– Что за гром небесный ты на землю спустил, пришелец? Невместно пужать так людей добрых.
Трофим Игнатьич протянул руку к ружью, второй ствол которого Иван предусмотрительно разрядил, поднес оружие к лицу, повертел его, отдал обратно. Потом ушел смотреть полешки и старую вылинявшую шкуру, простреленную решетом в диаметре сорока сантиметров, а вернувшись, вопросительно подкинул принесенный чурбачок на ладони.
– Именно такое оружие применялось в моем отечестве, умные люди его сделали, – начал объяснять Иван. – Но больше нет ни людей тех, ни ружей, да и зарядов, что поразили цель, осталось очень мало… Однако теперь ты должен понимать, как мы ратились. Учитывая, что и пострашнее кое-что было. Скрывать не стану, если заряды кончатся, то оружие это будет бесполезно, не найдем мы чем снарядить его.
– Лучник десяток стрел за часец пошлет в цель, а это?
– Именно это примерно так же или чуть менее, если точно попасть надо.
– Не сдюжит ваша рать воинская против нас. Добрый лучник стрелу за триста шагов положит в цель.
– Наша сдюжит. И положит всю вашу, не потеряв никого. Но ты прав в одном… – начал отвечать Иван, выковыривая застрявшую дробинку из поленца. – Это на мелкую дичь заряд, дробь называется. Если побольше кусок свинца взять, то полетит и дальше, и точнее. Вот, к примеру, метров э-э-э… шагов за сто в тебя стрелу пустят, уклонишься?
– Знамо дело, ежели одна. Или на голомень приму.
– Меч плашкой выставишь? Понятно… А в моем случае ты не увидишь ничего и не отмахнешься. Обычную кольчугу на раз пробьет… Ну да ладно, чего это я хвастаю. Как уже сказал, на десяток выстрелов меня хватит, а потом оружие можно будет выбрасывать. Показал я тебе все это только для того, чтобы доказать, что не только оружие, но и люди у нас сильно от ваших отличаются. Сам смотри, сможет кузнец ваш сковать такое? – показал Иван на ствол.
– Донес ты до меня свою мысль, вой, – задумался десятник. – Прав ты… Тебе виднее, как использовать знания ваши. Совет держать будем. Есть про что другое молвить?
– Как не быть. За стол вернемся?
– Пошли.
Беседа завершилась только за полночь.
Как только все вернулись в дом Любима, десятник отпустил Петра, которому выпало караулить весь до утренних петухов, и разговор продолжился, сопровождаясь чашей хмельного меда, пущенной по кругу. Однако одной чашей дело и ограничилось, желающих принять больше не оказалось, всем хотелось сохранить ясность рассудка.
Тем для разговора набралось предостаточно. Сначала Иван выпустил тяжелую артиллерию, заставив Николая пройтись своими планами по кузнечному и кирпичному делу.
Затем к собравшимся прибились Антип с Вячеславом, обошедшие за это время многих соседей с выборочным осмотром скотины. Это еще более подогрело интерес десятника и старосты. Все-таки лекарь в веси появился, как бы ни отмахивался Вячеслав от такого звания.
Антип на все лады расхваливал его.
Сказал, что соседская коровенка уже почти совсем оклемалась, а его кормилица уже не дрожит и слышно, как газы выходят через заклиненную пучком соломы пасть. И соседского мальчишку, простудившегося на речке, Вячеслав уже начал лечить, заварив травы, собранные у самых ворот. И у него самого все нитки повыдергал… Последние слова Антип сопровождал действием, крутя во все стороны свою намазанную йодом физиономию и показывая, что след от медвежьей лапы почти зарос.
Присовокупив возможность обучения счету и письму одних «сопливых отроков» другими, Иван еще более перетянул на свою сторону Трофима Игнатьича и Никифора. Правда, оговорился, что счет и письмо у них свое, но от этого писать и считать хуже не будут, да и читать церковные книги ученики уж как-нибудь уразумеют. Все-таки буквы немного похожи.
Сам капитан в отставке, кроме обучения навыкам меча у Свары, выпросил у десятника несколько уроков стрельбы из лука.
В ответ Иван обещал составить карту ближайших земель и координировать работу поисковиков, которых договорились выделить на поиски руды.
