Не Шекспир, конечно, но со смыслом.
– Привет.
Рядом появился Максим. Я поняла, что наступили сумерки, и очертания предметов растворяются в темнеющем воздухе. Я не ответила, а сделала вид, что по-прежнему на скамейке никого, кроме меня, нет.
– Способный парень! Хэнд-баланс держит уверенно. Думаю, скоро палм-спин осилит…
Говорил он с воодушевлением, от которого мне становилось не по себе. Я вслушивалась в слова, но сосредоточиться на них мне не удавалось. Они вдруг потеряли всякий смысл.
– Сигареты есть? – спросила я, резко повернувшись к Максиму. Он изумленно посмотрел на меня, явно хотел что-то сказать, но не произнес ни слова.
– Есть или нет? – с нарастающим нетерпением допытывалась я.
– Я не курю.
– А я и не спрашивала, куришь ты или нет! – Я осознала, что перехожу на повышенные тона.
– Зачем ты так…
Он ушел. Я не пыталась крикнуть что-нибудь вдогонку, а просто смотрела ему вслед. Вдруг меня пронзило чувство, будто судьба последовательно и неторопливо испытывает меня на прочность.
Но что такое судьба?
Вопросы, вопросы, вопросы…
E
Весна в этом году выдалась на славу… От невыносимого зноя некуда скрыться, разве что сидеть дома под неустанным кондиционером, либо отправляться в супермаркеты, где всегда прохладно. Каждый спасается, как может.
Я шла по переулку, соединяющему две параллельные улицы, на одной из которых располагается пункт назначения. Запах жженого асфальта врывается в мои легкие. Спустя некоторое время я начинаю к нему привыкать. А еще через двадцать минут он начинает мне нравится.
Неужели я токсикоманка?
Лабиринт особого применения. Здания, или корпуса, этой больницы уже своим расположением по отношению друг к другу нарушают всякие эстетико-архитектурные представления. Незамысловатый фасад украшают серые ступеньки, вид которых вызывает большее сочувствие, чем тяжелобольной пациент захудалой поликлиники. По краям они словно понадкусаны каким-то голодным монстром. Судя по редким стебелькам петуний и маргариток на клумбе, наш монстр постарался на славу.
Рыжеволосая медсестра приемного покоя попросила дождаться окончания Тихого часа. Пока я находилась в полупустой комнате для посещений, пришло сообщение от мамы: «Т-ы г-д-е [вопросительный знак] С-е-г-о-д-н-я в-е-ч-е-р-о-м п-о-н-а-д-о-б-и-т-с-я т-в-о-я п-о-м-о-щ-ь [точка]». Поразмыслив немного, я решила ответить следующим образом: «В б-о-л-ь-н-и-ц-е [точка] Ч-т-о и-м-е-н-н-о [вопросительный знак]».
Молчание.
Я смотрю в окно, смотрю на часы. Ждать остается немногим больше десяти минут. Когда стрелки часов проходят мимо отметки «четыре», я встаю с дивана и направляюсь в соседнюю комнату регистрации посещений. Рыжеволосая куда-то подевалась, вместо нее за стойкой сидела другая, пожилого возраста брюнетка. Она суетливо раскидывала папки по полкам. В какой-то момент мне показалось, что сейчас подойти к ней и начать разговор было бы самым неразумным. Но, преодолев первое впечатление, безусловно, рискуя нарваться на неприятности, я спросила:
– Могу ли я навестить друга?
Медсестра подняла наконец-то на меня взгляд. Был ли этот взгляд оценивающим или нет, точно сказать не могу, однако сразу стало ясно, что я потревожила брюнетку в самый неподходящий момент.
– Фамилия, имя, отчество, – тут же сказала она.
Я поочередно произнесла все свои – первое, второе и третье имя, как говорят англичане – и поставила в «Книге посещений» возле галочки размашистую подпись. Брюнетка встала из-за стола и жестом предложила следовать за ней. Она остановилась возле шкафа и достала оттуда белый халат и бахилы, за пользование которыми я внесла определенную плату.
Медсестра застыла в дверях словно статуя, пока я экипировалась. Недовольное выражение ее лица сменила маска безразличия. Я, в свою очередь, старалась на всякий случай не провоцировать неприятных ситуаций, поэтому поспешила с переодеванием.
