– Вы были весьма невежливы в тот вечер, молодой человек. Нет, я могу понять, что вам было сложно сразу сориентироваться в сцене, которая предстала перед вами вчера, да и я был слишком разгорячён создавшейся ситуацией в городе. Поверьте, только этим и объясняется моя вспыльчивость в тот день. Но я слишком хорошо знаю Биарриц, – сказал он, кивая в сторону окна своего кабинета, за которым открывались виды на мокрый от дождя город, – и знаю его жителей. Сегодня половина из его обитателей встревожены той нервозностью, которая связана с гибелью нашего уроженца и известного журналиста Ламара Эрсана.
Мэр Лакомб был переполнен ответственностью за горожан и, видимо, переживал за город, который он считал своим, и в котором десяток поколений его предков жили и трудились, подготавливая ему почву для продвижения по лестнице выборных должностей. В его лице поколения Лакомбов наконец-то накопили политическое состояние, достаточное не только для занятия этого поста, но и протискивание выше. Я слушал его и пока не мог понять, какого чёрта ему от меня надо и зачем он решил побеседовать со мной: может, такова была его форма приносить извинения?
– Этот месяц вообще для Биаррица богат на неприятные события: утонул турист, сбили пешехода, кто-то слышал какие-то выстрелы у музея Моря… И хотя все эти события относятся к компетенции муниципальной и национальной полиции, я, как должностное лицо, прекрасно осознаю, что жители города будут указывать пальцем на меня и утверждать, что это именно мэрия не справляется с проблемами подобного рода. Я не могу просто сидеть сложа руки, тем более, как вы знаете, руководство муниципальной полицией возложено на нас.
– Да, господин мэр, но я не совсем понимаю, какое отношение всё это имеет ко мне.
Когда я выехал от Сорелей, мне поступил звонок от секретаря из мэрии – меня просили заехать к месье Лакомбу по его просьбе. Я сказал, что буду через четверть часа. И теперь выслушивал его тираду в недоумении.
– Ваше желание вступиться за незнакомую девушку, с которой я общался на повышенных тонах, вполне понятно…
– Я могу только сказать, что тогда даже не признал вас со спины, а с той девушкой действительно не знаком.
– Тем более, тем бо-ле-е, месье Морель. Ваш порыв вступиться за девушку достоин только самых лестных слов. Просто мне бы не хотелось быть неправильно понятым. Вчера вечером я, – он долго не мог подобрать подходящее слово, – … пропесочивал не даму, а сотрудника муниципальной полиции.
– Вот как?
Мэр поморщился, как от зубной боли. А я сам себе не мог ответить на вопрос, что меня поразило больше. То, что ситуация у «Роялти» носила не личный, а рабочий характер? Я это уже слышал от Мари. Хотя это вряд ли, судя по фразам мэра, бледному виду его собеседницы и устрашающему поведению арабского шкафа. Или то, что симпатичная девушка оказалась сотрудником муниципальной полиции, а не, скажем, социальным работником?
Интересно, а арабский шкаф – тоже муниципальный работник или сотрудник полиции?
– Да, я согласен, что такие разносы лучше не делать публично, можно быть неправильно понятым. Так что, объяснившись, я могу сказать, что ваш рыцарский искренний поступок не помешает нам в дальнейшем иметь между собой нормальные отношения. Я бы не хотел, чтобы в городе возникали конфликтные отношения и распространялись какие-либо слухи о некорректном поведении муниципальных работников, в том числе и о моих личных поступках. Мэтр? – Юлес Лакомб встал из-за стола, протянул мне руку в качестве примирительного жеста.
Я её пожал, выходя из его кабинета в некотором недоумении. Бред. Отчего он так растревожился за мнение мэтра Морэля, вместо того, чтобы мило его проигнорировать? Меня бы поведение мэра интересовало только в одном случае: если бы обнаружилась какая-либо связь между ним и Эрсаном. Бред, полный бред.
Я набрал Арисменди:
– Привет, Биш!
– Привет тебе ещё раз!
– Если ты не занят, я готов поделиться с тобой чашкой чая или кофе прямо сейчас.
– Сам приготовишь?
– Нет уж. Где тебя найти?
