Мальчишки все-таки не выдержали и подвинулись чуть поближе рассмотреть красавца. А посмотреть было на что. Буян был небольшого росточка, в холке лишь чуть выше мальчишек, но серая в яблоках расцветка во все времена вызывала восхищение даже у далеких от лошадей людей. Седло было, по мнению более продвинутого в этом Тимки, какое-то низенькое, а стремена полукруглые, с шишечками по бокам.
– Видимо, шпоры, – тихонько прошептал он на ухо товарищу.
– Поглядевши? Дальше поведу вас, – отряхнула руки Радка.
Но не успели они зайти за угол дружинной избы, как оттуда неожиданно выбежали трое запыхавшихся пацанов, каждый из которых выглядел чуть постарше выгуливающихся ребят. Были они также немного пошире в плечах, уступая при этом Вовке с Тимкой в росте.
– Гляньте, девка в рубе всем на смех явилась, – донеслось от одного из них, с рыжей шевелюрой, стриженной под горшок. – На истопку идешь, так она там дрова колет, на ловитву выходишь – и там пигалица в штанах. Ужель ты в отроки стремишься, а? Любо сходить за кусты да удами померяться, у кого длиннее? Шо не кигикаешь[4] согласие свое?
Радка густо покраснела и встала как вкопанная. Видимо, обидчики привыкли, что все нападки остаются без ответа, и рыжий собрался изгаляться дальше, но вперед неожиданно для него вылез Тимка, которому палец в рот было лучше не класть.
– А это хто тут кукарекает? Завелся никак петушок, у которого кукарекалка отросла? Ты эту свою кукарекалку в рот засунь, там и грызи. Недомерок несчастный…
Рыжий аж рот раскрыл от удивления. Он, конечно, не просто так зацепился за девчонку. Уже вся весь знала, что Антип привел христиан с детьми из других мест. Как же не сходить да не посмотреть, кто у него гостит? Заодно и проверить, что за новички такие. Если удача повернется лицом, то и кулаки почесать можно. Но такое…
Прошла минута, а рыжий все еще слушал поток по смыслу понятных, но наполовину незнакомых ему слов, которые Тимка непрерывно изливал из себя подобно прохудившемуся водопроводному крану.
Когда все же образовался секундный интервал из-за того, что Тимке пришлось глотнуть воздуха, справа от Радкиного обидчика выступил белобрысый паренек с еле заметными веснушками на щеках. В отличие от босых сверстников, он был обут в грубо сработанные поршни и имел вид независимый и спокойный.
Мальчишка без предисловий опустил руку на Тимкино плечо.
– Мстислав я, айда драться за пажить. Его вот Андреем кличут, а обидчика вашего Вышатой. Пошли, негоже ждать, пока рыжий рот закроет, это надолго. До темноты успеем обратиться.
Мстислав тут же повернулся к воротам, не сомневаясь, что остальные последуют за ним.
Вернулись действительно до темноты, успев напоследок выкупаться в Дарье и приложить холодные речные камни на наливающиеся ссадины и синяки. При купании Радке выделили место чуть выше по течению, поскольку Мстислав рассудительно сказал, что невместно ей с ними плавать, даже в исподнем. Не дитя уже, пора привыкать, что девицей скоро станет.
А перед этим было официальное знакомство.
Тимку Мстислав отдал Рыжему, которого Вышатой никто почти и не звал. Тимка доверие оправдал и выдал тому по первое число. А потом по второе, пока их не разнял Андрей, вызвавшийся смотреть, чтобы все было по правилам, хотя самих этих правил никто не оговаривал.
Себе же Мстислав выбрал Вовку, и уже тому было выдано на орехи.
У Мстиши, как называли заводилу местные ребята, отец был дружинником и уже обучал его кулачному бою и хитрым приемам, поэтому у Вовки шансов не было. Однако, пару раз заставив его поваляться по земле, злорадствовать тот не стал, а позвал всех купаться.
Впрочем, от Мстиши это вполне ожидалось, так как он настолько все делал стремительно, быстро переключаясь с одного дела на другое, что излишняя трата времени на публичный показ своего превосходства над сверстниками выглядела бы для него просто чужеродной.
