Девушка как-то собралась. Происходящее было ужасным, жутким, но ничто – ничто! – не могло сравниться с тем, что ей пришлось сделать той ночью, когда умер отец. Она пережила ту ночь. Переживет и эту.
Эти люди, вероятно, были из той же компании, что и Кабзал, – убийцы, которых опасалась Ясна. Они наконец-то ее достали.
Ох, Ясна…
Принцесса мертва.
Скорбь подождет. Как быть с вооруженными людьми, захватившими корабль? Как отсюда выбраться?
Девушка пробралась к сходному трапу. Там было немного света – от факелов наверху, на палубе. Теперь она слышала крики, в которых было больше паники.
– Убивают, – вдруг пробормотал кто-то.
Она вздрогнула – но это был, конечно, всего лишь Узор.
– Что? – прошипела Шаллан.
– Темные люди убивают, – повторил Узор. – Моряки связаны веревками. Один мертвый, из него течет красная кровь. Я… я не понимаю…
«Ох, Буреотец!..»
Вопли наверху сделались громче, но не было слышно ни топота ног по палубе, ни звона оружия. Моряки в плену. По меньшей мере один из них убит.
Во тьме Шаллан видела, как из досок вокруг нее выбираются, извиваясь, трясущиеся спрены страха.
– Что с мужчинами, которые погнались за моим образом?
– Смотрят в воду.
Значит, убийцы решили, что она выпрыгнула за борт. Шаллан на ощупь, с колотящимся сердцем пробралась в каюту Ясны, ожидая, что в любой момент споткнется о лежащее на полу тело принцессы. Не споткнулась. Неужели его утащили наверх?
Шаллан закрыла дверь. Защелка не держала, так что она подтащила к двери ящик.
Надо было что-то сделать. Руки нащупали один из сундуков Ясны, чье содержимое – одежду – разбросали бандиты. На дне Шаллан нашла тайное отделение и открыла его. Каюту озарил свет. Сферы были такими яркими, что на миг девушка ослепла, и ей пришлось отвернуться.
Узор вибрировал рядом на полу, весь содрогался от беспокойства. Шаллан огляделась. Маленькая каюта была разгромлена: одежда на полу, повсюду разбросаны бумаги. Сундук с книгами Ясны исчез. На кровати была лужа крови, которая еще не успела впитаться. Шаллан быстро отвела взгляд.
Внезапно наверху раздался крик, за которым последовал глухой удар. Вопли сделались громче. Она услышала, как Тозбек во все горло орет, чтобы пощадили его жену.
Всемогущий Всевышний… Убийцы казнили моряков одного за другим. Шаллан должна была что-то сделать. Что угодно.
Шаллан опять посмотрела на сферы, спрятанные в фальшивом дне, переложенные слоями черной ткани.
– Узор, мы духозаклянем дно корабля и утопим его.
– Что?! – Он завибрировал громче, зажужжал. – Человеки… человеки… едят воду?
– Мы ее пьем, – сказала Шаллан, – но не можем ею дышать.
– Ммм… Смущен.
– Капитан и остальные в плену, их казнят одного за другим. Лучший шанс, который я могу им дать, – это хаос. – Шаллан положила ладони на сферы и втянула свет, резко вдохнув. Внутри ее вспыхнул пожар, она как будто должна была вот-вот взорваться. Свет был чем-то живым, и он пытался выбраться наружу сквозь поры ее кожи.
– Покажи мне! – закричала она намного громче, чем намеревалась. Это все буресвет, он пробудил в ней нетерпение. – Я уже духозаклинала. Нужно просто это повторить! – С каждым словом буресвет вырывался из ее рта облачками, будто дыхание в холодный день.
– Ммм… – обеспокоенно проговорил Узор. – Я буду посредничать. Увидь.
– Что увидеть?
– Увидь!
Шейдсмар. В предыдущий раз, очутившись в этом месте, она едва не погибла. Только вот он не был «местом». Или был? Имело ли это значение?
Шаллан обратилась мыслями к недавним событиям – к тому, как она в последний раз духозаклинала и случайно превратила кубок в кровь.
– Мне нужна правда.