– «Блю-кафе».
– Тогда я приду пешком через три минуты.
– Я знаю. Как и то, что ты уже на колёсах.
Дождь прекратился и Бишенте ждал меня на террасе перед кафе. Он сидел, сцепив руки на животе, и умиротворённо крутил большими пальцами. При его немалом росте и отсутствии живота, одетого в джинсы и спортивную куртку, он напоминал некоего футбольного тренера, который уже бросил интересоваться итогом матча с участием его команды: либо она выигрывала, либо проигрывала с разгромным счётом уже к середине первого тайма – шесть-ноль, не меньше. И меланхолическим взгляд окидывал «Гранд-пляж».
– Так откуда ты знаешь, что я уже с машиной?
– Андрэ, – проснулся Биш. – Я даже в курсе, что ты только что был в мэрии. Держи.
Он сунул мне в руки меню:
– Аперитив, месье? Не желаете чего-нибудь поесть?
– Месье желает и поесть, и попить. Ты что, следил за мной?
– Нет, за это ты мне платить не обещал, – хитро улыбнулся детектив. – Ты просто бросил свой танк, кормой упёршись в морду моего скакуна и не глядя бросился в мэрию. А я тебя заметил.
Бишенте в своём репертуаре.
– Как продвигается твоё дело? Ты в мэрию заезжал по этому поводу?
– Нет. Закажи нам креветок.
Я вкратце рассказал ему о разговоре в кабинете Лакомба и вчерашнюю размолвку с ним, не забыв упомянуть о его спутнике устрашающего вида. Упомянул о своих визитах на маяк и к Сорелям.
– А я-то думал, ты наступаешь мне на пятки, а это твои пятки выводят тебя на подходящую версию. Я пока не утверждаю, что на основную, но кто знает?
– Что-то разнюхал? – спросил я.
– Возможно. Я порасспросил одного своего соплеменника из торгово-промышленной палаты Байонны. А ТПП входит в консорциум аэропорта.
– Ты смотался в Байонну?
– Да, но не за порцией хорошего окорока: ближайшая ярмарка будет в четверг. Так вот, один мой старший брат, – все баски называют друг друга братьями, – поделился со мной историей о затянувшемся процессе между консорциумом и семейством Эрсанов.
– Ты в лоб спросил его об Эрсанах?
– Андрэ, дружище, за кого ты меня принимаешь? Я всё же сначала умный баск, а затем уже тупой детектив. Конечно же я подошёл к нему с вопросом о каких-нибудь подрядах по строительству через ТПП для фирмы моего дяди. Начал с Байонны вообще, а затем плавно съехал к аэропорту. Мол, слышал, что там собираются строить новый терминал, нельзя ли как-нибудь перехватить для дядюшки хоть часть подряда. Даже намекнул на благодарность, угостил ужином. Оттого он и стал таким словоохотливым, даже не заметив, что мы съехали со строительной проблематики на юридическую.
– Он упоминал Эрсанов?
– Конечно. Между мадам Эрсан и консорциумом была сначала договорённость о продаже земли. Кажется, они оформили это как-то предварительным договором, но это уже твоя стезя. Однако, когда осталось поставить какие-то подписи в окончательной его форме, мадам Эрсан, думаю, что с чьей-то подсказки, может и самого Ламара, или какого-нибудь парижского адвоката, стала настаивать на увеличении цены, воспользовавшись какими-то формальными поводами. Можешь себе представить положение консорциума: близлежащие соседние участки уже скуплены, раструбили на весь регион, да что там – на всю Францию о своих планах по расширению территории, подвязали финансовые структуры. Наш Лакомб уже уговорил совет консорциума отдать строительство фирме своего родственника – а старушка упёрлась! Платить лишнего никому не хочется. Начались суды, апелляции, инстанции, а сроки строительства всё переносятся. Когда мадам умерла, все эти чиновники, а наш мэр особенно, воспряли духом. Надеялись, что старушка просто выжила с ума и оттого морочила им мозги. Но и её наследник Ламар не торопился с ними договориться. Видимо, твои коллеги из Парижа нашли в этом деле свою фишку, и журналист с ними согласился.
