– Я не веду их на смерть, – отстраненно ответил Сет, раненый упоминанием семьи. – Они идут добровольно.
Рядом стоял Лурк с женой; еще несколько человек стали обращаться лицами к нашему диалогу.
– Сет, все это гораздо больше, чем просто бунт. Вы разжигаете ненависть. Сет, опомнись: чтобы остаться в живых, нужно гораздо больше, чем смелость. Вас изобьют, а потом отправят на каторжные работы. И это в лучшем случае.
– Ты, что же, предлагаешь нам молчать? – спросил Лурк. – Мы всю жизнь молчали! Наши отцы успели отоспаться в могилах и вновь возродиться, пока мы тут слушали обещания власти. Пора дать слово народу! Ты видела, как они живут там, в Метрополе? Подошвы их ботинок покрыты золотом. Им доставляют сыр из Пятой провинции и упаковывают в чертовы коробки с бантиками! Они каждый день выбрасывают тонны пищи, техники, мебели – просто потому, что им это надоело. Им, видите ли, это не нравится. А у нас каждый день умирает с десяток человек от голода и болезней! И это только в Ущелье! А что твориться по всей провинции? А в других рабочих провинциях?! Мы больше не будем молчать! Довольно!
Снова все разразились военными кличами и криками. Мои слова казались незрелыми и глупыми. Их было мало, чтобы убедить эту толпу отказаться от задуманного. В сердцах они смеялись.
– Я не предлагаю вам молчать – или сдаться. Но вы должны подумать о семьях. Что будет с ними, если вы однажды не вернетесь? Вы обрекаете их на погибель, куда более страшную, чем будет ваша.
– Армина, – Вит меня одернул, но я вырвалась и продолжила.
– Нет, Вит, я должна сказать. Стратегия не строится обсуждениями в пьяном угаре. Это все гораздо сложней. Вы идете на переговоры, но вы не готовитесь к смерти, а ведь ваш противник не играет по тем же правилам, что и вы. Наш общий враг бесчестен и коварен. Есть ли у вас оружие? Нет? А у них – да! И они выстрелят, не подумав о ценности человеческой жизни. Вы к этому готовы? Вы готовы умереть?
Я остановилась внезапно и чуть не задохнулась от потока воздуха, ворвавшегося в легкие. Во всем помещении стояла диковинна тишина, а последние слова, сорвавшиеся с губ, повисли в воздухе ледяными осколками. Меня слушали все, но в глаза я смотрела только Сету.
– Откуда ты пришла, девочка? – спросил Артур. – Мне кажется, я уже слышал подобные слова лет десять назад…
– Да прекрати, Артур!
– Вечно ты со своими бреднями!
– Не суйся!
Я сконфузилась. Произнести правду не имела права. На моих устах стояла печать, которую я должна была охранять ценой собственной жизни.
– Я росла в Ущелье, и я всех вас знаю. Мы все принадлежим этим скалам. Но я хочу предостеречь вас. Вы не можете совершить все так просто.
– Мы готовы, – спокойно сказал Лурк.
– Мы живем в страхе много лет, – вступилась поразительно степенная Лия. – Пора с этим что-то делать.
– Армина, не нужно… – прошептал Вит и положил мне руку на локоть.
– Артур, – я повернулась к отцу Вита, – ваша семья… она знает, что много лет вы собирались выступать против власти?
– Армина, – голос Вита стал строже.
– Вит, они идут на смерть, – я обозлилась.
– Мы идем на переговоры, – поправил Сет.
Я была девчонкой, они – зрелыми мужьями Седьмой провинции. Военные стратегии были мне знакомы из теории, они – воплощали все в действие. Я им не ровня. И они никогда не станут слушать труса.
Да, я трусила. Но отказывалась это признавать, прикрываясь здравым смыслом.
– Сет, революции нужны массы. Вы собираетесь изменить мир кучкой дилетантов? Вы падете.
– Все лучше, чем гнить в руках Метрополя и петь под дудку Матиса, – произнес один из братьев.
Я села на лавку и попыталась совладать с собственными мыслями. Нет, у меня не укладывалось в голове то, что они собирались подвергать себя опасности. Мы видели слишком много смертей и разрушенных судеб, чтобы позволить случаться этому снова и снова. Настали иные времена. Наши прародители явились свидетелями начала тоталитаризма, но мы, их пращуры, казалось, все еще помнили из своих прошлых жизней о той сладкой свободе и эфемерной демократии, о которой пели старые истории. Мы те, кто видит два мира, и кто может сделать выбор.
