Сжав кулаки, Джош окинул ее пренебрежительным взглядом.
– А теперь, мисс Монтгомери, – добавил он, притронувшись к полям шляпы, – желаю вам доброго дня, и прощайте. Надеюсь, впредь вы сначала подумаете, а потом уже будете действовать.
С этими словами он отошел, оставив ее и Чу-Чу.
Кэрри растерянно огляделась, не зная, как ей быть. Такого она не ожидала. Интересно, когда теперь ждать дилижанса, едущего в обратном направлении? Очень неприятно возвращаться в Уорбрук, но что поделаешь? Наверное, придется.
И тут ее взгляд уперся в спину Джоша, возвращавшегося в здание станции.
– Мистер Грин, – тихонько позвала она и, когда он не откликнулся, повысила голос: – Вы, кажется, не помните? Моя фамилия Грин. Миссис Джошуа Грин.
Последнее слово она почти выкрикнула.
Джош остановился и оглянулся.
Кэрри ответила вызывающим взглядом.
Скрипнув зубами, Джош повернулся и направился к ней. Он буквально пылал гневом. От него исходила такая угроза, что Кэрри попятилась.
– Только попробуйте коснуться меня, и я…
– Полчаса назад вы практически умоляли меня прикоснуться к вам. И вряд ли стали бы возражать, начни я вас раздевать.
– Гнусная ложь, – запротестовала Кэрри, однако предательски покраснела.
– И это говорит женщина, нагромоздившая гору лжи?! – возмутился Джош и, бесцеремонно схватив ее за руку, потащил к зданию почтовой станции.
– Немедленно отпустите! Я требую…
Джош, так же резко остановившись, подался вперед, так что их носы почти соприкасались.
– Как вы уже изволили напомнить, меня так артистически одурачили, что теперь я оказался женатым человеком. Женатым на вас! Поэтому вы пробудете у меня дома ровно неделю, до следующего дилижанса. К сожалению, только тогда мне удастся отослать вас к отцу. Там вам самое место! Избави меня Бог от подобной жены!
– Вы не можете…
– Могу и сделаю! – перебил он, вновь принимаясь тащить ее за собой. Но у двери станции остановился. – Где ваши вещи?
Кэрри перестала вырываться и оглянулась. Пока они спорили, прибыл фургон с ее багажом. Кучера на козлах не было, наверное, вошел в здание станции.
– Там, – буркнула она, кивком показав на фургон. – И вообще это вас не касается. Я сама о себе позабочусь. Я могу…
Она осеклась при виде лица Джоша. Тот выглядел так, словно столкнулся с болотным чудовищем. Потрясение было так велико, что бедняга окаменел, очевидно, не веря собственным глазам. Кэрри на всякий случай проследила за направлением его взгляда, но не узрела ничего необычного. Фургон как фургон…
А вот Джош увидел гору сундуков, связанных толстым канатом и уложенных в фургон, запряженный четверкой лошадей. Сомнительно, чтобы имущество жителей всего Этернити могло заполнить все эти сундуки!
– Помоги мне небо, – в ужасе прошептал он, повернувшись к ней. – Что вы со мной сделали?!
Глава 4
К тому времени, когда Кэрри устроилась на козлах старой повозки Джоша, она уже горько жалела о том, что когда-то увидела злополучный снимок. Он был так зол, что не желал ни смотреть на жену, ни говорить с ней. Только орал на лошадей и подгонял кнутом, словно это несчастные животины были во всем виноваты.
Они направлялись на запад, к заходящему солнцу. Фургон с багажом катился следом.
– Понимаете, я не хотела… – начала Кэрри но Джош яростно прошипел:
– Ни слова! Ни слова, говорю я вам! Мне нужно подумать, как выйти из этого положения.
– Вы могли бы дать мне шанс показать себя, – выдохнула она.
Джош бросил на нее взгляд, исполненный такого презрения, что Кэрри поджала губы, не желая иметь с ним никакого дела.
После долгого путешествия по пыльной, изрытой выбоинами дороге они свернули на заросшую травой тропу и медленно направились к небольшой рощице. Через несколько минут деревья внезапно расступились, и Кэрри увидела дом.
