Письма граждан, не пожелавших себя назвать, отличались особой злобностью. Единственный аргумент таких писем: «Я был репрессирован при Сталине – а ты его защищаешь». Родственники реабилитированных предлагают рассказать о применении мной, следователем, незаконных методов в отношении подследственных. А еще предлагают, пока не поздно, покаяться за это. Разыскал меня и мой первый подследственный, которого я привлекал к уголовной ответственности еще в 1951 году. Не пошла ему впрок отсидка в местах не столь отдаленных…
Было несколько злобных писем, авторам которых очень хотелось излить свою желчь и побольнее меня уязвить. Некоторым предлагал полемику – но доказательную, по конкретному факту, а не «вообще». Не откликнулись на предложение. Многим, не согласным с моей точкой зрения, давал обстоятельные ответы на их письма.
А какие емкие, образные характеристики участникам процесса дают ветераны. Например, вот эти: «Два доктора наук, типичные конъюнктурщики, стараются продвинуться поближе к черной икре на мутной волне охаивания Великого нашего прошлого», «Одержав пиррову победу, Адамович вышел из зала морально общипанный». Женщина добивается от Центрального телевидения адреса Карякина для того, чтобы написать ему «все слова, которых он достоин, кто он такой, если всех, кто поддерживает Сталина, считает дураками.»
Пишет инженер-электрик, чье детство было опалено войной: «Адамовичи забыли, что личное бесстрашие и мужество Сталина помогли нашему народу выстоять и победить фашизм».
Многие авторы писем, возмущающиеся клеветой Адамовича на Сталина как на Верховного Главнокомандующего, ссылаются на тот факт, что он в октябре 1941 года не оставил Москву, и считают, что если бы Сталин был преступником и врагом народа, как его представляет Адамович, он бы оставил Москву и сдал бы ее немцам.
Солдат гордится тем, что его Верховный Главнокомандующий не покинул своего боевого поста, когда Москве угрожала смертельная опасность.
В своих письмах в газеты и Центральному телевидению напоминают – и не только ветераны – что во многих городах Европы улицы и площади названы именем Сталина, что пора бы возвратить это имя городу на Волге. Хотят, чтобы услышали их боль и горечь: «Ведь весь мир знает, кто такой Сталин, а вы его паскудите». Пенсионерка пишет, что грузинский выучила только за то, что это родной язык Сталина. Фронтовик с гордостью сообщает, что был запевалой в роте, и приводит слова песни «Сталин – наша слава боевая…» Обращается к тем, кто на него сегодня клевещет: «Вам бы на Сталина молиться, а не поносить его. Непорядочно, не по-христиански говорить о нем плохо». И это несмотря на то, что он «сидел» при Сталине.
Очень многие граждане, в том числе родившиеся после войны молодые люди, считают, что оскорбительные выпады против покойного – поступки безнравственные. Ветераны войны и труда четко выразили свое отношение к этой понятной им общечеловеческой заповеди: «Не ворошите покойного. Сталин перестройке не помеха. Отступиться пора от покойника. Врать нехорошо, и это нас раздражает».
Женщина, перенесшая ребенком послевоенное лихолетье, считает, что если бы сегодня у власти стоял такой человек, как Сталин, не было бы безнравственных песен и кинофильмов, бездарных писателей, сочиняющих никому не нужные книги.
Гражданин, не относящий себя к сталинистам, заявляет, что великие свершения в нашей стране состоялись не вопреки, а благодаря умелому руководству Сталина, возглавившему партию и советский народ. Другой, тоже не сталинист, протестует против судебного процесса, превратившегося в очернительство Сталина. Человек, не разделяющий моего отношения к Сталину, приветствует меня за проявленное мужество и просит поберечь себя.