Я безнадежная трусиха – и всегда была, – но не позволю своему народу сгинуть в руках власти.
Поднялась со скамьи и заметила, что многие начали расходиться.
– Кто скомуниздил мою шапку? – ревел старик Тао. Иного варианта разговора он не ведал. – У меня уши воспаляются! Я кого спрашиваю: кто скомуниздил мою шапку?!
– Да вот же она, завалилась под лавку, – один из братьев помог достать потерянную вещь. – Внимательней будьте.
– Поговори мне еще, сосунок,– опираясь на дубовую кривую трость, бурчал старик. – Еще от мамки не отлип, а уже советы раздаешь. Да я тебе в деды гожусь!
– Да оставь ты его. Он выпил сегодня больше рыбы, – сказал другой брат.
Вит беседовал с отцом, но я выскочила на улицу и отправилась через поле к границе.
11
– Где ты была? – Киану, казалось, нервничал.
Мы столкнулись на входе в Долину, где он ощипывал тушку курицы.
– Где Герд? Он вернулся?
– Да, но к нему лучше не соваться с серьезными вопросами, – Киану с подозрением меня осматривал. – Что опять случилось? Ты здорова?
Я кивнула.
– Извини, Киану, надо идти.
Я всегда делилась с ним мыслями, пусть порой мы и ненавидели друг друга, но я пообещала себе рассказать ему обо всем позже. Сейчас не время.
Побежала скорей к дому. Запыхавшись, взлетела по лестнице и истерично завопила:
– Герд? Герд, где ты?
Я рыскала по полупустым комнатам, пока не услышала какие-то стоны. Они доносились сверху и, казалось, кого-то резали живьем. С ужасом, гуляющим по венам вместо крови, поднялась на второй этаж и заглянула к источнику звука.
Герд лежал на постели, раскинув могучие руки. Из плеча сочилась кровь. Вся рука обложена тряпками. Орли согнулась над всем этим и, судя по напряженности позы, уже не один час орудовала тонкими щипцами; Мальва возилась с примочками.
Орли сделала движение – и Герд даже согнул ноги от боли. Я сжала веки и приказала себе не трусить.
– Давай, Орли, ты сможешь, – надрывно произнес наставник удивительно трезвым голосом.
Мальва заметила меня, стоящую в дверях, и жестом подозвала. Мы молча смочили несколько лоскутов в настое трав-антисептиков и омыли несколько незначительных ран. Я налила в стакан крепкую настойку на спирту, приподняла голову Герда, чтобы немного облегчить его муки.
Орли вытерла со лба пот – бедняга, как и все мы, еще не подготовлена к настоящим ранам. Я старалась не смотреть на то, откуда сочилась кровь. По-настоящему никто из нас, кроме Герда, не владел искусством врачевания. Не хватало Вита с его недюжими для шестнадцати лет познаниями.
Мальва вытерла испарину со лба Герда.
– Давай, Орли, – подбодрила женщина.
Орли собралась с духом – до чего же тяжко ей это далось! – и подсела еще ближе к ране. Пара ловких движений – и на пол что-то упало. Пуля. Герда ранили выстрелом.
– Кая, помоги, – Орли устало протянула мне иглу.
– Я… – пожалуйста, только не зашивать рану, молилась про себя.
– Давай, – лицо Орли выражало такую вселенскую усталость, будто она пережила несколько жизней.
Я не посмела отказать в помощи, лишь ссылаясь на собственный страх. Пора мне было завязывать со всем этим и взрослеть. Я взяла иглу и заняла место Орли. Насколько хватало скудных знаний, рана хоть и глубокая, но не опасная – важные артерии или крупные сосуды не задеты; большая удача. Я старалась думать о чем-то, кроме запаха крови, беспощадно бьющего в ноздри, и вида разорванной плоти, вызывающей тошноту. Благо, много часов во рту не было и маковой росинки. Еще один шок, еще два… Наконец, выдохнула.
Мальва быстро сменила меня на посту. Пока я мыла руки, она омывала рану; мы все это время молчали – даже Герд не проронил слова. В эти минуты для нас всех его не существовало – была только рана.
Скоро все закончилось, но я не спешила покинуть комнату. Мальва отправилась за бульоном, Орли исчезла. Не лучший момент для разговоров, но этого никто не испрашивал. Молчание могло стоить слишком дорого.
– Мы разобрали повозку, – в дверях появился Киану.