Также он оговорил их кормление и зимнее вещевое довольствие, которые вервь должна была взять на себя, и попросил у общества землицу за старой пажитью вверх по течению Дарьи.
В итоге там им разрешили поставить пятистенок, а также разбить огороды под свои опыты, благо неплохая полянка для этого находилась совсем рядом. Тут же, метрах в ста, на самой речке в дальнейшем можно было бы поставить плотинку и приспособить водяное колесо для кузнечных нужд. Подробности раскрывать Николай не стал, потому что время было позднее, но обещал завтра поутру рассказать все Любиму.
Под это дело и под новый пятистенок была выпрошена бригада плотников, которую дали на десять дней, оговорив, что все построенное ею будет принадлежать общине.
Овощами заинтересовались весьма. Староста даже пообещал выделить баб на обработку земли, если новые общинники на следующий год поделятся невиданными плодами. Точнее, как невиданными… Лук дружинники у князя на службе пробовали, но в весях он еще не прижился. А морковь не узнали вовсе. Десятник сказал, что она должна быть белая и помельче. На вкус же собравшимся пробовать Иван ничего не дал. Нечего, мол, продукт губить.
Между делом выяснилось, что землица под весь, якобы выкупленная у ветлужского князя, формально ему как бы раньше и не принадлежала, хотя и были раскиданы ниже и выше по течению Ветлуги черемисские поселения. Фактически община, а еще вернее, дружинники поклонились мечами и бронью кугузу за то, что переселенцев не тронут.
Соседи были достаточно воинственные, хотя и не чета русским князьям или булгарским ханам, и достаточно многочисленные. Жили они и на восток от Ветлуги, и вдоль Волги, и даже около устья Оки, хотя там они встречались вперемежку с мордвой.
Однако рядом с самими переяславцами на расстоянии нескольких дневных пеших переходов по дремучему лесу практически никого не было. Разве что отяки, но те в основном ютились на противоположном, левом берегу.
На правом сплошным покрывалом тянулись густые леса вперемежку с болотами, бедные и землей и пушниной. Видимо последнее и было причиной того, что место оказалось никем не занято.
– Свернете ли дело, что затеяли? – напоследок спросил их Трофим Игнатьич, недоверчиво покачивая головой. – Понятно ли вам, что трудности непреодолимые стоят на пути вашем?
– Все понимаем, а вот свернем ли, Бог ведает! – пожал плечами Иван. – С другой стороны, куда нам деваться? Ты только придерживай нас, если дела наши общине могут навредить, хорошо? Традиции ваши и порядки мы еще не знаем…
– Уговорил. Дам по рукам, если что.
* * *
Следующим утром чуть свет Любим разбудил Николая, и оба вышли во двор, где их уже ждал Антип и пара бадеек с холодной колодезной водой.
Молча опрокинув ведра на согнутые плечи друг друга и растеревшись принесенными кусками грубой посконной ткани, кузнечных дел мастера вместе с охотником отправились за изгородь смотреть кузню. Идти было совсем ничего, и через несколько минут процессия уже располагалась в небольшом овражке на склоне холма.
– Обустраивайся, – показал Любим на лавку, и присел рядом на чурбак около небольшого колченогого стола. – Вопрошай, коли есть о чем… Отвечу, раз община так решила.
Николай немного огляделся, прошелся пальцами по инструментам, разложенным около погашенного кузнечного горна, обошел стоящего возле него Антипа и встал посреди кузни, переваливаясь с пятки на носки.
– Постою с твоего разрешения, так думается легче. Расскажи, будь добр, Любим, – Николай в знак уважения немного наклонил голову, – весь процесс с самого начала. Прежде всего, как руду добываете?
– Добываем? Я бы так не сказал. Вначале пользовали мы запас, что впрок заготовили. Болотами у нас в степи отродясь не пахло, так что железо завсегда привозное было. И пуда два до этих мест сохранить мы смогли. Доброе железо. А уж как кончилось оно… Поначалу взялись мы немного торговать с отяцкой весью, что на другом берегу стоит. Людишки у них есть, болота кругом, а кузнеца нет. Сказывали нам, что пять годков назад стрелой ему аккурат по яремной жиле попало. Было это в то лето, когда они с черемисами ратились за угодья лесные.
– А за что воевали?