Через минуту мы поднимались по широкой мраморной лестнице, ведущей в отделение, а еще через пару-тройку минут мы были на четвертом этаже, в коридоре хирургического отделения. Слева от стены располагалась стойка, такая же, как и в приемном покое. Но никого за ней не оказалось. Брюнетка отвела меня в палату №5.
E2
Первое, на что я обратила внимание, переступив порог этого помещения, – высокий потолок. Странно, но в коридоре они таковыми не кажутся. Может потому, что там его украшает покрытие?
Мозг мгновенно воспроизвел картины из прошлого. Я попала сюда в возрасте шести лет с приступом аппендицита, встретив свое первое в жизни Первое сентября на больничной койке. На тот момент меня не слишком огорчал пропуск столь торжественного события. Единственное, чего я желала – встать поскорей с кровати и… яблок.
В палате был только один пациент. Я подумала, странно видеть такой дефицит больных.
– Привет.
Димка повернулся в мою сторону. Его правая нога была по колено в гипсе.
– Привет, – произнес он тихо.
Я села на стул рядом с тумбочкой. Димка попросил приподнять ему подушку.
Так мы и сидели: я – на стуле, он – на кровати. Я не рискнул его обнять, потому что выглядел он как одно большое скопление ссадин и синяков. И, похоже, каждое движение причиняло ему невыносимую боль.
Я старалась не спрашивать о травмах, не напоминать парню о проблемах. Немного подумав над возможными темами для разговора, спросила:
– Какая твоя любимая песня?
Было видно, что вопрос этот Димке понравился. Он дал незамедлительный ответ:
– «Stars» The Cranberries.
Человек, который неравнодушен к «Stars», должно быть, неисправимый оптимист.
– А твоя? – Дмитрий прервал ход моих мыслей.
– «Freelove» Depeche Mode.
– Спой!
Припомнив мотив, я начала:
«If you’ve been hiding from lo-o-ove…»
В моем воображении полупустая больничная палата преобразилась в концертный зал олимпийского масштаба с высокими потолками – куполом, пронизанным десятками разноцветных огней. Под ликование тысячной аудитории я пою. Мой голос разливается в пространстве; мелодия заставляет публику реветь.
Я стою, освещенная со всех сторон, мне виден только блеск софитов. Сейчас одиночество ощущается острее: кажется, в огромном зале я единственная, голос улетает безвозвратно вдаль.
Каждой клеточкой своего тела я ощущаю энергию зала. Поначалу она пугает, но в какой-то момент происходит «что-то», способное перевернуть все с ног на голову. Страх оборачивается неописуемым блаженством. Меня больше нет…
Иногда фантазии реальней действительности, но всем им неизбежно приходит конец.
Я замолчала, наблюдая за реакцией Димки. К счастью, голосом и музыкальным слухом природа меня не обделила, и, судя по выражению лица слушателя, пела я очень даже неплохо.
– …Я здесь, чтобы подарить тебе свободную любовь…
– …Давай проясним, теперь это – свободная любовь… – продолжила я начатый Димкой перевод.
Димка улыбнулся, а я вспомнила, как когда-то выступала против его прихода в команду.
– Я была неправа насчет тебя, когда ты пришел в команду.
Димка смотрит мне в глаза и молчит, я продолжаю:
– Возраст здесь совершенно ни при чем, просто я за тебя переживала. Мне казалось, что ты не должен так рисковать.
Димка попытался слепить что-то вроде одобрительной улыбки, но выглядело это очень искусственно.
Он не умеет притворяться. Я тоже когда-то не умела. Но жизнь учит многому, в том числе науке лицемерия.
Я спросила Димку о том, что ему можно есть, и отправилась в магазин. Через двадцать минут я вернулась с фруктами, плиткой шоколада и фисташками, которые так любит Дима. Когда я вернулась, медсестра поставила Димке капельницу. Когда я взглянула вопросительно на своего друга, тот спокойно ответил:
– Обычный физраствор.
Мне захотелось улыбнуться.
Так я и поступила.
За окном возвышалась металлическая крыша соседнего корпуса. Через внутренний двор, можно проникнуть в хозяйственный блок.
