– Водица, водица, умой наши лица! И руки, и ноги, и ВСЕ ягодицы! – прочитала я вслух и подняла на поэтессу страдальческий взгляд.
– Ну, что опять не так? – рассердилась подружка. – Теперь это заговор коллективного пользования, на неограниченное количество лиц и ягодиц! Хоть для большого сводного хора Эльфийской армии и флота!
– Максимова! – взвыла я. – Ты издеваешься?! Какое еще неограниченное количество ягодиц?! У меня уже есть в сюжете одна задница, напоминаю, на первой же странице выписан беспорточный маньяк, и я не могу до бесконечности увеличивать удельную массу филея, это же фэнтези, а не порно! Мой редактор – интеллигентная женщина с тонким вкусом, она нипочем не пропустит такое безобразие!
– Да?
Ирка погрустнела.
Понимает, что с редактором не поспоришь.
Особенно с интеллигентным.
Иного интеллигентного редактора даже трехэтажной руганью не проймешь, он профессионально игнорирует суть и фиксирует слабые звенья словесных конструкций.
Как-то в сердцах я честно, не выбирая выражений, высказала одному весьма интеллигентному редактору все, что думаю по поводу беспощадной эксплуатации издательством писателя, так знаете, как он отреагировал? Искренне восхитился: «Надо же! Настоящий шестистопный мат!» А гонорар мне так и не повысил.
– Да, – сухо подтвердила я.
Подружка взяла беспощадно почерканную бумажку и, повесив голову, побрела к двери.
С порога спросила еще:
– А эротику ты писать не планируешь, нет?
– В ближайшее время – нет, не планирую, – сказала я так, чтобы не лишить ее надежды уж вовсе.
– Спокойной ночи, – уныло изрекла непризнанная поэтесса и понуро побрела к выходу.
– Стой!
Мне стало стыдно.
Что я за человек, если огорчаю лучшую и единственную подругу, когда могу ее порадовать?
– Дай сюда свою бумажку, сядь и помолчи пять минут.
Вздохнув, я взяла листочек с подружкиным четверостишием и потянулась к клавиатуре.
Человек он был неплохой, да и маг хороший, несмотря на молодость – всего-то триста с хвостиком лет. Единственным духом, с которым он никак не мог совладать, был дух экспериментаторства.
Спрашивается, зачем сочинять новое заклинание для преумножения красоты, если их таких уже не меньше сотни придумано? Но разве удержишься от вдохновенного творчества, едва представишь, как это будет: прелестные фигуристые девы в легких рубашках, ночь, луна, звезды, искрящийся источник…
– Водица, водица, умой наши лица! И ноги, и руки, и все ягодицы!
Маг-изобретатель торжественно озвучил новое заклинание, и вода в ключе забурлила, всплеснула фонтанчиками, омывая и лица, и все остальное, как просили.
Тонкие рубашечки моментально намокли, шелковая ткань сделалась почти прозрачной, открыв благодарному взору младого мага сто-о-олько интересного…
Но вводить в заклинание неопределенную величину «все» определенно не стоило.
Не удовлетворившись в отличие от мага предложенными ему ягодицами и иными прелестями, живая водица тугой струей настойчиво ударила в ткань мироздания.
– Ой, – совершенно не величественно пискнул маг.
Воздух заискрился, пошел круговыми волнами, образуя подобие мишени, в самый центр которой плеснула вода.
Маг взмахнул руками, спешно выплетая заклинание экстренной штопки, но впопыхах только сбил прицел, и добрая порция живой воды при погружении в иномирное пространство, стремительно переходя из второго агрегатного состояния в первое, вместо заявленных в заклинании ягодиц ударила несколько выше.
– А-а-а? Х-х-х-х…
– У-и-и!
Маг услышал два возгласа, абсолютно разных по настроению, и тихий чмок сомкнувшегося портала…
– Отлично! – Ирка хлопнула в ладоши. – Мне очень нравится! Только у тебя вот тут, в самом начале, ма-аленькая опечаточка.
– Какая еще опечаточка?
Я послушно прокрутила текст к началу.
– Вот, тут у тебя в нескольких местах написано «Дина», а надо «Рина».
– Рина Зеленая? – хмыкнула я, насмешливо поглядев на мнимо простодушную подружку.