«Я, солдат Отечественной, воевал против фашизма под руководством товарища Сталина и горжусь этим по сегодняшний день», – заявляет ветеран. И, обращаясь к Адамовичу: «Но не думайте вы и ваши два друга, что я и мне подобные были глупы и слепы и не знали, за кем идем и к чему идем». Не трудно, думаю, догадаться, что и как сказал бы старый солдат в суде, если бы там его допрашивали в качестве свидетеля.
Многие авторы писем сообщают, что они и их родственники, «сидевшие» при Сталине, не считают его виновным в применении к ним незаконных репрессий. Объясняют эти репрессии происками врагов народа, пробравшимися в карательные органы, недостаточной грамотностью работников НКВД. Они, как и считающие себя осужденными обоснованно, разоблачают сегодняшних «писак», утверждающих, что большинство заключенных, находившихся в лагерях при Сталине, – невиновные жертвы репрессий.
Единодушный протест бывших заключенных вызвало заявление Адамовича о том, что 10 миллионов лагерников при известии о смерти Сталина от радости бросали вверх шапки. Эту радость, утверждают они, испытывали власовцы, полицаи, бандеровцы и другие изменники Родины. Группа ветеранов войны и труда требует объяснений у Адамовича: «Покажите, где шапками кидались. Ждем вашего доказательства». «А не было ли среди тех, кто бросал вверх шапки при известии о смерти Сталина, – спрашивает фронтовик у Адамовича, – убийц первого колхозного тракториста, детей и жены первого председателя колхоза?»
Бывший заключенный, подчеркивавший не раз в своем письме, что он не сталинист, сообщает, что, находясь в заключении, он не один раз слышал контрреволюционные высказывания врагов народа, которых за их преступления надо было «ставить к стенке». Разоблачает тех, кто заявляет, что в лагерях находились «невинные жертвы сталинизма». Сын фронтовика на примере судьбы своего отца-фронтовика опровергает измышления, будто всех наших военнопленных после войны направляли в Сибирь. Он же доказательно разоблачает ложь о десятках миллионов репрессированных при Сталине людей.
Как о большом народном горе, пишут ветераны и их дети о смерти Сталина. Добирались кто как мог в Москву, чтобы проститься со Сталиным. «Весь десятый класс плакал вместе с учительницей». Своей дочери рабочий дает имя – Стал;´на – и воспитывает ее на примере жизни Сталина.
Очень многие пишут о своем возмущении, вызванном тем, что Адамович сравнил Сталина с Гитлером. «У меня чуть сердце не разорвалось, когда Адамович сказал, что Сталин хуже Гитлера», – с возмущением пишет ветеран труда и предъявляет претензии к Богу, который таких людей не лишает языка. Группа инвалидов Отечественной войны, в связи с таким сравнением, высказывает свое отношение к названию фильма: «Сталин был и будет! Как можно ставить в один ряд Сталина и Гитлера? Разве так должно идти очищение?» Фронтовик считает, что сравнить Сталина с Гитлером – это все равно что сравнить его с фашистским солдатом.
Группа фронтовиков просит через газету «Советская культура» опубликовать их письмо, чтобы сегодняшняя молодежь знала, что они в 17–18 лет с именем Сталина шли в смертельную атаку, что с этим святым именем наш народ одержал победу.
Инвалид Великой Отечественной войны, бывший председатель колхоза, смотрел фильм в большой аудитории фронтовиков. И об их впечатлениях написал Адамовичу. Не видел ранее и не ожидал ветеран такого единодушного осуждения критиков «сталинизма». Безоговорочное осуждение позиции Адамовича относительно нашей истории 30–40-х годов и, в частности, его домыслов о вине Сталина в нынешнем состоянии сельского хозяйства. Бывший председатель колхоза, не понаслышке знающий сельское хозяйство, анализирует причины аграрного кризиса и убедительно опровергает измышления Адамовича о том, что он по вине Сталина не может себя прокормить.
