Планета по имени «Рай!»
Книжка снов
Андрей Севбо
© Андрей Севбо, 2023
ISBN 978-5-4485-3129-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть I
ПОСЛАННИК
Луч рассветного солнца рассёк пустую комнату надвое и в средокрестье его прицела оказалось моё сомкнутое веко. Последние райские видения были залиты нежно алым, не предполагающим компромисса со стороны второго глаза, погруженного в глубокую фиолетовую тень, отброшенную носом.
Мелодия дверного звонка, точно вор, проникла в карнавальную пустоту сновидения и власть тьмы, как и любая другая власть, была свергнута в одночасье.
Рассыльный, что вручил мне телеграмму, никак не напоминал члена сборной команды по баскетболу.
Я обнаружил его в нескольких сантиметрах от кафельного пола парадной, среди мчащихся титров моего прерванного сна. Он путался в полах оранжевого дождевика. Лужа, натекшая со складок, никак не объясняла яркого солнца в окне, и почему и кем перепутаны эти кадры.
Разносчик телеграмм*, являющийся, на самом деле, посланником самой Мойры, богини судьбы, может принимать сколь угодно странный облик – это его право. Этот же был примечателен не столько малым ростом, сколько сходством с ящерицей, или с хорьком.
Телеграмма, как правило, не предвещает ничего хорошего. Даже когда скупой на подарки родственник извещает тебя телеграммой о дне твоего же рождения, он свидетельствует, тем самым, что дни твои кем-то сосчитаны, сочтены то бишь.
Что тут хорошего!
Если любопытно, вот текст, криво вклеенный в серый бланк:
= ПРИГЛАШАЕТЕСЬ ПОСТАНОВКУ ПЛАНЕТУ PARADISE-11
= ВЫЛЕТ 24.03.2299 =РЕЙС 306 – 1603 SK =
= ДИРЕКТОР РАЙСКИЙ=
Я расписался в корешке бланка одолженным лилипутом химическим карандашом. След карандаша был слабо различим на казенной бумаге.
Рассыльный, откинув капюшон, послюнил огрызок карандаша. Сам рассыльный мог бы поместиться в картонном посылочном ящике. И он исчез без видимых усилий, оставив мне зеленоватый конверт и фиолетовое пятно от химического карандаша на среднем пальце моей правой руки.
Странностей было уже предостаточно, чтобы я не дал себе труда догадаться, как такой гном без посторонней помощи мог дотянулся до кнопки дверного звонка. В конверт был вложен билет на полет в челноке на следующую пятницу, с вклеенной голограммой, на которой радужно переливалась улыбкой то ли девушка, то ли ящерка.
Космический челнок вытянулся наизготовку. Его керамическая облицовка повидала всякое: перепады от точки замерзания жидкого азота до температуры кипения звездной плазмы, и потому выглядела как загаженный кафель в мужском туалете. Трапы были поданы.
Согласно билету, я направлялся в провинцию Трилистника – галактическую Тмутаракань. Челноки летали туда от случая к случаю, регулярных рейсов не было. Борт 306—1603 SK был зафрахтован космолинией «Гончий Пес» и в общем расписании не значился.
Телеграмма – старинный, давно забытый способ коммуникаций, породивший понятие телеграфного стиля в литературе и бесследно исчезнувший в конце XX столетия.
Об этом я узнал из радиосообщения, разворачивая обертку успокоительной коньячной карамельки, развалясь как бывалый, в засаленном кресле космического челнока.
Две орбитальных петли вокруг Земли – не признак ли это технической неполадки?
Тем более из иллюминатора, с просроченным штампом контроля на термостекле, было видно, как с короткого крыла идет срыв перламутрового пара и сносится в сторону атмосферной дымки Земли.
Однако всё обошлось. Прозрачные крышки персональных капсул накрыли немногочисленных пассажиров челнока. Оказавшись внутри такой капсулы – их иначе называют рыбьими пузырями – можно делать все, что заблагорассудится. Сосать винные конфетки, например. Листать журналы с рекламой туроператоров разных галактических компаний. Можно и спать. А если не получается, то на стеклянной крышке напечатана буква «S». Первая буква слова sleep древнеанглийского языка. Хотя предпочитаю dream.