Некоторым положишь в рот один пальчик, так они всю руку до подмышки оттяпают!
Нет, как вам это? Интеграции ее поэтического творчества в мое прозаическое подружке уже мало, теперь ей подавай героиню, названную в ее честь!
– Рина Рыжая! – Ничуть не смущенная Ирка тряхнула копной медных волос. – Звучит же, согласись?
– Вполне, – согласилась я, послушно исправляя «опечаточку».
А то ведь не отстанет от меня Рина Рыжая, проест мне плешь в моих негустых белокурых кудрях.
– Отлично! – повторила подружка, одобрительно похлопав меня по плечу. – Это надо отметить! У тебя вино есть?
– Вина нет, есть коньяк.
– Коньяк? Нет, моя радость пока еще не настолько велика, – секунду подумав, от особо мощного горячительного Ирка отказалась. – А у Хачатуровича домашняя «Изабелла» очень вкусная, давай бутылочку закажем? Или две…
И, не дожидаясь от меня ответа, она принялась разматывать скатанную в клубочек шашлычно-бельевую резинку.
Вчерашнюю коробку от торта мы неразумно выбросили, поэтому сегодня вынуждены были обойтись одним пакетом, утяжелив его очередной парой голышей.
– Сквозь полиэтилен будет видно бутылки, это как-то неприлично, – решила Ирка. – Поступим вот так…
И она изящно задрапировала мешок собственным парео из бледно-голубого шелка.
С учетом того факта, что в Ирке больше ста килограммов живого веса, парео у нее дивно просторное, так что у нас получился вполне себе убедительный парашют.
Я позвонила Хачатуровичу и заказала две бутылочки хваленой «Изабеллы» на вынос (или на вывоз? или на вылет?), и Ирка вытравила резинку на максимальную длину.
– Видали?! Это наше привидение на посадку пошло! – бурно обрадовались дети, сидя в засаде на четвертом этаже.
– Бежим ловить! – предложила Катя.
– Ты че? – Нюра покрутила пальцем у виска. – Ловить! А если это оно нас поймает?
– Надо его сначала ослабить, а уж потом ловить, – веско сказал Васька, захлопнув книжку. – Готовьте к бою чеснок!
Старый мудрый шашлычник давно уже ничему не удивлялся. Мясо в коробку? Да пожалуйста! Вино в мешок? Да сколько угодно!
«Ест» – уведомила заказчицу традиционная эсэмэска.
– Тяни, – велела я Ирке.
Бледно-голубым цветком распустилось в ночи маскировочное парео.
Легкая ткань шевелилась, как живая, гладкий шелк отсвечивал разноцветными огнями недалекой дискотеки.
– Летит! – доложила боевым товарищам Нюрка. И не удержалась, похвалила вражину потустороннюю: – Краси-и-ивое!
Катька двумя руками цапнула с подоконника выложенные в ряд чесночные головки. Нюрка и Васька тоже вооружились.
Хороший, качественный овощ выбрали для обстрела привидения лучшие представители современной молодежи!
Тугие чесночные головки размером с детский кулак со свистом вылетели из окна и метко поразили не ожидавший нападения кулек плотным боковым огнем.
Резинка вдруг задергалась, как живая, и вырвалась из пальцев безмятежной Ирки.
– Держи!
Я чуть не вывалилась в окно, но каким-то чудом успела сцапать улетающий хвостик.
– Держись!
Подружка затащила меня обратно и обмахнула трясущейся ладошкой разгоревшееся лицо:
– Фу-ух! Я уж подумала – все, прощай, «Изабелла», разбились наши бутылочки!
– Мне показалось, что-то звякнуло, – сообщила я, не спеша радоваться. – Может, и разбились… Давай тяни поскорее!
Засадный полк на четвертом этаже завопил так, что заглушил дискотечную музыку:
– Ура!
– Попали!
– Мы его сбили!
– А вот теперь – бежим ловить! – скомандовал Васька.
И молодые бойцы с нечистью посыпались вниз по лестнице.
Мы с подружкой в четыре руки втащили в окно сочащуюся красным посылку от Хачатуровича.
– Одна бутылка разбилась, а вторая целехонька! – быстро произведя ревизию, обрадовала меня Ирка.
