– И не побоялась к нему идти? – Клава пыталась изобразить ужас на лице. Но это больше походило на любопытство.
– А чего бояться. Не поняла. Он не кусается. – Чего только Клавка не выдумает.
– Ты не знаешь? Об этом все говорят. – Клавдия понизила голос, ухватила собеседницу за пуговицу халата. Не вырвешься, голубушка, все выслушаешь. Хоть кому-то еще можно рассказать.
– О чем? Что я пропустила? – Маша сторонилась больничных слухов и сплетен. Она справедливо думала, что и об ее уродливом лице было немало разговоров.
– Он чернокнижник. Колдун. – Как можно не знать такой потрясающей новости. Среди них настоящий колдун. Это кому рассказать…. Рассказать кому, она найдет.
– Чего выдумали. Какой он колдун. Ну, на костыле. Что с того?
– Сама посуди, в тринадцатой палате доходяги лежали. А нынче забегали все наши врачи. Душу продали чернокнижнику парни. Ночью черную мессу правили. Он их и вылечил. Сила колдовская!
– Глупости это. В госпитале черная месса? Не средневековье же. – Маша рассмеялась. Кто в эту чушь поверит.
– Не глупости. Все говорят. Роман живет в бараках. Вот там каждую ночь черную мессу творит. В сатанинском обличии по округе бегает. – Живое воображение подсказывало Клаве страшные сцены. Ведьмы и черти с рожками. Невинные девы зарезанные на алтаре. Ей и впрямь стало страшно.
– Как? – Поверить во все это Маша не могла.
– Он козлом рогатым одевается и по ночам бегает. Колдун все может. И парней этих на ноги поставил. Шаманом себя зовет. Такие пентаграммы чертят, бесов вызывают. Кровью на бесовский алтарь брызгают. Он за тем к нам и работать пришел. В хирургии кровь учуял. Он все может. Костылем махнет, кожа твоя станет белая и шелковая. Такое ни в одном салоне красоты не сделают. Если его обидишь, так порчу напустит. Венец безбрачия наденет.
– Дура ты, Клавка. Где только всякой чуши набралась. – Маша пошла дальше. Дурью развлекаются.
Она собиралась выбрать цветы для Романа. Но кольнуло сердце: ребята в тринадцатой палате ожили. Это правда. Раньше такого не случалось. Если так… Может и вправду.
Она бросила халат на спинку стула. С подоконника взяла горшок с фиалками. Помчалась к Роману. Решение по дороге созрело само собой. Моментально. Запыхавшись, вбежала в кабинет Романа.
– Принесла. Ставить то куда? – А сама думала, как попросить колдуна о помощи. Так хочется верить в сказки, так просто обманывать себя.
– Поставь на виду. На полку. Здесь и смотрится и солнца хватит.
Маша поставила цветок. Роман стоял, опираясь на костыль, приглядывался, хорошо ли будет смотреться.
– Вы поливать не забывайте. А то засохнет. – Посоветовала Мария.
– Полью. А как часто? Я с цветами не очень. Могу от усердия и залить.
– Земля подсохнет, польете. Рукой пощупаете, сразу определите. – Отчего мужчины таких простых вещей не знают.
– Так и сделаю. Спасибо.
– Роман Алексеевич. – Маша собиралась с духом. Сейчас попросит.
– Чего?
– Вы… вы можете сделать меня красавицей? – Маша выдохнула из себя просьбу. Понимала, говорит глупость, но не могла сдержаться.
– Не понял. – Просто сказка на детском утреннике.
– Лицо. Вы же ведете, какая я. Хоть чуть получше. – Маша почти пищала от стыда и смущения.
– Зачем тебе. Ты и так хороша собой. – Чего только не удумают девки. Морду огурцами обклеивать на ночь, утром цветными мелками раскрашивать. От безделья это.
– Как зачем. – Она замолкла, потом брякнула. – Я замуж хочу.
– Чего?
– Ну, как другие. Нет в этом ничего плохого. – Извинялась Мария.
– Ты знаешь, что женское счастье, оно не долгое. – Как им объяснить, муж не только счастье, но и ноша тяжкая.
– Хоть день, да мой. Хоть узнать, что это такое. – Это она из упрямства. А что? Другим можно, а ей старой девой оставаться?
– Ой, Машка. Не знаю, кто и что тебе наговорил. Совсем сдурела.
– Я ничего не пожалею. Зарплату вам отдам. У меня под отчетом спирт есть, хотите?
– Не нужен мне спирт. У самого есть.
– Я, как эти ребята из тринадцатой палаты, я душу могу заложить. Только помогите. – Это было уже отчаяние.
– Одурела! – Роман представил, какие разговоры идут про него.