Слегка прикоснувшись к ней пальцем, можно оказать себе любезность и добрую часть полета скоротать в сладостном забытьи, пока несколько миллионов световых лет не сотрут металлокерамическую облицовку корабля до толщины истлевшего кленового листа. И все это за время не большее, чем перелет на старинном самолете из Москвы до Камчатки или путешествие в карете из Парижа в Тулузу.
Но не в это дело. Космические перелеты давно вышли из моды и стали анахронизмом ещё 100 лет назад. Гораздо проще стало посылать себя по @-факсу. Даже если связь не очень надежна и при пересылке возможно повреждение персонального кода, твой @-двойник получит необходимое количество органов и опций, принятых по умолчанию в перципиентном регионе. И удивляться тут нечему, даже если на планете X ты будешь разгуливать в виде лысеющего шестирукого бодхисатвы с хвостом игуаны и рожками виноградной улитки.
А необходимость удивлять и удивляться в этом мире все же осталась. Этот рудимент человеческой психики, что и составляет основную трудность профессии театрального режиссера. Театр, как ни парадоксально, не умер, как кино, музыка или литература.
Театр стал неотъемлемой часть жизни людей в нашем ХХХ столетии. Он, пожалуй, единственное, что хоть как-то отвечает человеческим культурным запросам. Вопрос, на самом деле, в другом: зачем планете P-SE-11 понадобился театральный режиссер – то есть я, покорный вам слуга.
Ведь там, куда я летел своей собственной персоной, посасывая одиннадцатую или сто одиннадцатую коньячную тянучку, народу-то было всего ничего, не больше чем в двух-трех псковских деревнях после дачного сезона.
В корабельный буфет я заглянул от зверской неудовлетворенности в животе от коньячных конфеток, вскоре после того как капсулы открылись, и обнаружил, что на планету P-SE-11 лечу не я один.
В пустом буфете в черном иллюминаторе отражалась Une бледная рожа еще одного любителя персональных перелетов. В самом деле, есть такие чудаки, которые не доверяют @-факсу. Их можно понять. Твой @-фантом теоретически может взбунтоваться и заявить своё право носителя персонального кода. Тогда хлопот с ним не оберешься.
Я сел за соседний столик и тоже отдернул шторку. Моя физиономия бледной медузой нависла над незнакомыми созвездиями. Солнечную систему с крошечной звездой посередине я искать не стал. Зачем? Весь основной звездный атлас в виде светящегося цветного миража был отпечатан на столике. Под левым локтем оказалась Кассиопея. Заказанную рюмку коньяка, стюарт поставил на Плеяд.
– Мы здесь, – пояснил он и тут же передвинул рюмку на сантиметр. – А теперь – здесь. Сорок астрономических узлов в секунду.
Я отпил глоток и поставил рюмку на место. По столику-планетарию тихо ползла красная лазерная букашка – очевидно, это и был наш «Гончий Пес Флаерс-306».
Стюарт принес заказанную тарелку дымящихся самонаматывающихся мок`коронов и шлепнул сверху саморазогревающуюся котлету. Через минуту котлета зашипела, набухла и из пор её коричневой корочки золотистыми струйками потекло в макароны растопленное масло. Вакхическая картина! С учетом того, что рюмка была автопополняемой, я решил, что путешествие в целом удалось.
Второй посетитель заведения казался таким же, как я командировочным. Он жевал морских клоунов, запивая их слегка опресненной морской водой. В тоске неземной и в космическом одиночестве.
– Летите? – кивнул он мне. О чем еще может спросить одна дикая утка поравнявшись с другой в косяке, направляющемся из Сибири в Африку.
– Лечу, – мой ответ был полон искренности, как и моя рюмка-самоналивайка полна коньяка, – на P-SE-11. Вы не бывали в тех краях, случаем? – я накрыл рюмкой красную букашку, которая тут же из-под нее выскочила.
– Скоро буду.
– Коньяку не желаете?
– Давай! – Он пересел за мой столик – планетарий и подставил стакан, из которого предварительно выплеснул морскую воду в вазочку к одинокой бледной орхидее. Возможно – пластиковой.