– Значит, Ламар Эрсан встал поперёк горла Лакомбу? – уточнил я.
– Мало того, – ответил Биш, – именно после смерти мадам Эрсан экологи возбудились с удвоенной силой против расширения аэропорта, а пресса подхватила это возбуждение. Может показаться, что мамаша Эрсан заразила сына своей манией судиться с аэропортом.
– Или он сам вёл эту войну с самого начала, прикрываясь тем, что пока не стал наследником этой земли. Думаешь, Ламар этому посодействовал?
– Понимаешь, при всех рычагах, который теоретически имеет консорциум, в том числе в административном плане, судебный процесс всё не завершался. Это конечно же не «дело о гормоне роста»23, но тяжба затянулась. Думаю, консорциум во главе с нашим мэром давили на суд, но и Эрсаны быстро поняли, откуда дует ветер и давили на судей уже с помощью «четвёртой власти». Чего наши судьи боятся больше всего? Правильно: мнения населения о предвзятости выносимых решений. Напечатай пару статей в газетёнке, или выпусти в эфир небольшую передачу о судебном деле – и любой судья окажется в прострации: как бы не сесть в лужу, вынося решение. Тогда кодексы ими штудируются от корки до корки повторно, словно они – первокурсники. И торопливость при вынесении вердикта отходит на последний план. Столько лет дело не сдвигалось с мертвой точки! Ламару Эрсану, полагаю, не составляло большого труда либо пользоваться дружеским отношением некоторых своих коллег в редакциях или телестудиях, либо подбрасывать им вроде бы как из участия, тему расширения нашего аэропорта?
– Медиакратия как служебное должностное преступление журналиста?
– Это твоя ипостась. Моя – выдвигать всевозможные версии и находить им фактические подтверждения. В своих «Сферах» Эрсан писал статьи не по формату журнала – в рубрике «Персона недели». Но я советую тебе просмотреть статьи этого издания за последние годы – не упоминается ли там о проблемах нового строительства на территории аэропорта Биарриц-Англет-Байонна.
– Но даже если ты прав, какие у нас доказательства, что всё это имеет отношение к смерти журналиста? – спросил я, хотя уже догадывался об ответе.
– Может и никакого, но этот проект сулил большие деньги и при строительстве, и при эксплуатации нового терминала. В этом плане терминал – неиссякаемый источник бабла: с каждым годом пассажирооборот небольших бизнес-лайнеров только растёт, как и стоимость их эксплуатации с точки зрения расходов в аэропорту. Из Парижа и других столиц не все выбирают отдых именно в Марселе или Ницце, на средиземноморье – у нас туристы сходят с ума от здешних красот Страны басков, фотографируют закат солнца над Атлантикой, – отметил Бишенте с бравадой. – И тут поперёк потока денег встаёт участок земли Эрсанов. Думаешь, наш мэр или его зять будут сожалеть о смерти какого-то журналиста? Сорели, если это они станут наследниками Эрсанов, судебную тяжбу продолжать не станут.
– Или, – продолжил я, – с ними будет проще договориться. Похоже, этот долгий конфликт, так или иначе, близится к своему завершению. Значит, Сорели здесь не при чём?
– Рановато, Андрэ. Не спеши делать окончательные выводы. От подозрения спасает только алиби. И то, если оно не хитро подстроено под обстоятельства преступления. Ты неплохо разбираешься в законах, но люди сложнее законов. Законы не убивают людей: человек убивает человека.
Это своё резюме он сопроводил почти незаметной улыбкой, которая приберегалась им для тех случаев своей профессиональной деятельности, когда он хотел подчеркнуть, что теория права не обязательно совпадает с её практикой, а в жизни доказанная правота не всегда приводит её обладателя к победе.
– Так на что тебе жаловался наш мэр сегодня, после того, как чуть не расквасил тебе нос вчера руками своего костолома Халеда?
– Тебе знакомо имя телохранителя Лакомба?
– Да. Халед – это скорее пугач. Для тех, кому хватает для испуга лишь вида его накаченного тела.
– Ну да, ну да. Мне он тоже не показался рождественским подарком.