– Все говорят, вы колдун. По ночам черную мессу правите. Пожалуйста. Я на все готова. – На глазах Маши выступили слезы.
– Что с тобой делать. Придется рассчитываться мне за цветочек аленький. Аксаков для меня писал. Хочешь цветочек, расплата последует. Семь бед, один ответ. Подымайся. Иди за шкаф, умойся. После этим полотенцем, – Роман протянул Маше полотенце, что лежало на полке, – лицо оботри досуха. Но гляди у меня, умывайся с закрытыми глазами. Пока лицо этим полотенцем не оботрешь, в зеркало смотреть нельзя. Сам темный хозяин на тебя глядеть будет, если взглядом с ним встретишься, не только душу заберет, с собой в зазеркалье утащит. В ад, то есть. Верну твой нормальный вид. Но, гляди, обратно захочешь личину надеть, не проси, не помогу. – Если девчонка хочет сказки, пусть получит. Очистить кожу он мог и так. Наболтал, что б интереснее было девчонке.
– Ой, Роман Алексеевич. Только сделайте. – Маша ждала чуда.
– Иди тогда. Водой омойся. – Ромка корчил из себя ведьмака.
Мария заскочила за шкаф. Сердце трепыхалось в груди. Сама не верила, как решилась на такое. Закрыла глаза, начала умываться. После тщательно вытирала лицо. Не отнимая полотенца от лица, вышла:
– Роман Алексеевич, а теперь можно глаза открыть?
– Если все выполнила, как велел, можно. Иди, смотрись.
Мария отвела руки с полотенцем от лица и бросилась к зеркалу. Ног под собой не чувствовала.
– Вау! Ой! – Кричала она, рассматривая свое лицо в зеркале.
– Чего там? – Роман старался сохранять серьезность. Обряд колдовской – это вам не шутка.
– Роман! – Она выпорхнула из-за шкафа и бросилась на шею к Ромке. – Спасибо, Роман Алексеевич. Какой красавице вы меня сделали.
Мария была готова и плакать, и смеяться.
– Ну, чего! Говорил, не делай добра, не получишь зла. Выскочила и давай первому попавшемуся мужику, то есть мне, на шею вешаться.
– Я не вешаюсь. Вы посмотрите, Роман Алексеевич. Какая я стала. – Маша не моглда прийти в себя от счастья.
– Как надо, такой и стала. – Ромка думал. Именно так должен разговаривать настоящий ведьмак.
– Вы на лицо посмотрите. Все исчезло. Так в лучшей пластической хирургии не сделают. За бешенные деньги. Мне бы никогда столько не заработать, что б туда попасть. И кожа какая стала. Так никакой крем, ни какая операция. А вы за один раз.
– Вот и иди, ищи себе жениха. Счастья ей подавай. – Роман ворчал, как старый дед. А сколько ему лет на самом деле? Ровесник вселенной. А может вселенная, в которой он находится, ему в правнучки годится. Он не знает времени. Оно не существует для него. То, что помнят другие его воплощения, он воспринимает, как свою жизнь.
– И найду. – Маша была уверенна, ее судьба изменится.
– Иди. Душу береги. Никому не отдавай. – Посоветовал Роман.
Маша выскользнула из комнаты и новой, теперь уверенной походкой пошла по больничному коридору.
Роман стоял у окна своего кабинета. Смотрел на улицу. То ли воспоминания, то ли другая реальность ворвалась в сознание. Легким звоном. Он увидел того мальчишку, Даньку. Лежит на сундуке в каюте капитана Свена. Умаялся после тренировки. Фехтовальщики чертовы. Так парень загнется раньше срока. Нельзя оставлять этого так. Роман шагнул сквозь реальности, вошел в дрему Даньки. Мгновение, они начали тренировочный бой. Данька. Ты и не подозреваешь, как тебе повезло. В лице Романа сама Извечная Сущность дает тебе уроки мастерства. Каждый звон клинков оживет в тебе. Потаенные уголки человеческого мозга открываются. Ты получаешь доступ к запретным уголкам сознания. Бой закончен. Данька уплывает в свои сны. Роман возвращается из потока воспоминаний своего прошлого воплощения. Он снова стоит у окна в своем кабинете.
Мария Николаевна вылезла из троллейбуса. Тот захлопнул за ней двери. Она постояла, озираясь по сторонам. Перекинула котомки через плечо, в оставшиеся вцепилась руками и пошла. Она часто останавливалась, что б передохнуть и собраться с мыслями. Она хотела выполнить обещание данное мужу, Николаю, не плакать, быть сильной. Но это не получалось. Слезы текли по щекам.
