той женщине. Но, знаете, Оксана, о ней так, как о вас, он никогда не отзывался. Я от души желаю вам счастья.
Несколько смущенная, Сана тепло поблагодарила:
– Спасибо, Лена. Может, мы все-таки приступим?
– Да, конечно. Вы хотели узнать про Виталика. Кем же он был, на самом деле, Виталий Иванчук? – женщина тяжело вздохнула. – Откуда он, бедовый, взялся на мою голову, да и не только?
…Далекое детство в провинциальном городишке Виталик помнил не очень. Маета. Одна сплошная скукота. Летом пыль столбом от каждой проехавшей машины. А зимой – грязь по колено. В памяти осталось два состояния окружающей его природы. Или грязь, а чуть подует ветерок и подсушит, начинает клубиться удушливая, долго не оседающая пыль.
Бестолковая беготня с окрестной детворой. Казаки-разбойники и лапта. Драки из-за всего. Ссадины на всем теле и разбитые коленки. Причитания бабки по каждому поводу. Вечно виноватая улыбка на лице отца. Его скупые ласки. Визгливые крики матери и постоянная ругань из-за порванных штанов, до времени разбитой обуви.
Его мать работала в райкоме комсомола помощницей в секретариате. Жалованье она получала копеечное. Отец в строительно-коммунальном техникуме преподавал историю и тоже, увы, не мог похвастаться своей зарплатой. А запросы кое у кого оказались несоизмеримо большими.
Теща Изольда Викторовна день изо дня грызла своего неудачливого зятя. Тот, на их беду, оказался полнейшим недотепой. А они еще с дочкой возлагали на него большие надежды. Когда в 60-м году на их горизонте возник студент-практикант, они всеми своими зубами вцепились в него. Парень казался весьма перспективным. Ему прочили аспирантуру.
Руководимая Изольдой Викторовной, Надя быстро опутала своими сетями неискушенного Игорька, голова которого была забита учебниками и конспектами. Юноша воспламенился пылкой любовью и совершил глупость, которую ему простить впоследствии так и не смогли. Глупость – это Божий дар, но не следует им злоупотреблять. А влюбленный Игорек делал один неразумный шаг за другим. Ненаглядной Наденьке оставалось доучиться два курса, и он, чтобы быть к ней поближе, отказался после выпуска от забронированного ему места в аспирантуре и отправился по распределению в их глухомань. Никому жених об этом не сказал.
Скромно, но с подчеркнутым достоинством сыграли свадьбу. И лишь потом он открылся и объявил им о сюрпризе. Думал, что молодая жена обрадуется, кинется от свалившейся радости ему на шею. Да, кинулась. Напрасно он надеялся. Первую брачную ночь молодые спали порознь.
Изольда Викторовна, скрипя зубами, но пока стоически восприняла эту сокрушительную новость. В принципе, еще оставалась возможность получить место годика через два. Может, и к лучшему, подумалось ей. Дочка все время при своем муже. Всякие дурные мысли и желания не будут стучаться в ее озорную головушку. А со временем все образуется.
Два года пролетели. Игорь съездил на кафедру, и ему популярно и доходчиво объяснили, что его паровоз давно ушел. Благоволивший к нему профессор перешел в другой ВУЗ. Появились новые студенты и, надо сказать, не менее способные, чем и сам Иванчук. В утешение Игорю предложили стать соискателем ученой степени. Пришлось соглашаться.
Вот это самое известие дома было встречено с поистине траурным настроением. Любимая теща, та поначалу упала в обморок, а потом, как с цепи сорвалась, а Наденька уже ждала ребенка…
Все в их медленно и вяло текущей жизни начало круто меняться с того самого момента, как приехавший на очередную, трудно уже сказать, какую по счету конференцию районного комсомола третий секретарь обкома партии Шестаков приметил скромного вида, но при этом крайне обворожительную девушку. Наденька понравилась ему с первого взгляда.
Александр Николаевич, к тому времени партийный функционер с весьма солидным стажем, особыми комплексами не страдал и сразу дал понять, кому следует из районного руководства, что имеет на Наденьку вполне определенные виды. Все незамедлительно передали ей самой.
– Мама, скажи, что делать? – дочь растерянно смотрела на Изольду Викторовну. – Меня приглашают на выходные в загородный домик. Без умысла у нас подарки не делают. Кого попало, туда не приглашают…
Предприимчивая мать долго не размышляла:
– Соглашайся, доченька, и не думай. Только поведи себя разумно. На шею не кидайся. Веди себя достойно. Выкажи перед ним свою гордость. Нет, не высокомерное чванство, а природную гордость, присущую очень порядочным людям. Надя, ты должна дать ему понять, что ты не девочка на одну ночь, а что ты согласна лишь на серьезные отношения.
Дочурка на столь открытое предложение искренне возмутилась:
– Мама, на что ты меня толкаешь? У меня есть муж!