В жизни своей она не видела такого заброшенного, убогого строения, как эта потрепанная ветрами и бурями хижина. В Уорбруке Кэрри приходилось сталкиваться с бедностью. Некоторые их родственники из семейства Таггертов считались бедняками. Но у их домов не было столь жалкого, печального, покинутого вида, как у этого.
Во дворе ничего не росло. Даже травы. В окнах не было стекол: только промасленная бумага. Одно из окон тускло светилось. А из полуразрушенной трубы даже дым не шел. Собственно говоря, само жилище представляло собой нечто вроде деревянного ящика с единственной дверью и окнами на каждой стороне. Еще один квадратный, невыносимо унылый ящик был прилажен к заднему фасаду дома. Может, это и есть спальня?
Повернувшись, она взглянула на Джоша, но ничего не сказала: слишком велико было потрясение. Невозможно представить, чтобы этот человек жил в такой лачуге!
Но Джош, стиснув челюсти и глядя перед собой, не обращал на нее внимания, хотя она понимала, что он чувствует ее взгляд.
– Теперь вы видите, почему мне нужна жена, привыкшая к тяжелой работе? – неожиданно выпалил он. – Разве вы, мисс Богатенькая Принцесса, способны жить здесь?!
Кэрри немного удивилась. Если он понимает, насколько омерзительно его жилище, почему не попытается что-то изменить? Взять хоть Таггертов. Они жили в благородной нищете и были довольно неряшливы, но, похоже, иначе существовать не могли. В ее доме им было не по себе, и они старались поскорее уйти.
Что-то рассерженно пробормотав, словно именно Кэрри была виновата в том, что у него такие запущенные дом и усадьба, он остановил повозку перед домом и спрыгнул на землю. Вблизи дом выглядел еще хуже, чем на расстоянии. Часть черепицы вообще отсутствовала. Наверное, во время дождей крыша протекает. Дверь висела на одной петле, пьяно покачиваясь. Крыльца не было, а перед дверью красовалась огромная лужа.
Джош, похоже, постоянно находившийся в состоянии раздражения, поспешно снял ее с повозки. На этот раз его ладони не задержались на ее талии. Мало того, он, не глядя на нее, направился к багажному фургону.
Еще раз осмотрев дом, Кэрри попросила кучера подать ей два маленьких ковровых саквояжа, лежавших впереди. В одном были сложены ее ночные сорочки, пеньюары и щетки для волос, в другом – подарки для детей.
– Дети в доме? – коротко спросила она Джоша.
– Да. Ждут в холоде и темноте. И к тому же я уверен, что они не ужинали, – с горечью бросил Джош. Можно подумать, что именно она всему причиной!
Ничего не ответив, Кэрри повернулась и направилась к лачуге. Не так-то легко было одновременно удерживать саквояжи и Чу-Чу, но Джош даже не пытался ей помочь. Был слишком занят: показывал кучеру, куда положить сундуки Кэрри. При этом он так громко высказывал свое мнение о количестве багажа, что его, наверное, было слышно во всей округе.
Из-за сломанной петли дверь было почти невозможно открыть, и Кэрри едва не ударилась лицом о косяк. Но все же ей удалось протиснуться в образовавшуюся щель.
Если снаружи дом выглядел убогим, внутри все оказалось куда хуже. Мрачное, угрюмое, бесцветное место, обитатели которого просто не могли быть счастливы. Закопченные стены из наспех сбитых планок. Посреди комнаты стоит грязный круглый стол с четырьмя разнокалиберными стульями, один из которых кренился набок из-за сломанной ножки.
В углу находился шкаф, долженствующий представлять кухню. Наверху громоздились выщербленные тарелки, которые не мылись так долго, что, кроме пыли, были еще украшены остатками еды.
Кэрри прижалась спиной к двери, обводя комнату растерянным взглядом. Оказалось, что дети стоят в тени еще одного дверного проема, по предположениям Кэрри, ведущего в спальню. Стоят тихо, не шевелясь, наблюдая. Ожидая, что будет дальше.
Кэрри невольно восхитилась их красотой. Какие изумительные дети! Еще лучше, чем на снимке! Судя по всему, мальчик когда-нибудь превзойдет красотой отца. А девочка… от девочки и сейчас невозможно глаз отвести. Со временем мужчины будут терять разум из-за этой красотки!