Я должна, должна. Толика бы не расстраивать. Ему и так тяжело. – Крутилось в голове. Ей указали, как пройти в хирургию. Вошла в холл. Тут лежит ее сыночек, ее мальчик. Забралась на третий этаж. Отыскала палату. Остановилась у дверей. Номер какой нехороший. Тринадцать. Не счастливый. Открыла дверь, вошла. Ее Толик и второй парень сидели на своих постелях, разговаривали и смеялись.
– Что, Алексей, здорово Роман нас за один прием вылечил. Без него пропали бы. Как заново родились. Приеду домой к мамке…
– Толя! – Мать сбросила сумки и бросилась к сыну.
– Мама! – Анатолий приподнялся навстречу матери.
Она обняла его. Заплакала.
– Толя. Толечка мой. – Обнимала его плечи, голову. Руки ее дрожали, от слез ничего не видела.
– Что ты, мама. – Толя обнимал мать, пытался ее успокоить. Господи, мама рядом. Все позади. Все будет хорошо.
– Я к тебе. Нам сказали, ты совсем плох. Ноги будут отнимать. – Слезы. Будто в ней были реки слез. Вновь полились из глаз. Одна мысль, что ее сыну причинят такую боль, что он станет калекой разрывали сердце.
– Мама, смотри, скоро ходить буду. Алесей то же неходячий был. А теперь шустро бегает. – Он руками чуть отстранил от себя мать, пусть увидит, он стоит на ногах. – Видишь, видишь, мама. У меня все хорошо.
– Вы не плачьте. Здесь хорошо лечат. – Говорил Алесей. Глядя на этих двоих. Алексею самому отчего-то хотелось плакать. Мать, сколько в этом слове.
– Ой. Вижу. Только успокоиться не могу. Мы с отцом извелись. Нам сказали, без ног ты останешься. – Мария Николаевна пыталась унять слезы.
– На поправку я мама. Все обошлось.
– Слава богу. Чего это я? Я гостинцев привезла. Все свое.
Она вновь бросилась к своим сумкам, начала вытаскивать гостинцы.
– Поедите маленько. Все польза будет. Здесь, наверно, одной кашей кормят. – Кто позаботится о ребенке, кроме матери. Никому не нужно чужое дитя.
– Нет. Кормят не плохо. Но по домашнему я соскучился. И Алексей не откажется.
– Вот, вот. Все из дома. Сальцо. Как ты любишь, подкопчённое. – Она суетилась, никак не могла прийти в себя от радости.
– А как, как лечили-то? – Спохватилась Мария Николаевна.
– Нормально. Ромка пришел и вылечил. – Такое простое объяснение.
– Ромка?
– Ну. Да. Потыкал так, этак. Мне ноги потер. Лехе по хребту двинул. Все и прошло. – Сейчас все было в прошлом и выглядело даже забавным.
– Ты чего его Ромкой называешь. Надо Роман доктора звать. – Что ж у нее сын такой нескладный. Как можно так говорить о докторе.
– Не доктор он. Просто мужик хороший. Санитаром работает. – Толик рассмеялся.
– Так простой санитар? – Мать не могла понять, как может санитар вылечить. Если врач не смог. Их же тому обучают.
– Да. Врачи отказались от нас. А Роман пришел, все в одночасье сделал.
– Отблагодарить надо. По-людски. Чего-то дать. Заплатить. Сейчас даром никто. Хоть гостинцев, денежек дать. – Весь ее жизненный опыт говорил об этом. Сухая ложка рот дерет.
– Мама, успокойся.
– Как успокойся. Надо найти его. В ножки поклонится. А вы кушайте, кушайте. Я сбегаю, отыщу его.
Она нагребла в одну сумку «гостинцев», вышла в коридор.
Ромка сидел, развалившись на стуле, и глядел на цветочек. Сосредотачивался.
– Хорошо. Совсем не плохо, смотрится. Уют и шарм.
Вошел Павел Павлович.
– Что, Рома? – Главврач печально качал головой.
– Что, Павел Павлович? – Опять ему достанется.
– Опять твои проделки. С прежним не успели развязаться. Что творишь? – Павел Павлович подсел к столу.
– Что случилось? – Роман понимал, о чем идет речь. Но желания признаваться в содеянном у него не было.
– Сам не знаешь. Опять прикидываешься. – Павел Павлович не знал, хвалит ему Ромку или ругать. – Я про Марию спрашиваю.
– Она сама просила. – Объяснение глупое, но другого не было.
– Сейчас вся больница стоит на ушах. О твоих делах и в других отделениях наслышаны. До главного врача госпиталя дойдет.
– Я не хотел. – Иногда и Боги, как простые мальчишки, оправдываются за свои проделки.
– Делать то что? Он не хотел. Не знаю. Как тебя ругать. Молодец ты. Людям помог.
– Видите. Молодец. – Роман рад похвале.
– Как соленый огурец. Молодец.
В этот момент в дверь постучали.