– Ты отдала достаточно, – сказал Узор. – Теперь увидь.
Корабль исчез.
Все… лопнуло. Стены, мебель – все рассыпалось на небольшие сферы из черного стекла. Шаллан подготовилась к тому, что упадет в океан из этих стеклянных бусин, но взамен рухнула на твердую почву.
Девушка стояла под черным небом с маленьким далеким солнцем. Земля под нею отражала свет. Обсидиан? Куда бы она ни повернулась, земля была сделана из той же черноты. Неподалеку несколько сфер – вроде тех, в которых хранился буресвет, но темнее и меньше – катились по земле и замирали.
Тут и там виднелись густые заросли деревьев, похожих на растущие кристаллы. У них были тонкие стеклянные ветви без листьев. Поблизости в воздухе дрожали огоньки, точно пламя свечей. «Люди, – поняла Шаллан. – Каждый из них – разум человека, отображенный здесь, в сфере Разума». Огоньки поменьше были разбросаны у ее ног – дюжины и дюжины огоньков, но таких маленьких, что она с трудом могла их разглядеть. «Разумы рыб?»
Она повернулась и оказалась лицом к лицу с существом, у которого вместо головы был символ. От испуга Шаллан вскрикнула и отпрыгнула. Эти твари… они преследовали ее… они…
Перед ней стоял Узор – высокий, грациозный, но слегка нечеткий и полупрозрачный. У сложного рисунка его головы, с изгибавшимися под немыслимыми углами резкими линиями, как будто не было глаз. Он стоял, сцепив руки за спиной; на нем было одеяние, по виду слишком жесткое для ткани.
– Иди, – велел он. – Выбирай.
– Что выбирать? – спросила Шаллан, и облачко буресвета вырвалось из ее рта.
– Твой корабль.
У спрена не было глаз, но девушке показалось, что она видит его взгляд, направленный на одну из маленьких сфер на стекловидной земле. Она схватила эту сферу и ощутила внезапный образ корабля.
«Услада ветра». Корабль, о котором заботились, который любили. Он год за годом исправно возил пассажиров, служил Тозбеку, а до того – его отцу. Старый корабль, но не древний, все еще надежный. Горделивое судно. Здесь оно обрело вид сферы.
А еще, как ни удивительно, оно могло думать. Корабль мог думать. Или… отражать мысли людей, которые служили на нем, знали его, размышляли о нем.
– Мне нужно, чтобы ты изменился, – прошептала ему Шаллан, держа бусину в сложенных ковшиком ладонях. Она была слишком тяжелой для своего размера, как если бы весь вес корабля сжался в эту единственную бусину.
– Нет, – пришел ответ, хотя заговорил Узор. – Нет, я не могу. Я должен служить. Я счастлив.
Шаллан посмотрела на спрена.
– Я буду посредничать, – повторил Узор. – Пере… переводить. Ты не готова.
Шаллан снова посмотрела на бусину в своих ладонях.
– У меня есть буресвет. Очень много света. Я отдам его тебе.
– Нет! – Ответ показался рассерженным. – Я служу.
Он действительно желал остаться кораблем. Шаллан это чувствовала – годы службы наделили его гордостью и крепостью.
– Они умирают, – прошептала она.
– Нет!
– Ты чувствуешь, как они умирают. Их кровь на твоей палубе. Людей, которым ты служишь, убьют одного за другим.
Она сама это чувствовала, видела в корабле. Их убивали. Одна из паривших поблизости свечей исчезла. Трое из восьми пленников мертвы, хотя она не знала, кто именно.
– Есть лишь один шанс спасти их, – убеждала Шаллан. – Для этого нужно измениться.
– Измениться, – прошептал Узор вместо корабля.
– Если ты изменишься, они, возможно, спасутся от злых людей, которые убивают. Я не уверена, но у них будет шанс уплыть. Что-то сделать. «Услада ветра», ты можешь оказать им последнюю услугу. Изменись ради них.
Тишина.
– Я…
Погас еще один огонек.
– Я изменюсь.
За долю секунды что-то выдернуло буресвет из Шаллан. Она услышала далекий треск в физическом мире, как если бы ближайшие самосветы треснули, разом лишившись такого большого количества света.