А уж обижаться на него самого ни у кого и мыслей не возникло бы. Пока делаешь вид, что дуешься, тот уже усвищет по другим делам. Из-за такой стремительности в действиях все остальные на его фоне смотрелись просто увальнями, хотя никто к числу последних и не принадлежал.
Так что, признав ничью, Тимка с Вовкой продолжили знакомство с близлежащей местностью – речкой, пажитью, тыном, окружающим весь.
Они даже взобрались на холм со стороны Ветлуги, на склоне которого стояла деревня. Только раз, посреди визга и писка купания, мальчишки вскинулись, вслушиваясь в сторону деревни. Показалось – то ли гром далекий был, то ли выстрел грянул. Однако водные забавы взяли свое, и дальний грохот забылся.
А вечером, еще до заката вся компания, наполненная впечатлениями от прожитого дня, втянулась обратно за ворота.
Потом Вовка рассудительно заявил, что, возможно, если бы деревенские ребята были чуть постарше или им встретился бы не подвижный как ртуть в своих устремлениях Мстислав, а кто-нибудь другой, то дело могло бы кончиться ссорой и даже продолжительной войной за превосходство.
Но случилось так, как случилось. Кроме того, сыграл свою роль тот факт, что встречавшие их испытывали жгучее любопытство по отношению к новичкам.
В любом случае стычка, к общему удовлетворению, была замята, даже насчет Радки пришли к согласию. Мол, Рыжий, конечно, лопух и неправ в том, что постоянно докапывается к ней, но Радка ведет себя по-пацански, вот и получает за это.
Радка было вскинулась, но Мстислав пообещал ей за всех, что дразнить данная троица ее больше не будет, и история была тут же забыта.
После чего началась пытка. Пытали мальчишек про все, даже Рыжий успел вставить пару своих вопросов. Почему так одеты? Откель такие ножи? Откуда пришли и куда идут? Надолго ли здесь? А что за мешки с собой несли? А почему лаптей не носят и босиком не ходят? Сапог, как были обозваны высокие ботинки новичков, не жалко? Кто постриг так коротко, да так ровно? Что за воин с ними был, так ловко Свару на землю кинувший?
Вовка с Тимкой были, конечно же, предупреждены, что про свое прошлое рассказывать надо поменьше, а уж про перенос в другое время – вообще помалкивать, чтобы не приняли за сумасшедших.
Поэтому ответы были очень расплывчаты, что, впрочем, собеседников не настораживало, так как новые вопросы не кончались. Мол, пришли издалека, жили в веси побольше, чем ваша, озеро было, речка тоже. Большая река? Волга. Ножи из другого города привезли в подарок. Одежду такую забавную все у них носили, уж так повелось… Вернуться не могут, нет больше их веси. Ага, вороги, наверное, сами не видели. Увели других в полон? Видимо, так. Иван Михалыч? В армии служил, ну… в воинской дружине.
Наконец, услышав необычный посвист, Андрейка с Мстишей вскинулись и с сожалением попрощались. Вышата же взялся гостей проводить, благо, он жил на том же конце деревни.
В конечном итоге, позевывая и радуясь, что уже неделю их никто не заставляет чистить зубы на ночь, ребята забрались на настил, закопались в сено, укрывшись одним на двоих одеялом, и погрузились в мир счастливых сновидений, где Вовка все-таки победил Мстишу, а Тимка, представившийся местным как Тимофей, крутил в руках меч, который он успел таки по пути в весь внимательно разглядеть на поясе Свары.
Глава 7
Равноценный обмен
Еще засветло того же дня к дому Любима подошел дружинный десятник с незнакомым ратником и живым, коренастым мужичонкой, сказавшимся Никифором, местным старостой.
Ратника звали Петром, и он, судя по отношению к нему Любима, тоже был не последним человеком в воинской иерархии. Однако десятник оставил его во дворе, а остальным махнул рукой, чтобы следовали за ним.
Пройдя через сени в горницу, Трофим Игнатьич осенил себя крестным знамением перед образами и поздоровался с Агафьей, исполняющей роль хозяйки.