– То ли борти не поделили, то ли охотники на чужое место зашли, не ведомо мне… По словам отяцким выходит, что черемисы в этих местах пришлые, потеснили они бывших хозяев на восход солнца и осели тут.
– Точно знаешь?
– Да я не любопытный, это их усобица. Ведаю лишь, что кроме этой веси, у отяков выше и ниже по Ветлуге еще два поселения есть, где живут они поныне своими общинами. Коли не брешут, более окрест не сохранилось никого из рода их. Кха… Вот с поселений своих они и стали нам везти руду болотную, а мы им скобяной товар, да украшения… пока были. Однако худое у меня железо из той руды выходит. Печь вон чуть пониже в яруге стоит, подойди, глянь на крицу[5], что рядышком с нею лежит.
– Погодь чуть, Любим. Про руду расскажи. Где добывают, какого цвета?
– Где уж они добывают, про то мне не сказывают. На берегах ветлужских много болот, но поди найди ее там, рудознатцев у нас нет. А свозили ее разную. Если взять ту, что черна и остра, вся осколками идет и изгибается чудно, так из нее что ни сотворишь – все ломается на холоде. Мне уже вервь высказывала свое неодобрение. А серая… с той почти ничего не выходит, без пользы она. Другой же у них не водится. – Любим в сердцах пнул лежащий около ноги кусок шлака. – Прижали мы как-то товар свой… К слову сказать, к черемисам у них торговать ходу не было никогда из-за вражды, и мену с нами отяки за счастье почитали… Так вот, жалились они, жалились, а иную руду нам все одно не несли. Значит, и нет ее у них.
– Ломается, сказываешь? Похоже, что фосфор присутствует… Да не бери в голову, это я так, размышляю вслух. Свою руду нам искать надобно. Кто у вас знаток болот ближних?
– Антипа того же возьми… Да многие еще охотники места окрест знают. Найдутся людишки.
– Это хорошо. Собери их мне, ладно? Расскажу им, как надо руду искать. Или сам все перескажешь? Я читал, как поиск вести лучше…
– И ты грамотный, не токмо старшой ваш?
– Все мы обучены и письму, и счету, и многому другому.
– Эка… Тогда Антипу обскажи, он поймет!
Любим поманил своего сына и тот подошел поближе, внимательно вслушиваясь в разговор.
– Так вот, руду искать надо либо черную, которая без прожилок, либо голубую. Красная и желтая тоже подойдет, только ее очищать надо как-то. На вкус они либо сладкие – значит, богатые, либо без вкуса – то бедные руды. С кислым вкусом – не годятся. Берут их только в проточных болотах, там, где подпитка воды есть. Если заметили такую особенность, то ищите кочки заросшие. Они вроде холмов вокруг болот, а травы на них ржавый цвет имеют. Верный признак. Кстати, речушки, что вытекают из этих мест, тоже бывают похожего цвета.
Антип уверенно кивнул.
– Есть такие, и не одна. И болота с такими травами недалече тут.
– Вот, теперь как искать… Пруток надо выковать, хоть даже и из плохого железа, заострить его и петлю на конце сделать. Или шест такой же взять из твердого дерева. Этим прутком и надо протыкать заросшее болото. Если он проходит легко, то там и нет ничего, а если препятствие возникает, то надо проткнуть дальше и поддеть… да там уж сам приноровишься. Насчет острой, с завитками руды я вроде сказал… это не та, что нам нужна, лучше катышками, однако и на безрыбье рак рыбой покажется, искать надо всякую. Так вот, слой торфа лопатой снимешь, потом пустую породу…
– О чем ты, человече?
– Грязь, говорю, и прочую мутотень убираешь, а дальше уже лопатой можно жижу с рудой черпать и каким-нибудь ситом просеивать. Вместо лопаты можно даже тралить, ну… как бреднем проходить, но обычно толщина слоя небольшая и простого инструмента хватает. В общем, это дело наживное, а опыт когда придет, то еще меня учить будешь.
– Вроде понял, – отозвался Антип, потирая пальцами зарастающий шрам.
– И еще… Как высматривать руду начнете, обращайте внимание где глина какая есть и камень известковый. Они должны в стороне от болот быть, но вдруг? Места замечайте, потом сходим, пощупаем. Образцы, э-э-э… кусочки руды и другого чего нам с Любимом несите, а где точно нашли – егерю нашему рассказывайте. Вроде все.