Шейдсмар исчез.
Она снова была в каюте Ясны.
Пол, стены и потолок таяли, превращаясь в воду.
Шаллан погрузилась в ледяные черные глубины. Она забилась в воде, платье мешало ее движениям. Вокруг тонули вещи, вся ее привычная жизнь.
Веденка неистово рванулась к поверхности. Изначально у нее была смутная идея выплыть и помочь морякам освободиться, если те связаны веревками. Теперь, однако, она поняла, что едва ли сумеет отыскать путь наверх.
Что-то окутало ее, как если бы сама тьма вдруг ожила.
И потянуло еще глубже.
8
Нож убивает, солдат воюет
Я не пытаюсь использовать свою скорбь как оправдание, лишь как объяснение. Люди ведут себя странно, после того как столкнутся с неожиданной потерей. Хотя Ясна была вдали от меня некоторое время, ее потеря стала неожиданной. Я, как и многие, считала ее бессмертной.
Из личного дневника Навани Холин, йесесач, 1174Знакомый скрежет деревянного моста, который становится, куда нужно. Солдаты сначала идут по камням, и звук их мерных шагов звучит глухо, а потом они переходят на дощатый мост, и топот делается гулким. Где-то далеко кричат разведчики, возвещая о том, что путь свободен.
Далинар хорошо знал звуки, сопровождавшие вылазку на плато. Когда-то он жаждал их услышать. От вылазки до вылазки испытывал нетерпение, всей душой стремясь разить паршенди своим клинком, добывать богатство и признание.
Тот Далинар желал искупить свой позор – то, как он лежал в пьяном забытьи, пока его брат сражался с убийцей.
Во время вылазки на плато вокруг простирался однообразный пейзаж: голые, зазубренные скалы, большей частью того же тусклого цвета, что и каменная равнина, на которой они располагались, и лишь время от времени тут и там попадались кучки камнепочек с закрытыми панцирями. Эти растения не зря так назывались – их часто путали с камнями. Ничего другого нельзя было увидеть от того места, где ты стоял, до самого горизонта; и все, что можно было принести с собой, все, имевшее отношение к людям, казалось пустячным по сравнению с необъятностью этих бесприютных плато и смертоносных ущелий.
За много лет эта работа превратилась в рутину. Маршировать под белым, точно расплавленная сталь, солнцем. Пересекать одну расщелину за другой. В конце концов вылазки на плато превратились из ожидаемых вещей в те, которые делались по долгу службы. Ради Гавилара и славы – да, но, по большей части потому, что алети – и их враги – были здесь. С этим надо что-то делать.
Запахи во время вылазки на плато были запахами великого спокойствия: раскаленный камень, пересохший крем, прилетевшие издалека ветра.
С недавних пор эти вылазки вызывали у Далинара отвращение. Они были легкомысленным растрачиванием жизней. Их порождала жадность, а не желание исполнить Договор Отмщения. Многие светсердца появлялись на ближайших плато, достичь которых было нетрудно. Но алети этого было мало. Они стремились дальше, устраивая штурмы, и платили за это высокую цену.
Впереди на плато сражались люди великого князя Аладара. Они прибыли раньше армии Далинара, и все развивалось знакомым образом. Люди против паршенди, извилистым строем, каждая армия пытается отбросить противника. Люди могли отправить на поле боя намного больше солдат, но паршенди добирались до плато куда быстрее и без проволочек захватывали их.
Тела мостовиков, разбросанные в той части плато, что прилегала к ущелью, свидетельствовали о том, как опасно атаковать врага, занявшего укрепленную позицию. От внимания Далинара не ускользнуло, как помрачнели лица его телохранителей, когда они увидели мертвецов. Аладар, как и большинство великих князей, разделял подход Садеаса к мостовым расчетам. Быстрые, жестокие штурмы подразумевали, что к людским ресурсам относились как к расходному материалу. Так было не всегда. В прошлом мосты носили солдаты в латах, но успех Садеаса породил подражателей.
Военные лагеря нуждались в постоянном притоке дешевых рабов, чтобы прокормить монстра. Из-за этого в Ничейных холмах плодились как чума работорговцы и бандиты, промышляющие торговлей живым товаром. «Вот и еще одна вещь, которую я должен изменить», – подумал Далинар.