Бишенте рассмеялся. Я покачал головой:
– Поверь, мне было не смешно. Лакомб жаловался на то, что в его городе находят трупы журналистов, тонут туристы в океане, автомобилисты сбивают пешеходов, переходящих улицы в неположенных местах, а какие-то придурки стреляют из огнестрельного оружия, пугая выстрелами музейные экспонаты.
– А-а-а-а. Это он про выстрелы в тот же вечер.
– Погоди, ты о чём? Выстрелы в какой вечер?
– Ты что, не в курсе, что в ту ночь, когда убили Ламара Эрсана, неподалёку кто-то стрелял?
– Кто стрелял? В кого?
– Я так понимаю, никто толком ничего не знает. Мне знакомые ребята из муниципальной полиции рассказали. Именно в ту ночь, примерно сразу после полуночи, охрана из Музея Моря слышала звуки, похожие на выстрелы. Вроде бы было два выстрела прямо рядом со зданием, со стороны дворового фасада. Там у них, на плато, на эспланаду Девы, выходит третий уровень зданий музея и на площадку выглядывает буквально несколько окон. Место открытое, но не освещённое. Пока музейщики после этих услышанных хлопков стали выглядывать в окна, прошла пара-тройка минут. Так как стреляющие или трупы не были обнаружены, то приехавшие на место полицейские побродили ночью, потом прогулялись с утра, но так ничего, кажется, и не нашли. Убежать оттуда не представляет большого труда. Увидеть что-либо на плато возможно разве что с виллы Голэнд и то с верхних этажей, там до музея метров сто. При этом надо, чтобы кто-то торчал именно в момент выстрела у окна или на балкончике.
– Ну да. И ковыряться в этом следует, если эти выстрелы всё же имели отношение к журналисту. Кажется, версии у нас плодятся как кролики.
– Пока это не так уж и плохо, Андрэ.
Я кивнул, соглашаясь с ним:
– Смерть Эрсана вроде бы всем могла быть понемногу выгодна, но вот кто имеет к убийству прямое отношение?
– Знаешь, я при своей работе сталкиваюсь со смертью чаще твоего. Да, у нас здесь не Рио-де-Жанейро, масштабы не те. Но даже явный ответ на вопрос «кому нужна эта смерть?» не всегда приводит к реальному убийце. Человека убивает другой человек, и в действиях людей непременно присутствует причинно-следственная логика, имеется объяснение каждому поступку. Вся беда в том, что побуждающие к действию, даже к убийству, мотивы порой носят иррациональный характер. Мы склонны заблуждаться: и когда спасаем, и когда уничтожаем кого-то. Нам надо уметь избавляться от лишних эпизодов таких заблуждений. Чем-то…
Его прервал мой мобильник. Я посмотрел на экран:
– Да, мадмуазель Адан, – я показал Бишу на трубку, он закивал в ответ.
– Добрый день. Называйте меня просто по имени. Вы не против, Андрэ?
– Да-да, конечно, Рени. Я вас слушаю.
– Я хотела бы с вами увидеться. Вы где сейчас?
– Да в общем-то я недалеко от комиссариата, в «Блю-кафе».
– Нет, очень людное место. А если я подъеду к вам домой?
– Вы знаете адрес?
– Знаю. Через сколько вы будете на месте?
– Я сейчас с клиентом, – Бишенте улыбнулся, кивнул, – освобожусь где-то через три часа. Вам будет удобно?
– Хорошо. Я подъеду ровно через три с половиной часа.
– Пожалуйста, я буду ждать.
Когда я завершил разговор, Биш получил возможность поиздеваться надо мной вслух:
– Я наконец-то сам стал для кого-то важным клиентом! Она хочет встретиться с тобой?
– Да. Я взял тайм-аут, чтобы немного прибраться дома. Значит, ты уверен, что у Музея Моря были именно выстрелы, а не какие-то хлопки? Может у проезжавшей машины забарахлил глушитель?
– Двое из тех, кто был тогда в музее, утверждают, что отличили бы разницу – это были выстрелы.
– Это слишком близко по времени и местоположению к тому месту, где был обнаружен труп, чтобы просто игнорировать эти с первого взгляда случайные накладки. Займешься музеем, Биш?