– Ты возьми троих людишек, Антип, да и выходи днесь, – взял быка за рога Любим, запуская пятерню в бороденку. – Не откладывай, иди. А ты, мил человек, не токмо хочешь наши секреты вызнать, но и сам делишься ими весьма.
– Об этом вечером и говорили, жить-то нам вместе. Давай к печи подойдем, расскажешь, что и как с ней.
– Ну, как с ней? Плету из лозы корзину почти в свой рост высотой и мажу ее со всех сторон глиной, – встав и спустившись немного вниз по оврагу, начал рассказ Любим. – Изнутри же еще один слой накладываю из смеси глины и песка. Все это сушу и ставлю на яму с краю яруги. Вот тут, в самом низу, отверстие делаю для сока.
– Для чего? Сока?
– Для него, родимого. Как железо сок этот пускает, его на дно яруги я и сливаю.
– Ага, понял, шлаком он у нас зовется.
– А выше чуток глянь – отверстие для воздуха. Никак мехи не приспособлю, да и помощника нет.
– А пережигаешь руду как? – перешел к самому главному Николай.
– Сперва грею печь дровами часа два, потом вперемешку сыплю руду и уголь. Руду сперва сушу, обжигаю и мельчу. Далее сказывать?
– Коротко про самый конец разве, вроде понятно все.
– Ну, опосля бью дыру снизу, крицу достаю, деревянным молотом оббиваю и на холодную ковку кладу. Прокаливаю иной раз, не без того… Горячей ковкой плющу крицу и на дело пускаю. Что скажешь?
– Сказать хочу много, но больше пока спросить… Вот, к примеру, нож ты куешь из этого железа. Как твердость у него получаешь?
– Тут у каждого секрет свой. Остудить надобно клинок. На воздух холодный положить али в воду окунуть. Я лично в ручей проточный сую. Вот главный мой секрет ты и знаешь теперича… Но с отяцкой рудой даже это не помогает. Правда, не самый знатный я кузнец… В Киеве такие мастера есть! Они даже узорчатые клинки куют! Острые, платок шелковый разрезают на лету. Но хранят они свои секреты от отца к сыну, не вызнать их.
– Тогда меня послушай, дам я тебе некоторые советы. Железо, которое твердость имеет, сталью у нас называется. А получается оно… Короче, уголь в этом деле помогает. Частицы его в железо попадают и придают ему твердость. Тут, правда, тоже навык нужен. И разные пути для этого можно использовать.
– И какие же?
– Давай, Любим, с самого начала начнем, хоть ты и знаешь многое из этого. Вот точно ты сказал, что воздух для печи нужно подавать. Для этого мехи нужны, а под них дырки в корзине надо сделать, которые у нас фурмами зовутся. Их еще предварительно промазывают глиной с песком… Ребят я тебе, кстати, могу дать в помощники на всякие мелкие работы, они же и качать мехи могут по очереди. Железа при такой продувке гораздо больше выйдет, а если еще и печь для тяги чуть повыше сделать, то крица еще крупнее получится.
– Ну-ка, ну-ка…
– Еще одно… Если чуть больше обычного угля положишь, то у тебя крица поверху им сильнее напитается и местами может в сталь превратиться. Слабенькую, конечно, но все-таки сталь. Верхний слой можно отшелушить и для ковки оружия использовать. Это раз. Есть у вас тут гончар? Горшки кто лепит?
– Есть, как не быть, Фома этим занимается и печь у него тут недалече.
– Это хорошо. Вот в эту печь на заднюю полку надо твои готовые изделия и класть! Ножи, топоры, пилы…
– Это пошто? Худое железо будет… Хуже, чем до проточного ручья.
– Не спеши. Первоначально надо в горшок или плошку угля натолочь и туда закопать все эти инструменты. Потом этот сосуд надо глиной затереть и поставить на несколько часов в эту самую гончарную печь. Заодно с глиняными плошками, чтобы лишнего угля не изводить. Мы потом с тобой обсудим, сколько там держать горшок надо и как определять, что вытаскивать пора… Потом идет закалка. Только не в воде попробуй, а в масле, какое уж есть у тебя. Тогда температура падает медленнее, чем в воде, и крепости клинок больше получит…