– Знаешь, я тоже когда-то ходила в гипсе, – сказала я, в то время как Димка печально посмотрел на свою ногу. – Руку сломала. Слава Богу, правую, а то пришлось бы переучиваться на правшу!
Димка улыбнулся.
Следующие полчаса пролетели незаметно для нас обоих. Когда стрелки показывали сорок пять минут пятого, я попрощалась с другом и ушла.
Странное чувство, сопровождавшее меня весь день, немного угасло, предоставив разуму возможность мыслить рационально. Я захотела встретиться с Максимом и расспросить его о случившемся, но его мобильный был отключен. Тогда я решила поехать к нему домой.
F
Если бы кто-нибудь пару лет назад сказал мне, что я буду иметь что-то общее с этим человеком, безусловно, я бы ему не поверила.
Кажется, мы слишком разные.
Кажется, кажется, кажется…
Я звоню в дверь.
Никто не открывает.
Стою перед закрытой дверью, нажимаю на кнопку снова и снова.
Уже когда я повернулась, чтобы уйти, щелкнул замок, и на пороге показалась чья-то блондинистая голова.
Максим.
Можно бесконечно долго смотреть на три вещи: огонь, воду и на Двойной бланш в исполнении Макса.
– Привет, – слышу я сонный голос.
– Привет.
Максим делает молчаливый жест, и я вхожу в квартиру.
В то время как я разуваюсь в прихожей, он идет на кухню, чтобы сварить кофе.
Я ни о чем не спрашиваю, он ничего не говорит.
На секунду я впала в замешательство по поводу своего визита. Но вскоре вспомнила его цель.
Уютный вид гостиной красноречиво свидетельствует о существовании в этом доме женщины. В данном случае, матери моего друга (?)
Приятеля?
Коллеги?
Странно, но я не могу с уверенностью сказать, кто этот человек лично для меня.
Не совсем друг.
Не совсем приятель.
Не совсем коллега.
И при этом нас не связывает ничего, кроме паркура.
Журнальный столик в виде символа Инь-Ян. Всегда о таком мечтала. И вот он передо мной, заваленный журналами.
Применение по назначению.
Автомобили, компьютеры, спорт, мода – вот темы этой макулатуры, глядя на которую пытаюсь вспомнить, когда в последний раз я держала в руках нечто подобное.
Четыре? Три месяца назад?
Оказывается, время умеет выпадать из нашей жизни. Но только, когда вообще ничего интересного не происходит.
Я останавливаю хаотичные мысли и слышу равномерное шипение тишины. Сознание словно отделилось от развалившегося на диване тела. Я не знаю, сколько это может длиться, потому что вакуум в голове заполняет голос Максима, и я возвращаюсь к своему прежнему состоянию.
Я слышу свое имя и поворачиваюсь к двери.
По коже пробегает легкий холодок, напоминающий тот, который испытываешь, намазавшись зубной пастой.
В летнем лагере, проснувшись, часто обнаруживаешь себя испачканным зубной пастой.
Детские забавы.
Пара серо-голубых глаз уставилась на меня.
Пара карих глаз уставилась на Максима.
Человек на пороге выглядит спокойным, но я знаю, что это всего лишь маска, за которой скрывается ранимый мальчишка. Наверняка, он догадывается о цели моего визита, поэтому ни о чем не спрашивает. Он выбрал выжидательную позицию. Я же, со своей стороны, не пытаюсь ничего объяснять.
Удивительно, но эта игра начинает меня забавлять…
– Какой кофе предпочитаешь, горячий или холодный? – интересуется Макс, и его лицо озаряет улыбка. Очаровательная до чертиков.
Как истинный джентльмен, хозяин дома пропускает даму вперед. Мы топаем на кухню, где нас нетерпеливо дожидается свежесваренный кофе и круасаны. Для кого, может и ужин, а для кого завтрак, подумала я и улыбнулась.
Отличный кофе, свежие круасаны, что еще нужно в начале дня?
– Как это произошло? – Первой молчание нарушала я.
Максим посмотрел в сторону, затем опять на меня и произнес:
– Сорвалась перекладина…
– Вы что, не проверяли площадку?! – Возмущение нарастает.