– Подумаешь, – Изольда Викторовна презрительно скривила губы. – Достаточно того, что ты родила ему сына. Сам он ни на что не способен. Придется тебе самой взяться за устройство своей жизни. Учти, что такие шансы выпадают не каждый день. Сумеешь, девочка моя, зацепиться за него, глядишь, он вытащит нас из нашей дыры. Будь умна. Очаруй его…
Неискушенная Наденька понимала, в доводах матери присутствовала определенная логика. Где-то в тайниках души женщина и соглашалась, но совершенно не знала она, к чему может привести один неверный шаг.
– И что дальше? – в растерянности дочь беспомощно улыбнулась.
– Надька, ты что, совсем… того? – мать покрутила пальцем у виска. – Да у него в руках есть власть! Ему ничего не стоит квартирку для вас устроить. Работу твоему мужу подберет. Тебя при себе пристроит…
Заманчивая перспектива легонько кружила голову. И одновременно тяжкие сомнения копались внутри, как земляные черви:
– Легко у тебя, мама, на словах все получается.
– А ты сумей, сделай так, чтобы он уже не мыслил себя без тебя…
В камине сухо потрескивали березовые поленья, и шло благодатное тепло. На столе горели высокие восковые свечи в старинных серебряных канделябрах. Александр Николаевич водил рукой по шелковистой коже и с наслаждением вдыхал в себя нежный аромат молодого женского тела, столь живого, горячего, гибкого и послушного. Наденька не обманула его надежд. Оказалась именно той женщиной, какую он и хотел в ней найти. Умница и не жеманница. Прекрасно знает, что хочет от жизни.
Он быстро понял, что тут мимолетной интрижкой вовсе и не пахнет. Девушкой на одну ночь, на две Наденька не станет. Она хочет от него большего. А он, он сможет это ей дать. И он обещал ей свою дружбу и увидел, как вспыхнули, раскрылись ее глаза, как она взволнованно задышала и уже сама, сама потянулась навстречу его жаждущим губам.
Оторвавшись от благодатного и трепетного источника наслаждения, он положил ей руки на плечи, и женщина все поняла.
– Ваше условие? – она подняла на него свои ставшие послушными и покорно-преданными глаза. – В обмен на вашу….
– Зачем ты так, девочка? Зачем же тянуть в наши отношения грязь?
Наденька расстегнула блузку, зябко передернула плечами, скидывая ее с себя. Медленно закружилась на месте, томя ожиданием. Приподняла, завела назад руки. Щелкнула застежка, лифчик скользнул вниз, обнажая два восхитительных бугорка тугой груди с острыми упругими сосками.
Не удержавшись, мужчина прикоснулся к ним губами, и женщина вздрогнула, тихий стон вырвался из ее груди. И мужчина не вытерпел и затрепал, до того всколыхнул этот звук все у него там, внутри. По жилам побежал давно уже не испытываемый им огонь неудержимого желания.
Он снова ощутил себя сильным, чего давно за ним не наблюдалось. А Надя смогла всколыхнуть его, помогла ему в самый критический момент.
– Ничего, – она ласково проводила пальчиками по широкой спине, успокаивала его, панически задрожавшего. – Успокойся. Так бывает…
За окном засверкали застуженные звездочки, показался желтоватый диск. А им не было никакого дела до того, что творилось за пределами их небольшой комнаты в загородном домике для высокопоставленных охотников посреди охраняемого заповедника.
Потом они мылись в баньке. И снова она все сделала для того, чтобы он заново смог почувствовать себя на высоте. И за это он был ей просто безмерно благодарен. Они заключили между собой тайный союз…
Прошло полгода, и Игоря пригласили в Политехнический институт на кафедру общественных наук. И Иванчук, не раздумывая, согласился.
Словно случайно, освободилась, и ему предложили двухкомнатную квартирку в малосемейном общежитии. И все в течение какой-то недели.
Вот начиная с этого переезда, Виталик уже все помнил. В детской памяти хорошо запечатлелось, как грузили вещи на добытую с великим трудом, только через первого секретаря райкома, машину.
Тихо посмеиваясь, мальчик поглядывал на то, как его бабка Изольда старалась впихнуть в нее все, что было у них в доме, а мать потихоньку старье собирала, относила и выкидывала в мусорный контейнер за углом. Бабка тащила, а мамка выкидывала. Одна тащила, другая выкидывала.
Потом они долго тряслись на старенькой и разбитой «Победе» вслед за доверху набитым никому ненужным старьем ЗИЛ-157. Он нещадно пыхтел, натужно фыркал на маломальском подъеме, выпуская излишний воздух. Рядом с водителем, гордо выпрямившись, ехал его отец, указывал дорогу к своему новому дому, своему новому, как думалось ему, счастью.
Добрались. Отец с трудом нашел пару пьяниц, которые за бутылку согласились ему помочь. Старый шифоньер подъема на шестой этаж не выдержал и с грохотом сложился где-то между четвертым и пятым. Назад шкаф стаскивали по отдельным запчастям и прямиком отправили на свалку, впрочем, где было место и почти всем остальным их вещам.
Отец уехал со студентами на ежегодную уборку урожая. Мать срочно засобиралась в командировку. Виталик подслушал разговор на кухне.
– И где ты будешь жить? – шепотом спрашивала бабка Изольда.
До мальчишеских ушей долетел приглушенный голос матери:
– У него за городом есть служебная дача…