Я отлил из своей самонаполняемой рюмки половину. Выждали, пока уровень жидкости в ней восстановится
– Саша, – представился он.
– Фемистокл, – мы чокнулись.
Челнок вздрогнул.
– Скоро все мы там будем.
– Пардон?
– Все мы будем на P-SE, – промолвил Саша. И вдруг заржал каким-то ненастоящим, театральным смехом, который можно включить одной кнопкой сразу на всю мощь.
Я отметил, что он слегка напоминает мне одного актера, знакомого по русским фильмам 2-й половины XX века, а именно Олега Басилашвили. Именно его бледное чело теперь маячило в черном иллюминаторе среди тихо плывущих созвездий.
– Ты зачем туда летишь?
Вместо ответа я выловил из кармана куртки мятую бумажку – телеграмму Райского.
Едва взглянув, Саша, ухмыльнувшись, достал из кармана точно такую же, и там криво значилось:
= ГОСПОДИНУ АБАЛАКОВУ А.А.
=ПРИГЛАШАЕТЕСЬ ПОСТАНОВКУ ПЛАНЕТУ PARADISE-11
= ВЫЛЕТ 24.03.2299 =РЕЙС 306 – 1603 SK =
= ДИРЕКТОР РАЙСКИЙ=
– Актер? – спросил я Сашу. (Какой фильм я прежде видел с участием Басилашвили?)
– Сценарист. Драматург. Специалист по спецэффектам.
– Я – режиссер. Кино, телевидение, театр.
– А-а, – протянул драматург, он же поспецэффектам, – представитель реликтовых профессий!
– Вроде того.
– Что, есть работа? – поинтересовался А.А.Абалаков, лавко плеснув коньяк из моей самоналивайки в свой стакан.
– Да, как сказать …, – я машинально уставился на свою рюмку, в которой медленно стал подниматься уровень жидкости.
– Так и сказать: ни хрена. Иначе, с какого, брат, ПОНТАЛЫКУ ты бы ТУДА полетел.
– Ни хрена, – сознался я, покоренный могучей лексикой Саши Абалакова.
– Скажи мне, друг Фемистокл, вот скажи искренне, ты любишь театр?
– Нет, – ответил я как можно искреннее, – в данную минуту – нет.
– И я – нет.
– А это надо?
– Что надо?
– Чтобы делать своё дело, нужно его любить?
– Думаю, что нужно, а то стошнит. Во всяком случае, поначалу, когда выбираешь, чем бы заняться. Потом, наверное, не очень-то и важно. Главное, чтоб потом, всю жизнь, не сильно тошнило.
– Хорошо сказано! – Саша со своим стаканом важно откинулся на спинку диванчика. – Это как с женщиной. Если выбирать себе женщину – никогда не выберешь. У одной характер, у другой – нос, у третьей – прикус не нравится или вся фигура …. А вот полюбишь, и …. Будем! —протянул он свой стакан.
– Давай.
Выпивая, он отставлял мизинец в сторону крючком, что выдавало его желание нравиться.
Стюарт попросил нас занять свои капсулы.
Я прихватил с собой самоналивайку. Знаю, что обман, но не стал себя удерживать.
Тормозил челнок жестко. Похоже, даже пару раз промазал мимо P-SE. Но потом как ни в чем не бывало, нахально завывая плазменной турбиной, поставленной на реверс, прокатился по обожженной посадочной полосе и встал против бронированного терминала.
Нас с Сашей снял с борта транспортер и затащил, вместе с чемоданами, на крытую пассажирскую платформу. Кто сейчас возит с собой чемодан с носками и рубашками? – Чудак был этот драматург. Через решетчатый пол сквозил холод, вокзальная бесприютность.
Встречал нас директор самолично и сразу отвез в театр. Судя по всему, это было здание местного клуба и драмтеатра по-совместительству.
Райский даже не пытался нас очаровать.
Ни по-протоколу, ни – без.
Райский был похож на старого пупса, которым он стал уже в 2 года, и пребудет таким без всяких изменений еще лет двести. Его кабинет представлялся свалкой разнокалиберной оргтехники. Её объединяло то, что она безнадежно устарела еще 100 лет назад, но поражала тем, что аппараты все еще работали. Например, антикварный факс аппарат, включился и выжег на термобумаге жирной кириллицей «СЛАВА ГЕРОЯМ – ПОКОРИТЕЛЯМ КОСМОСА!». В конце – подпись с расшифровкой: «Н. С. Хрущев».