Но несмотря на поразительную красоту, дети выглядели такими же заброшенными, как сам дом. Спутанные волосы, которые, похоже, не расчесывались месяцами. И хотя лица довольно чистые, одежда засалена и порвана, а ткань выцвела от частых стирок.
И Кэрри вновь ощутила уверенность в собственной правоте. Эта семья нуждалась в ней.
– Привет! – жизнерадостно воскликнула она. – Я ваша новая мама.
Дети переглянулись и восторженно уставились на Кэрри широко распахнутыми глазами.
Кэрри подошла к столу, поставила саквояжи, отметив при этом, что столешница покрыта слоем жира. Здесь явно не хватает мыльной воды и тряпки. Чу-Чу, нюхая воздух, стал рваться с поводка. Кэрри отпустила его, и он немедленно подбежал к детям. Те изумленно рассматривали невиданное животное. Никто даже не попытался погладить болонку.
Открыв первый саквояж, Кэрри вынула куклу с фарфоровой головкой, изысканное создание, изготовленное во Франции и одетое в сшитое вручную шелковое платье.
– Это тебе, – сказала Кэрри девочке.
Малышка недоуменно раскрыла ротик, но все же придвинулась поближе с таким видом, словно боялась коснуться чудесной куклы.
– А вот это тебе, – продолжала Кэрри, протягивая мальчику кораблик.
По его глазам было видно, что ему не терпится взять подарок. Он даже шагнул вперед, но тут же отступил и отрицательно покачал головой.
– Я привезла это специально для тебя, – уговаривала Кэрри. – Мои братья плавают на больших кораблях от Мэна и по всему миру. Это суденышко очень похоже на один из их кораблей. Я бы очень хотела, чтобы оно было твоим.
Судя по виду, мальчика обуревала некая внутренняя борьба. Ему ужасно хотелось взять игрушку, но что-то заставляло упорно отказываться.
Наконец он поджал губы, став удивительно похожим на отца, и неприязненно спросил:
– Где мой папа?
– Насколько я знаю, помогает кучеру разгружать багаж.
Мальчик решительно кивнул и направился к двери. Очевидно, он научился открывать ее, несмотря на сломанную петлю, и поэтому ловко проделал все необходимые процедуры, ухитрившись при этом не ушибиться.
– Так-так, – пробормотала Кэрри, садясь на один из уцелевших стульев. – По-моему, он сердит на меня. Не знаешь почему?
– Папа сказал, что вы скорее всего окажетесь безобразной, но мы не должны ничего вам говорить. Еще он говорил, что на свете много уродливых людей и вещей и тут уж ничего не поделать, – пояснила девочка и, склонив голову набок, критически оглядела Кэрри. – Но вы совсем не уродливы.
Кэрри улыбнулась. Совсем крошка и так красноречива!
– Не находишь, что немного несправедливо сердиться из-за того, что я вовсе не уродлива?
– Моя мама – настоящая красавица.
– Понимаю, – кивнула Кэрри. И она действительно понимала. Если бы ее прелестная мать умерла и отец женился бы на другой прелестной женщине, вряд ли Кэрри это понравилось бы. В этом случае она предпочла бы уродливую мачеху. Очень-очень уродливую. – Надеюсь, хоть ты не расстроена, оттого что я не так безобразна, как пообещал папа? Но, если хочешь, могу стать уродиной.
С этими словами Кэрри принялась строить всевозможные гримасы, растягивая пальцами глаза и задирая пальцем кончик носа. Малышка хихикнула.
– Как по-твоему, я больше понравлюсь Темми, если он увидит меня такой?
Девочка, снова хихикнув, усердно закивала.
– А теперь, может, подойдешь и позволишь расчесать тебе волосы? А заодно скажешь, как собираешься назвать куклу.
Девочка поколебалась, словно пытаясь решить, понравилось бы это отцу или нет. Но тут Кэрри вынула из саквояжа щетку с серебряной ручкой. Ахнув от восторга, девочка подошла, покорно встала между коленей Кэрри и позволила расчесать себе волосы.
– А тебя зовут Даллас? – допытывалась Кэрри, гладя мягкие, тонкие волосики девочки. – Не находишь, что это очень необычное имя?
– Мама сказала, что меня сделали именно там.
