– Ты хорошо соображаешь, Малыш. Интересно, а как ты стреляешь?
– Тоже неплохо, сэр.
– Отлично! – лейтенант Джонс встал и отряхнул форменные брюки.
Присев на валун, он достал сигареты. Солдаты, кто с любопытством, а кто с удивлением, смотрели на своего командира.
– Рядовой Бредли! – рявкнул Джонс.
– Да, сэр!
Бредли подскочил как подпружиненный чертик из шкатулки.
– Там чуть ниже есть ручей. Идите и наберите воды. Можете не спешить, у нас еще масса времени.
– Есть, сэр!
Лейтенант Джонс потерял к Бредли интерес. Он помахал рукой полковнику и индейцу.
– Как дела, ребята? – белозубо улыбаясь, спросил он.
Выстрел был почти не слышен, так как прозвучал довольно далеко, но пуля едва не оторвала Дадли кончик носа. Полковник зарычал и, выхватив кольт, разрядил весь барабан в сторону улыбающегося лейтенанта. Джонс выругался, упал и отполз за валун.
Чинганчгук удовлетворенно кивнул головой.
– Хватит, полковник. Этот тип совсем обнаглел, – индеец не без усилия вытащил кольт из рук Дадли и взвесил его в руке – У вас еще есть патроны? Нет? Жаль.
Полковник уже несколько освоился с положением заложника и прорычал в ответ:
– А пошел ты!..
– Остыньте, полковник. Знаете, чем мы отличаемся друг от друга? Тем, что в отличие от вас я оптимист. Вы удивлены?
– Я скорее возмущен тем, что ты до сих пор жив. Потому ли ты никак не можешь забыть дорогу в спальню Джойс?!
– Полковник, ваше поведение становится просто не выносимым. Вы слишком ревнивы и вам нужно изменить свой характер, иначе когда-нибудь утром вы умрете от носового кровотечения. Хотите стать оптимистом, полковник?
– Я им стану, если ты мне объяснишь записку, которую мне передали вчера. В ней черным по белому было написано, что ты снова припрешься к Джойс.
– Все очень просто, сэр. Записку, о которой вы мне сказали, конечно же, написала моя жена. Этой бедной женщиной руководило чувство элементарной ревности. И уж кому как не ей было знать, где я прятался дважды и куда, в случае опасности, я сунусь наверняка еще раз? Если хотите, это доказывает мою невинность. Если бы я испытывал какие-то чувства к Джойс, я ни за что не рассказал своей скво о своем вынужденном визите в ее спальню.
Чинганчгук врал. Дикая Лоза догадалась о новой любовной связи совсем не потому, что он рассказал ей об этом сам. Просто Джойс любила духи «Ночь любви», запах которых не испарялся с мужского тела даже после пятидесятимильной пробежки при полном индейском вооружении. Кроме Джойс, в окружности двухсот пятидесяти миль, такими духами не пользовался никто.
Полковник немного подумал.
– Значит, тебя выдала твоя же собственная жена?
– Да и могу привести вам еще одно доказательство. Уверен, что в записке, которую вам подбросили, мне давалась довольно оскорбительная характеристика. Но заметьте, полковник, это именно такая характеристика, которую может дать только жена и только своему мужу. Например, я уверен, что она написала вам, что я – бабник. Скажите, полковник, если один мужчина называет другого бабником, должен ли второй воспринимать это как оскорбление? Разумеется, нет. Это, скорее всего, комплемент. Так что все дело в женщинах, дорогой полковник.
– Откуда мне знать, что ты мне не врешь? – в голосе Дадли легко угадывалось сомнение.
– Действительно не откуда? Но это чисто риторический вопрос, полковник. Поэтому попытайтесь и в самом деле стать оптимистом, то есть поверьте мне на слово. Такая вера может подарить вам жизнь. В противном случае лейтенант Джонс разделается с нами обоими. Точнее сначала я разделаюсь с вами, а потом он со мной. Впрочем, у меня в отличие от вас даже есть некоторый шанс. Джонс уже давно предлагает мне прогуляться с ним на Золотую Речку. Он гарантирует полный комфорт путешествия. Боюсь, что после вашей смерти я не смогу ему отказать до, а после прогулки к речке у меня просто не будет возможности сделать это. Нам пора сматываться отсюда, полковник.