На всем лежал ровный слой белесой пыли.
Райский достал граненые стаканы толстого стекла и чайник.
– Пейте чай. Ешьте бисквит
Осторожно попробовал. Это действительно был чай. Чуть тепловатый. Припудренный вековой пылью ноздреватый ломоть на фаянсовом блюдце символизировал хлебосольство Райского с неизменным качеством уже не один десяток лет.
Саша Абалаков молча пожевал губами. На многих такая уловка производит сильное впечатление.
Только не на директора театра на планете P-SE.
По дороге в гостиницу, Райский произвел краткий обзор дел на планете. Заострил внимание на том, что население, оторванное от метрополии испытывает сильнейший культурный голод, и наша задача (то есть Саши и моя) утолить этот голод рядом выдающихся мероприятий, как-то: театральными постановками, организацией и проведением празднеств и международных фестивалей, а так же образованием местного населения в плане достижений мировой культуры, и он надеется, что мы сможем из отсталой в культурном смысле провинции превратить планету P-SE-11 в столицу межпланетной культурной инициативы. Такой дикой абракадабры я не слышал давно.
У дверей невзрачного одноэтажного строения – на вид – сарая, Райский неожиданно попрощался.
– Ваш отель. Располагайтесь, – он вынул Сашины чемоданы из багажника и, сев за руль, быстро умчался по дороге, ведущей в центр. Надо думать, по неотложным делам.
Дверь в «отель» оказалась незапертой. А сам он – заброшенной школой с комнатами – классами.
Кое-где остались даже грифельные доски. Не было только парт. У стены горкой сложены комплекты белья и полотенец. Обстановку довершала пара лежанок.
– Да, блин, – молвил Саша свою первую фразу на этой планете, где никто, похоже, особо за порядком не следил.
Рюмка-самоналивайка, украденная из челнока, исправно проработала весь вечер.
В конце-концов сработал лимит, установленный то ли на время действия, то ли на количество напитка. Последняя порция уже не была такой душистой и крепкой. Брошка автозаполнения почернела и стала похожа на оторванную пуговицу.
Спустившаяся на окна чернота принесла зверский холод.
Саша опрокинулся на лежанку, оказавшейся скрипучей алюминиевой раскладушкой, затянутую цветастым тентом.
– За-завтра, прямо с утра иду к этому з-засранцу, этому ссукину к-коту, потребую аванс и… сматываюсь к такой-то матери! Что это за жи-жизнь? Где он нас пос-селил! Мы ему кто?!!
– С-с-аша, вместе сва-сваливаем. Существовать в таком ду-дубаке и я не-не ммогу.
– А это что, пе-печка?
– Пе-печка, ка-кажется.
– Ну, б-блин, пещера. – Саша вынул и чемодана кое-какое шмотьё и завернулся в него с головой.
У меня не было чемодана.
Я вышел из-под нашего гостеприимного крова на улицу и, спотыкаясь о разбросанные всюду сухие коряги, прошелся вдоль лачуг.
Некоторые дома не имели даже дверей.
Насквозь продувались и просматривались до самой последней комнаты, где в отблесках огня коченели фигурки местных жителей.
Я собрал немного коряг покрупнее и вернулся в «отель».
Огонь разгорелся быстро. Железная печь за пару минут дочиста обглодала те несколько веток, что я принес. Меня удивило, что массивный дрын, крытый корой, едва тронь, рассыпался в прах, в труху, оставался лишь тоненький сучок.
Тепла он давал немного. И я сходил на улицу еще несколько раз.
Драматург, он же по спецэффектам, храпел на своей раскладушке.
Я тоже прилег. На полу, крытая пылью, валялась глянцевая обложка.
ДОБРО ПОЖПЛОВАТЬ
НА ПЛАНЕТУ ПО ИМЕНИ «РАЙ»
Спросите бывалого космического волка
или простого пилота межзвездного челнока
где самое лучшее место во Вселенной?