В популярной форме разъясняют авторы писем Адамовичу и его «свидетелям» сущность презумпции невиновности и объясняют, почему она должна применяться и к Сталину. А рабочий-шахтер разъяснил «горе-писателям» и «горе-ученым», что Малюта Скуратов, Тимур и Гитлер потому могут называться оскорбительными словами, что они не при Советской власти жили, и наш закон их не защищает.
Женщина-фронтовичка, не понаслышке знающая довоенное сельское хозяйство, предлагает Адамовичу, который не может сегодня себя прокормить, организовать творческий коллектив и поехать в белорусскую глубинку выращивать хлеб и мясо. Прослушав выступление в суде Адамовича и его «свидетелей», задумался фронтовик: «Кто же они такие, наши воспитатели, на что способны?» Как обвинение бросает пенсионерка-колхозница в лицо Адамовичу:
«Я люблю свою Родину, землю свою, никогда – сколько ни проживу – другой земли не захочу!» И поверяет нам свое скромное желание: «Хочу дожить, чтобы погасить свои облигации. Тогда мы, голодные, на всю зарплату подписывались на заем». Поступком лицемера назвал молодой рабочий заключительную сцену судебного процесса: Адамович бросается ко мне для рукопожатия и фотографирования «на память».
«За что позорите свою Родину?» – спрашивает пенсионерка Поликарпова и Карякина и разъясняет им, почему возможны были необоснованные репрессии и причины сегодняшнего очернительства нашей истории. Плакала старая женщина, когда слышала мои слова в защиту нашего поколения. Ей не понятно, «от кого» Поликарпов, мне же дала высшую оценку – «настоящий юрист и историк». Другая женщина очень убедительно объяснила одну из причин необоснованных репрессий: «И при Сталине были адамовичи, которые доносили. Так кто же виноват – Сталин или адамовичи?» Считает, что они и Горбачева опаскудят, только не при его жизни. Инженер, отец которого, арестованный в 1937 году, был через несколько месяцев освобожден, видит в этом опровержение вымыслов о том, что «из сталинских застенков никто не возвращался».
Женщина сообщает, что ее отец, сельский учитель, был репрессирован по навету председателя сельсовета, бывшего белогвардейца, и секретаря сельсовета, сына кулака. И спрашивает: «Но при чем же здесь Сталин?!»
Бывший заключенный гордится тем, что, отбывая наказание, получил специальность строителя и участвовал в сооружении Сталинградской гидроэлектростанции и Волго-Донского канала. Разоблачает тех, кто утверждает, что в «сталинских лагерях» гибли миллионы людей.
Фронтовичка помнит свою мать «в красной косынке» и отца – председателя сельсовета, которые в конце 20-х годов укрепляли Советскую власть в деревне и боролись с врагами, от рук которых гибли коммунисты, комсомольцы и чекисты.
Дети, потерявшие в годы войны родителей и ставшие детдомовцами, вспоминают свое одухотворенное детство, гордятся высокими нравственными качествами, которые им были привиты в сталинское время. Учительница-пенсионер с гордостью пишет, что люди до войны были счастливы и жили радостно. У ребят было счастливое детство, они росли здоровыми физически и духовно, получали в школе крепкие знания и смело вступали в жизнь. Женщина, детство которой прошло в трудные военные и послевоенные годы, и сегодня помнит, как ее принимали в пионеры и в комсомол, как она вскакивала утром с постели для того, чтобы отдать салют гимну, исполнявшемуся по радио в 6 часов утра.
Тяжкую обиду, пишут ветераны, наносят нам адамовичи, заявляя, что прожили они свою жизнь неправильно, будто были слепым орудием в чьих-то руках. Колхозник рассказывает, как в довоенные годы любили Красную Армию, готовились к защите Родины, с какой гордостью носили на груди значок ГТО (Готов к труду и обороне).
Ветеран труда с гордостью пишет, что родился в семье большевика, «не теперешнего, а того времени, когда большевики были полностью преданы делу революции».