Все приглашенные неторопливо последовали за ним, и в итоге в тесной комнатке, где большую часть помещения занимал накрытый стол, столпились пять человек. Отсутствовали лишь Антип с Вячеславом, задерживаясь в соседском хлеву, где пытались поставить на ноги захворавшую скотину.
– Откушайте, чем Бог послал, гости дорогие, – склонила голову Агафья, выходя из еще одной маленькой клетушки, которая называлась истобкой и представляла собой зимнюю часть избы. – А я тем временем во двор выйду, порядок под навесом наведу. Коли надобность в чем будет, так зовите без всякого стеснения.
– Спаси тебя Бог, хозяюшка, – в ответ поклонился десятник. – Мы пока потолкуем о своем, а нужда возникнет, так кликнем.
– Что ж, присядем, в ногах правды нет, – смущенно указал на стол Любим и, подвинув для удобства лавку в сторону, первым прошел вперед. – Прощения прошу, тесновато построился.
– Благодарствую, хозяин.
Десятник осторожно присел, положив шлем с высокой тульей, оканчивающийся тупым шишаком и ниспадающей бармицей на лавку рядом с собой.
Остальные тоже расселись, причем Иван с Николаем оказались друг напротив друга. Егерь положил принесенный с собой длинный сверток за лавку и чинно положил руки на грубо сколоченный стол, всем своим видом показывая, что инициатива принадлежит противоположной стороне.
– Кха… Поведал мне Антип немного про вас, путники, – прокашлявшись, начал свою речь воинский глава поселения. – Мол, бежите вы неведомо откуда и рекли нечто непонятное про то, куда направляете стопы свои. Мыслю, что сами не ведаете того места. И изъявляли согласие свое, аще примем мы вас в общину, осесть на земле той, что отмерим вам. Не помыслили вспять? Добре. Прикинул я, куда вас на постой определить и чем заниматься будете. Ходить будете под старостой нашим, Никифором. Что вам скажет, то и исполнять будете. По истечении же лета, посмотрев на деяния ваши, определим мы место и положение ваше в нашей веси… Ежели не ясно что, вопрошайте.
– Спасибо за предложение, десятник…
– Господин десятник с этого момента.
– Так вот, десятник, – невозмутимо продолжил Иван. – Не подходит нам твое предложение. И вот почему. Люди мы вольные, господ над нами нет, обрыдли они нам… Погоди, десятник, не перебивай, я тебя выслушал внимательно. Не разбойники мы, не лиходеи, а люди мастеровые и военные. И пользу общине вашей большую принести можем, если столкуемся.
– Як купец торговлю ведешь, прости меня Господи… – влез в разговор Никифор.
– Разные мы люди с вами, обычаи у нас другие, – не обращая внимания на старосту, начал рассуждать егерь. – Но вера одна, да и идти нам особо некуда, тут ты прав. Разве что на Оку податься, но это… что в лоб, что по лбу, все едино. Правилам и традициям вашим мы готовы подчиняться, но разделять нас и помыкать нами не позволим. Повторю еще раз, если столкуемся, то прибыток общине будет, а соседи добрые из нас получатся.
– А силой принудим? – усмехнулся десятник. – Свара мысль дельную рек, можем и охолопить вас… Чужие вы для нас пока.
– Так у вас в селении холопов нет, я спрашивал по пути у Антипа. Тех, что были из половцев полоненных, вы в Переяславле с рук сбыли. Не просто же так, а?
– Не просто. Вороги они нам и ужиться надолго с ними нам невмочь. Так и так сбыли бы. Вервь решила с вольными людьми жизнь начать на новом месте. И долги закупов община выкупила, по-другому не сподвиглись бы они с нами идти, не было уговора такого. А ныне мы на этой землице обустроились, и можно вновь к старому вернуться. Первенство в холопстве нет желания взять?
– Это шутка, что ли? – влез Николай.
Однако десятник был серьезен.
– На всем готовом будете жить!
– Ну, уж нет, – усмехнулся уже Михалыч. – Ни в закупы не хотим, ни в холопстве у нас нет нужды. Да ты ведь и сам не даешь воли в этом деле людям своим! Я и про это пытал Антипа… Кто по рукам особо горластым дал, звавшим на соседей пойти?
– Так воев нет у нас. Кем идти? – продолжил гнуть свое десятник, заинтересованно глянув на рассуждающего егеря.