– И где оно? – озадачились, высыпавшись во двор, раскрасневшиеся от физкультуры дети.
– Улетело, – вздохнул командир Василий. – Но, судя по этому пятну, мы его серьезно ранили!
На асфальте отчетливо краснела лужица, окруженная россыпью свежих капель.
– А разве привидение можно ранить до крови? – задумалась умная Катя. – Откуда у него кровь, оно же не живое и даже не материальное?
– Наука еще слишком мало знает о привидениях, – рассудил Васька. – Что у него есть и кого оно ест… О! Может, оно как раз недавно сожрало кого-то живого и материального, и это его кровь?
– Какой ужас! – восторженным дуэтом выдохнули бесстрашные девочки.
– Ну, за успехи в творчестве! – провозгласила Ирка, подав мне бокал с вином из уцелевшей бутылки.
– За нескучную жизнь! – поддакнула я.
Бокалы звякнули, а сердце мое даже не екнуло.
И напрасно.
Лучше бы мы за тихий вечер и безмятежное утро выпили!
Но кто же знал, что ждет нас впереди…
Хотя я-то уж могла бы и догадаться, что переменчивая Фортуна поворачивается ко мне всеми ягодицами еще в момент приема вечерних водных процедур.
В моей малагабаритной студии для регулярных омовений предназначена узкая и шаткая душевая кабинка. В ней-то я и находилась, когда произошла типичная для нашего курортного города подлость – внезапно вырубилось электричество. К несчастью, я уже успела окатить себя водой, экономно выключить эту самую воду и даже старательно намылиться.
Вся в мыле и в кромешной тьме я слепо потянулась к крану, промахнулась и ушибла руку о стеклопластиковую стенку, а задетая этим моим промахом кабинка обиделась и обморочно покачнулась, всерьез обещая рухнуть на бок со мной внутри.
– В той норе во мгле печальной гроб качается хрустальный! – истерично заголосил мой внутренний голос, для пущего драматического эффекта обратившись к вечной – пушкинской – классике. – На цепях среди столбов!
– Не видать ничьих следов вкруг того глухого места. – Я машинально продолжила цитату из «Сказки о Мертвой царевне» и скривилась, ощутив во рту вкус геля для душа. – Тьфу!
Я попыталась открыть сдвижную дверцу, но ее заклинило, и спастись из душегубной кабинки бегством не получилось.
– В том гробу твоя невеста! – ситуативно точно закончил цитату мой внутренний голос.
Хорошо, что свет дали всего лишь минут через пять и мое холодеющее тело не успело покрыться хрустящей мыльной корочкой.
Но в постель я улеглась не в лучшем настроении.
День третий
Засыпала я под «Мурку». Это был не мой личный выбор – уличные музыканты, регулярно промышляющие на большой дороге под нашими окнами живым вокалом, до поздней ночи ублажали слух гостей из окрестностей солнечного Магадана уголовно-лирическими песнями.
Снилось мне что-то из той же оперы – детективно-дефективное, поэтому я не слишком удивилась, когда оживший в ночи мобильник придушенно прохрипел мне в ухо:
– Мусор…
– Опачки… Мусор-мусорок, – пробормотала я строго в тему.
– Не поняла?
– Пасть порву, моргалы выколю, дайте спать, редиски, – сонной скороговоркой объяснила я.
– Какие еще редиски?! Ты сначала дыню выброси! – подружкиным голосом выкатила претензию телефонная трубка.
– Не поняла? – неоригинально отреагировала я.
– Кончай базарить, редиска! Сегодня же твоя очередь мусорное ведро выносить!
– Ах, ведро…
Я окончательно проснулась.
В нашей густонаселенной курортной местности мусорные баки отсутствуют как данность. Городские власти объясняют этот факт нежеланием увеличивать популяцию крыс, хотя мне кажется, они просто беспощадно экономят на дворниках. Зато раз в сутки по улице медленно и торжественно, как дорогой катафалк, проезжает мусоровоз, безропотно принимающий в недра свои содержимое помойных ведер.
Проблема в том, что на ближайший к нам перекресток эта полезная машина прибывает в 6:30 и убывает оттуда спустя пять минут. Кто не успел – тот опоздал и продолжает хранить и, как следствие, обонять накопленный за сутки мусор в своем жилище.