– Как, на фабрике? – не задумываясь выпалила Кэрри, но тут же опомнилась и громко откашлялась. Хорошо, что девочка не видит ее непозволительно багровой физиономии! – О, теперь все ясно. Как тебя можно звать? Далли?
Девочка на секунду задумалась.
– Если хочешь, зови меня Далли.
– Мне очень приятно назвать тебя именно так. Ведь больше никто не зовет тебя Далли, верно?
Девочка кивнула и показала на песика:
– А его как зовут?
– Чу-Чу. Потому что в тот день, когда брат привез его мне, он все время чихал! И представляешь, с тех пор ни разу не чихнул.
Девочка даже не улыбнулась. Только вздохнула и покачала головой, совсем как взрослая. У Кэрри сжалось сердце. Неестественно, когда такой маленький ребенок не умеет смеяться!
– Ну вот, – сказала она громко, – теперь волосы у тебя в порядке. И какие же они красивые! Хочешь сама посмотреть? – Она протянула ребенку зеркало в серебряной оправе. – Ты очень хорошенькая.
– Но не красавица, – расстроенно возразила Далли, отдавая зеркало обратно. – Не то что моя мама.
Какие странные речи в устах маленькой девочки!
Кэрри снова оглядела холодную убогую комнатенку.
– Может, пора позаботиться об ужине? В доме есть еда?
– Папа сказал, что ты умеешь готовить. Любое блюдо на свете. И никогда не позволишь нам голодать.
– Это я и собираюсь сделать, – улыбнулась Кэрри и, подойдя к буфету, открыла дверцы. Сердце снова упало при виде жалкого запаса продуктов: полкаравая черствого хлеба, три банки консервированного горошка… и все.
Как же она зла на Джоша! Даже лучший в мире повар не сможет приготовить из этого достойный обед!
Она тщательно обыскала буфет и была вознаграждена чудесной находкой: кувшинчиком с домашним клубничным джемом.
– Сегодня нас ждет пир! Хлеб с джемом, что может быть лучше! У меня в саквояже большой пакет с китайским чаем, так что мы сумеем устроить настоящую чайную вечеринку!
– Но это нельзя есть! – покачала головой Даллас. – Папа говорит, что нужно оставить джем для особого случая. Его сварила тетя Элис. Это подарок.
– Для нас каждый день особый, – пояснила Кэрри. – Нет такого дня, когда не найдется повода для праздника, тем более сегодня. Мой приезд и твоя новая кукла. И корабль Темми.
– Ему не понравится, если будешь звать его Темми. Он просто Тем.
– О, мне все ясно. Он слишком взрослый для Темми, правда?
Даллас торжественно кивнула.
– Я попытаюсь это запомнить, – заверила Кэрри. – А теперь давай накрывать на стол.
Очевидно, ребенок понятия не имел, что такое «накрывать на стол», поэтому Кэрри поставила саквояжи на пол и вынула огромную чудесную пеструю шаль. Красные и розовые узоры, казалось, переливались в унылой комнатушке, освещенной единственной поставленной на каминную полку свечой.
Даллас зачарованно наблюдала, как Кэрри расстилает на столе газеты, взятые из невысокой стопки у камина, и кладет поверх шаль. Далее предстояло найти чистую посуду. Но таковой просто не оказалось. Правда, в раковине громоздились тарелки, но Кэрри скользнула по ним взглядом и отвернулась. У нее дома грязная посуда отправлялась на кухню, откуда возвращалась уже чистой, но она не совсем хорошо представляла, как это получается.
Поскольку чистой посуды не нашлось, Кэрри вытащила из саквояжа четыре полотняных платочка.
– У нас будет пикник, – объявила она, бросая их на шаль и вынимая четыре небольшие серебряные чашечки. Она никогда не путешествовала без них, поскольку мать запрещала пользоваться общими чашками в гостиницах и на постоялых дворах.
Даллас, разинув рот, следила за всеми ее приготовлениями. После появления чашечек она подошла ближе и заглянула в саквояж, словно перед ней был рог изобилия, содержащий все, что только можно было представить и пожелать.
За чашками на свет появилось хрустальное блюдце для шпилек. Кэрри вытерла его еще одним платком и наполнила джемом. Даллас вообще в жизни такого не видывала, и сама идея, что еду можно класть в столь невиданную посуду, была совершенно для нее нова.