– Можно было в Суздале людей нанять, серебро еще оставалось, так? – пытаясь добраться до правды, продолжил Иван. – А с ними уже на отяков идти, за тех же не вступится никто, верно? Черемисы их не трогают только потому, что взять с них нечего, а холопов из бывших врагов своих делать не хотят. Так же, как и вы.
– В Суздаль али Суждаль, как многие ее называют, не заходили мы. А про отяков сказывать… С черемисами ратятся они издревле и упорно, иначе не осталось бы их на землях этих. Не так просто их взять, как мыслишь. Но прав ты в одном, не по нраву мне на полях наших людишки подневольные, набранные в набегах. Другое дело, ежели к тебе ворог пришел, а ты его полонил и работой своей он волю выкупает или жизнь. Да и закупам я не противлюсь.
– У Трофима Игнатьича по молодости жинка у половцев поганых сгинула, – вмешался Никифор, с сочувствием глянув на десятника.
– Но не нам менять предков наших заветы, и мои мысли тут силы не имеют весомой, – предупреждающе зыркнул на старосту тот.
– Тем не менее трижды подумай перед тем, как рискнуть силой кого-либо охолопить, – облокотился на стену Иван и сложил на столе кисти рук в замок. – Разве хочется тебе нож в спину получить? К каждому холопу воя не приставишь, леса кругом темные…
– Ты что, угрожаешь мне? – недобро поднял глаза десятник.
– Упаси меня боже, просто рассказываю тебе, какие трудности ждут весь, если попытается она старыми порядками на новом месте жить. Я не враг тебе, пришел милости у тебя просить и защиты. А также всеми силами помогать тебе и общине вашей в малых и больших делах, – выделил слово «тебе» Иван.
– А велики ли твои силы? Два сопливых отрока? Или ты сам, надумавший к старости учиться у моего дружинника владеть мечом? Равноценная ли мена выходит? Защита, пища и кров на неизвестно что?
– Дозволишь ли умение показать свое, пока еще время светлое? – Егерь, получив кивок согласия, потянулся назад за свертком. – Любим, есть ли у тебя рвань какая, что не жалко испортить?
– В углу, под навесом, порченые да резаные шкуры лежат, Радка умение свое испытывала. – Огонек гордости высветился на мгновение в дедовых глазах, несмотря на укоряющие будто бы внучку слова.
– Тогда милости прошу за ворота.
Иван спустился с крыльца, подобрал два чурбачка, негодной выделки шкуру под навесом, и вся честная компания отправилась за тын.
– Николай, не в службу, а в дружбу… сходи, развесь вот это недоразумение, метрах так в пятидесяти-шестидесяти, – негромко произнес егерь наедине, передавая тому завернутые в шкуры поленца. – Я из ружья Вячеслава попробую шмальнуть, оно покучнее вроде стреляет.
Михалыч разложил сверток с двустволкой и начал его разворачивать.
– Схожу, чего не сходить. А пошто не в чехле принес?
– Так как бы еще наш разговор сложился… Люди тут горячие, не чета нашему времени, – кивнул в сторону Иван. – А чехол жесткий, удобно через него не возьмешься, чтобы прикладом поработать… Тряпка же мне в этом деле не мешает, да и скинуть ее я в любой миг могу. Оба ствола, кстати, я еще перед нашей с ними беседой зарядил.
Крякнув, Николай отправился расставлять мишень, а десятник, скрестив руки, подошел поближе к егерю.
– Чем поразить хочешь, Иоанн?
– Иван я, так правильнее. Но лучше зови как все – Михалычем. Смотри, это мое оружие, называется ружье. Оно не боевое, для охоты предназначено. Поймешь, что такое и как действует?
– Помыслить не могу, что ты в дланях своих держишь. А звать тя буду не по отцу, а просто воем, раз ты меня десятником кличешь. Давай, дело твори, которое хотел.
Иван кивнул, равнодушно соглашаясь на предложенное имя, и стал дожидаться возвращения Степаныча. Потом вскинул двустволку, помедлил мгновение и нажал на курок. Грянувший выстрел заставил отшатнуться окружающих, а Никифор даже присел и стал мелко креститься.