– Ты права, я виноват, – тихо, но отчетливо прозвучал ответ Максима. Он старательно избегает смотреть мне в глаза. Точно провинившийся ребенок. Но долго ждать не приходится, он поднимает взгляд.
Нет.
Незримые нити, соединяющие взгляд наших глаз. Правда эхом звучит у меня в голове.
– Тебя ведь там даже не было! – не выдержала я. Чувствую, как теряю контроль. Драгоценный, всеми любимый контроль разума над эмоциями.
Максим молчит. Я разглядываю пепельницу на столе.
– Ты куришь? – мой голос еще дрожит от возмущения.
Услышав вопрос, Максим оживляется и приходит в себя, как после долгой зимней спячки.
– Мама курит.
Я понимающе киваю: моя матушка тоже дымит на кухне. И если спрашиваю, почему нельзя делать это на балконе, презрительно молчит.
Надпись на футболке Макса гласит: «Don’t try to be good!«
3
Я с умилением вспоминаю свое детское желание уйти в монастырь. Но, к счастью или к сожалению, инициатива угасла едва разгоревшись.
– Что смешного? – недоумевает сидящий напротив юноша.
– Ничего, – я пытаюсь сдержаться, но один сдавленный смешок все-таки вырывается у меня из груди. – Когда-то я собиралась стать монашкой.
Максим смотрит на меня внимательно.
Чувствую себя дурой.
Ожидаю насмешок и шуток в свой адрес. Но он серьезен как никогда.
– Я тоже об этом помышлял… когда-то…
Забавно слышать это от него.
Почти семь часов вечера, во рту горький привкус, и мне совсем не хочется домой.
– Я собирался тренироваться на крыше…
– Отлично. Идем! – Выпаливаю я. Очевидно, подобная решительность явилась для Максима неожиданностью, но маска спокойствия вновь на лице.
F2
На лифте мы добираемся до восьмого этажа. Оставшийся путь на крышу двенадцатиэтажки преодолеваем пешком. По дороге Максим интересуется, почему меня не было на вчерашней тренировке, и я честно говорю, что именно по той причине попала под домашний арест и дала отцу слово не заниматься паркуром до совершеннолетия. В ответ на вопрос Максима, что это меняет, я пожимаю плечами.
Солнце близится к горизонту, и телевизионные антенны – редкие колючки вытягивают свои тени на бетонном холсте. Мягко скользящие лучи догорающего светила словно включают старую джазовую пластинку, и я почти физически слышу «What A Wonderful World» Армстронга.
Устроившись поудобней неподалеку от Максима, я наблюдаю за ходом событий со стороны.
Он начинает тренировку с разминки. Затем я наблюдаю, как он переходит от одного элемента к другому только когда преисполняется абсолютной уверенности в своей технике.
Чтобы лучше понять человека, посмотри каков он в деле.
Чтобы определить его жизненные ориентиры, проанализируй его почерк. Особенно начертания цифр.
Земля ни на секунду не прекращает своего бега. Вечный марафон оборачивается сменой дня и ночи, времен года.
Я печально смотрю на свою школьную форму и обреченно вздыхаю, и мне совершенно не хочется домой.
– Ты всегда спишь днем? – интересуюсь я у Максима, когда тот усаживается рядом. На лице его удовлетворенная улыбка, и, кажется, проходит целая вечность, прежде чем он открывает рот.
– Только, когда не могу уснуть ночью.
Мужская логика – это логика, женская логика – это комок парадоксов.
Далеко не новость, но я не перестаю удивляться.
– А почему ты не можешь уснуть? – не унимаюсь я.
– Иногда это сложно, – я вижу, как он отчаянно пытается уйти от ответа.
– Но ведь дыма без огня не бывает!
Максим не дожидается кульминации издевок, опережая мои мысли.
– Не знаю, поймешь ли ты меня. Но это не важно, если хочешь знать, слушай!
В воздухе повисает интрига…
Максим делает глубокий вдох.
Этот честный и одновременно лукавый взгляд серо-голубых глаз.
Усердно пытаюсь определить, кого он мне напоминает. И я абсолютно уверенна, что он очень сильно похож на какую-то рок-звезду. Позже становится ясно – звезду зовут Стинг.