Семнадцатилетняя девушка, когда немцы непосредственно угрожали Москве, принимает участие в строительстве оборонительных сооружений, оказывает первую помощь раненым, отдает им свою кровь и помогает отправлять их в тыл. Затем со своими школьными подругами идет на фронт. Связистка минометной батареи. Неоднократно под огнем немцев восстанавливала телефонную связь. Заменяет убитого бойца минометного расчета. Свыше 3500 км боевого пути. Медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги» отмечен ратный труд девушки-патриотки. Вместе со своими однополчанами по меркам военного времени оценивает мою борьбу за честь и достоинство Сталина, называя ее «героическим поступком».
Другая девушка прибавляет себе год, чтобы добровольцем уйти на фронт. Тяжкий труд санинструктора. Фронтовое товарищество. Ни дня, ни одной ночи под крышей над головой. Гордость: была комсоргом батареи. Боевые будни и послевоенные трудности. Вера в Сталина вдохновляла. Посмотрев «Очищение», пишет на ЦТ, представляясь моей однополчанкой, чтобы «убедить» чиновников дать мой адрес. «Мне хотелось стать рядом с Вами на том суде, чтобы поддержать Вас». Воспоминания об одухотворенной нашей довоенной жизни. Клевещут на Советскую власть, «а Сталин не позволял, чтобы кто – то даже словом порочил ее…» Отец-фронтовик уцелел в войне, но в 1949 году умер от ран. Радуется, что мной «брошенные в души людей зерна правды уже прорастают»… А до армии 15-летним подростком в прифронтовых условиях участвовала в строительстве железной дороги, по которой нефть из Баку должна доставляться в Сталинград. Сегодня, воодушевленная моим примером, вступает в отчаянные схватки с клеветниками на наше поколение, на Сталина.
…Крик души солдатской вдовы, потерявшей мужа в первые дни войны, через полгода после свадьбы, и всю жизнь его искавшей по дорогам минувшей войны. Потрясает: «Обнимала, целовала памятники на братских могилах, а он, бедненький, не отзывался!»
Защищая свои честь и достоинство, вынуждены фронтовики прибегать и к таким аргументам: «Добровольцем в 17 лет я ушел на фронт. Разведчик. Трижды ранен. Сталинградская битва, Курская дуга, битва за Днепр, Польша, Германия, Чехословакия» – и как аргумент, обосновывающий требование: «Хватит! Прекратите писать о Сталине только плохое!»
Разговор о ценности человека, его моральных качествах они по-прежнему ведут по самому большому счету, людей оценивают по критерию «пошел бы я с ним в разведку?» Об Адамовиче и его единомышленниках: «Я уверен, что эти люди никогда не закроют собой амбразуру ради спасения жизни других».
Отчаяние и боль ветеранов. Крик поколения: «Годы пожилые, здоровье ушло, а душа живет – страдает и мучается, видя все происходящее…Ваше письмо было как глоток чистого воздуха, как забрезживший свет в конце тоннеля…Что делать, как поступить, подскажите, дорогой Иван Тимофеевич!»
Уходят из жизни ветераны и уносят с собой никому не рассказанные биографии – неповторимые, уникальные, так и не дождавшись неленивого, с горячим сердцем журналиста или писателя, которому можно было бы рассказать о себе, о неповторимых 20 – 40-х годах. Разве не достоин быть опубликованным, например, вот этот рассказ…Классовая борьба в деревне накануне коллективизации. Кулак увольняет батрака за то, что тот вступил в комсомол. Его семья первой вступает в колхоз. Коллективизация, кулацкое сопротивление и вредительство. Война: от западной границы до Сталинграда и назад, до Германии. Ранен, потерял глаз, участник Парада Победы. А ведь солдатами-участниками этого парада были, как правило, награжденные орденом Славы всех трех степеней. А он, скромный труженик войны, ничего не сказал о своих наградах. Гордится тем, что 45 лет состоит в Партии (спросить бы у солдата – почему он это слово пишет с заглавной буквы). Послевоенная разруха, в начальники не вышел.