Мы с Иркой договорились, что объединяем наши отходы в одном объемистом ведре, храним его у Максимовых в ванной комнате – там темно и прохладно – и выносим по очереди.
Сегодня утренняя романтическая прогулка на свиданье с мусоровозом предстояла мне.
Вздохнув, я натянула длинную майку, на сонный взгляд с прижмуром вполне способную сойти за короткое трикотажное платье, сунула ноги в шлепанцы, вышла в коридор и приняла у подружки мусорное ведро.
Вчерашние дынные корки в верхнем слое его содержимого пахли мощно, но не аппетитно.
– Фу! – сказала я.
И, брезгливо отвернув физиономию в сторону, сомнамбулой побрела вниз по лестнице.
– Под ноги смотри, лунатичка, навернешься же со ступенек, – предостерегла меня заботливая подруга. – Собирай потом дынные корки и твои кости по всей лестнице с шестого этажа по первый!
– Не каркай, – попросила я тихо и глухо, потому что старалась дышать неглубоко и редко.
Хозяйственным магазинам имело бы смысл продавать мусорные ведра в комплекте с противогазами…
Зато загодя выполненный поворот головы вправо – в сторону от ведра – позволил мне с ходу прострелить нужную улицу пытливым взором.
Явление мусорки народу еще не состоялось, перекресток был пуст.
Я поставила ароматическое ведро на пол, зевнула, потянулась, оперлась на перила невысокого крыльца и от нечего делать лениво просканировала действительность, данную мне в разнообразных ощущениях, за исключением разве что слуховых: в шесть с копейками утра в эпицентре курорта было тихо, как в оке урагана.
Зловещая тишина воцарилась не зря.
Сначала я заметила бурую лужицу чуть левее крыльца и покраснела ей в тон, сообразив, что это компрометирующее пятно оставила наша с подружкой разбившаяся бутылка. Россыпь мелких темных пятнышек, окружающая центральную лужицу как звезды – более крупное небесное тело, тянулась влево а-ля Млечный Путь.
– Не, это не Млечный – это Винный Путь, – услужливо подсказал подходящее название данного художественного безобразия мой внутренний голос. – Так сказать, Vino Way!
Я прошлась по скоплению капель пристыженным взглядом и совершенно неожиданно для себя обнаружила на дальней оконечности не особо протяженного Винного Пути реальное тело – ничуть не небесное!
Оно лежало, распластавшись на асфальте, как морская звезда, вниз лицом, из-под которого к винной луже протянулся более темный ручеек.
– Опачки, – тихо и опасливо вякнул мой обычно интеллигентный внутренний голос, мгновенно меняя стиль речи в соответствии с ситуацией. – Шухер, делаем ноги!
– А пульс пощупать? – послушно отступая, пробормотала я неуверенно. – Вдруг он еще жив?
– Кто жив, кто мертв? – бодрым голосом откликнулась дама, в чей упругий фасад я влепилась своим поджарым тылом.
– Да вот. – Я посторонилась, открывая новому зрителю вид на распластанное тело.
– О-о-о, нет, о пульсе речи быть не может, это полный натюрморт! – присвистнула гражданка, как сестра-близнец похожая на Фрёкен Бок из мультфильма про Карлсона.
И еще немного на гигантского цыпленка – спасибо гребню залакированного начеса на макушке и желтому махровому халату.
Фрёкен Бок поставила на ступеньку принесенное с собой мусорное ведро, проворно охлопала карманы своего банного халата, извлекла на свет мобильник и, быстро найдя в памяти аппарата нужный номер, на удивление жизнерадостно возвестила в трубочку:
– Соня, подъем! Представь, у нас во дворе в луже крови лежит неопознанный субъект, по виду – мертвый, как полено, по-моему, не из наших, но ты лучше выйди и посмотри сама!
– А кто у нас Соня? – осторожно поинтересовалась я.
Раз уж нельзя так же просто выяснить, кто у нас мертвый, как полено, субъект…
– Управдома своего не знаете, девушка? – укорила меня Фрёкен Бок, которой больше подошло бы зваться Фрёкен Фас или Фрёкен Тыл – рельеф у нее был уж очень выразительный.
– Ах, эта Соня!
«Эту Соню» я знала как Софью Викторовну и старательно обходила за семь верст.