– Войдите, – бросил Павел Павлович.
На пороге стояла пожилая женщина. Мария Николаевна.
– Мне Романа. – Женщина переступила порог. – Сказали, здесь могу его найти.
– Я Роман.
– Я к вам. Я мама Толика. Из тринадцатой. Я поблагодарить вас.
– За что?
– Вы сыночка подняли. На поправку он. Я б в ножки вам поклонилась.
– Спасибо. Не надо. – Роман даже испугался. Вдруг сейчас в ноги бросится.
– Я тут гостинцы с собой везла. – И Мария Николаевна стала выкладывать все из сумки. – Это от чистого сердца. Свое, деревенское. По своему рецепту готовила. Все чистенькое, не побрезгуйте.
– Спасибо. – Что теперь с этим делать?
– Если денежек надо, – рука женщины полезла за пазуху. – Сейчас достану.
– Да, не надо. Не доставайте. Ни каких денег. Это государственное учреждение. Не положено. Успокойтесь. Вон, Павел Павлович, главный хирург отделения. Он говорит, что скоро выпишет вашего сына. Вернется домой, здоровый.
– Спасибо. Спасибо, Павел Павлович, спасибо вам всем. – Люди какие тут добрые. Как их благодарить.
– Вы лучше за сыном поухаживайте. Ему еще не так просто. Думаю, как Павел Павлович, сколько он еще пролежит? – Спросил Роман.
– У тебя, Рома, спросить надо. Ты эту кашу заварил.
– Мы тут с Павлом Павловичем посоветовались, дня через два можно домой. – Выкрутился Ромка.
– Спасибо. – Мария Николаевна кланялась. За сына благодарила.
– Идите, сын вас ждет. – Роману было неловко.
– Я побежала. – Мария Николаевна вышла.
– Как, Павел Павлович, молодец, как соленый огурец. Вот тебе банка огурцов. Домашнего соленья.
– Да, Рома. На стороне стал зарабатывать. Сырым и вареным берешь.
– Не обижать же ее.
– Все правильно. Она от чистого сердца. От радости. – Павел Павлович вздохнул. Чаще бы отпускать людей с радостью в сердце, а не с болью.
– И я о том же. Павел Павлович, мне бы после дежурства, да и от греха подальше. Можно домой уйти?
– Ты свалишь, а мне тут отдуваться. – Усталая улыбка.
– Вы ж у нас главный. Вам и отвечать.
– Иди, Роман. И мне спокойнее будет без тебя.
– Спасибо.
Павел Павлович поднялся и ушел к себе в кабинет. Только сел за стол, телефонный звонок.
– Да. – Неизбежное свершилось. Ну, Павлуша, подставляй шею, намылят.
– Павел Павлович, что у тебя там творится? – Голос главного врача госпиталя.
– Ничего. Как обычно, лечим. – В нас живут проказливые дети. Мы не в ответе за шалости.
– Ты мне мозги не лечи. До меня дошли слухи, что вы какой-то чертовщиной занимаетесь. Черной магией. По отделению шаманы с бубнами толпами разгуливают.
– Это слухи. У нас никакой магии нет. – Объяснений разумных у Павла Павловича тоже не было.
– Ты у меня смотри. У нас доброхотов много. Вмиг напишут. Комиссиями замучают. Нас с тобой по головке не погладят.
– У меня все в порядке.
– Сам проверю. Выберусь, сегодня или завтра, проверю.
– Будем ждать.
Роман вышел из госпиталя, направился к себе домой в квартал трех поганок.
Надо же, оказывается, я чернокнижник. Колдун. Вызываю нечисть. А как вызвать?
– Демон, приди! – Тихо проговорил он. Еще прохожие будут шарахаться.
Рядом с Романом появился парень. Ничем не примечательный. Рубашка с коротким рукавом, джинсы, кроссовки. И на лице веснушки. Не солидное исчадье ада. Подсунули. У них там с кадрами плохо или этого по знакомству взяли? Папенька позвонил, пристроил свое чадо.
– Повелитель, звали? – Приветливо улыбается. Менеджер по продажам. Сейчас фуфло начнет втюхивать.
– Кого звал? – В голосе, отстань, не до тебя.
– Меня, повелитель. – А сколько счастья в лице. Сейчас готов выполнить все. Оплата вперед.
– А ты кто? – Уточнить все же стоит.
– Демон. – Может, ослышался, не демон, а Димон, как модно говорить.
– Какой к черту демон?
– Среднего класса. – В глазах тоска. Если б чин пожаловали за услуги.
– А! А постарше есть? – Ромка придумывал, как отделаться от этого веснушчатого парня.
– Если повелитель прикажет. – Парень сник.
– Где у тебя рога, хвост там?
– Нам не положено. Мы – демоны.