Сам Аладар не сражался, но устроил командный штаб на прилегающем плато. Великий князь указал на трепещущее на ветру знамя, и один из его больших механических мостов покатился в нужную сторону. Мост тянули чуллы; он был полон шестерней, рычагов и валов, а главное – защищал людей, которые им управляли. Но также был очень медленным. Далинар терпеливо ждал, пока рабочие постепенно опускали мост поперек расщелины между плато, на котором они находились, и плато, где реяло знамя Аладара.
Когда мост был наведен, его телохранители, возглавляемые одним из темноглазых офицеров капитана Каладина, рысью взбежали на него, держа копья на плечах. Далинар пообещал Каладину, что его люди не будут сражаться, не считая защиты его самого. Когда они пересекли ущелье, Далинар пришпорил Храбреца, чтобы перейти на штабное плато Аладара. Он ощущал себя слишком легким на спине жеребца – все из-за отсутствия осколочного доспеха. С той поры как Далинар получил эти латы, прошло много лет, и он ни разу не отправлялся на поле боя без них.
Сегодня, однако, он приехал сюда не сражаться – не по-настоящему. Позади него реяло личное знамя Адолина, который вел основную часть армии Далинара на штурм плато, где уже сражались люди Аладара. Далинар не дал никаких особых указаний о том, как именно следовало проводить штурм. Его сын хорошо обучен и готов к командованию. Впрочем, на всякий случай рядом с ним был генерал Хал.
Да, отныне и впредь во главе войска будет Адолин.
А Далинар станет менять мир.
Он направил коня к штабной палатке Аладара. Это была первая вылазка на плато, после его приказа, требовавшего от армий совместных действий. Тот факт, что Аладар выполнил приказ, а Ройон нет – хотя плато-цель располагалось ближе всего к лагерю Ройона, – был сам по себе победой. Небольшое достижение, но Далинар брал то, что мог взять.
Он нашел великого князя Аладара, который наблюдал за полем битвы из маленького шатра, стоявшего на безопасной возвышенности. Безупречное место для командного пункта. Аладар был осколочником, но на время сражений обычно передавал доспех и клинок одному из офицеров, а сам предпочитал осуществлять тактическое руководство из тыла. Опытный осколочник способен мысленно приказать клинку не растворяться, когда его выпустит из рук хозяин, хотя при крайней необходимости Аладар мог призвать оружие, – в этом случае оно в мгновение ока исчезло бы из рук его офицера и появилось в руках великого князя через десять ударов сердца. Чтобы дать клинок взаймы, обе стороны должны были безоговорочно доверять друг другу.
Далинар спешился. Его конь, Храбрец, сердито посмотрел на конюха, который попытался взять поводья, и князь похлопал жеребца по шее.
– Храбрец сам о себе позаботится, – сказал он конюху.
Обычные конюхи все равно понятия не имели, что делать с ришадиумами.
Далинар в сопровождении телохранителей-мостовиков присоединился к Аладару. Тот стоял на краю плато, обозревая поле битвы, что раскинулось внизу, перед ним. Великий князь был стройным и совершенно лысым; кожа у него была на тон темнее, чем у большинства алети. Он стоял, сцепив руки за спиной, одетый в простую традиционную форму: такаму, похожая на юбку, и китель, сшитый в том же стиле, но выглядевший более современно.
Далинар еще не видел, чтобы кто-то так одевался. Аладар также носил усики и пучок волос под нижней губой – еще один необычный выбор. Этот великий князь был достаточно могущественным и прославленным, чтобы сделаться законодателем моды, – и он этой возможностью нередко пользовался.
– Далинар. – Аладар кивнул в знак приветствия. – Я думал, ты больше не будешь участвовать в вылазках на плато.
– Я и не участвую, – ответил тот, кивком указывая на знамя Адолина.
По мостам Далинара ринулись солдаты, чтобы присоединиться к битве. Плато было достаточно маленьким – некоторым воинам Аладара пришлось отступить, давая им место, и они это сделали чересчур охотно.