Он быстро отыскал себе место. Герд не хотел этого признавать, но после отъезда Кары Киану стал тем, с кем он теперь делился некоторыми планами. Что ж, пусть они оба услышат.
Глядя на непривычно ослабшего наставника – нашего могучего, как скала, предводителя – и непревзойденного самодура Киану, в сердце вдруг зародилось нечто сродни симпатии. Любила ли я их? Едва ли. Уж слишком сильными были они, а сила эта, точно невидимый щит, мешала им быть теми, кого я действительно смогла бы полюбить.
– Кто это сделал? – прервал мысли Киану.
Герд кинул на меня взгляд, но, видимо, недавно пережитые события нарисовали на лице некое выражение, не позволившее ему выпроводить меня за дверь.
– Это был вооруженный бунт.
Я встала и сменила ему повязку. Затем вновь принялась омывать раны, которые все еще кровоточили.
– Герд, я должна сказать кое-что, – не поднимала взгляд и не отвлекалась от работы. – Сегодня я видела Сета и его… сборище.
– Где ты ошиваешься, Кая?
– Так получилось, Киану, – подняла на него глаза, давая понять, что лучше меня сейчас не трогать. – Завтра они собираются устроить забастовку на заводе.
– Как это понимать? – Киану был также несдержан, как и непокорен.
– Герд, – села с полотенцем в руках, – ты должен их остановить.
– Дети, это… – он попытался сесть.
В эту минуту вошла Мальва, неся на подносе бульон с хлебом.
– Герд, тебе надо отдыхать, – спокойно, как и всегда, напомнила женщина – единственное здравомыслящее существо в этом доме, чей разум не затуманен бренными страстями.
– Кая, Киану, вам тоже пора. Давайте, дети мои, ступайте.
– Мальва, еще несколько слов – и мы уйдем! – взмолилась я, взяв пищу из ее рук. – Принеси одеяло потеплей, пожалуйста.
Женщина что-то бурчала себе под нос, и не без основания. Киану помог сесть Герду, опираясь на подушки; я устроила поднос на ногах. Он был бы не Гердом, если б позволил кому-то кормить себя с ложечки. Морщась от боли, он принялся хлебать бульон.
– Герд, они все погибнут, ты же знаешь.
Он серьезно на нас посмотрел.
– Тебе не следует соваться к Сету, Кая, – спокойно начал он. – На самом деле он со своими людьми безобиден. У них нет оружия и даже собственного места сбора.
– Они были в домах, в которых случились обвалы после Кровавого Восстания. Я видела своими глазами: это отличное место. Сет сказал, они идут на переговоры – так что никакого оружия. Выходит, оно у них может быть, – поймала на себе взгляд Киану. – Да, может быть, я говорю глупость, но дело даже не в этом, – схватила руку Герда. – Герд, ты должен их остановить. Я знаю, ты можешь.
– Кая… – Киану вздохнул и замотал головой, будто все безнадежно.
– Восстали в Пятой провинции. Там была бойня, и я не знаю, кто одержал победу. Люди на грани – их уже ничто не остановит.
Я просто не верила, что он отказывался спасать свой народ.
– Герд, ты отправляешь их…
– Не я их предводитель, Кая, – не забывайся, – строго произнес он. – Я хозяин этого дома, но не правитель Ущелья.
Еще с минуту я сидела молча, пытаясь сознать произошедшее. Тогда я еще не понимала правоты Герда; я злилась, злилась на то, что жила в этом государстве, злилась на бедность, которую видела, на смерть, которая гуляла по улицам с косой и избирательно отнимала тех, кого любили, злилась на безысходность.
А была ли она, эта безысходность? Мне ли, молодой девчонке, было об этом говорить? Без роду, без племени, я жила в огромном доме, под эгидой одного из самого могущественного человека города, пусть многие годы. Что мы его знали, он скрывался в тени. Я была сыта и имела одежду, я трудилась и получала за это плату. В сущности, меня научили довольствоваться меньшим, нежели богатые мира сего – и большим, чем те, кого я видела у Сета.
Так мне ли, черт возьми, было говорить о несчастье?
Я поднялась и вышла из комнаты Герда. К черту все.
12
Думала, что буду мучиться бессонницей, но сон завладел и телом, и разумом, едва голова коснулась подушки. Там, в этих ночных видениях, мелькали лица Орли, Руни, Ноя и Натаниэля… Они что-то говорили, но я не слышала – или не хотела слышать. Голос Сета скрипел, пока не превратился в скрежет. Я вздрогнула и распахнула глаза. Все еще стояла глубокая ночь; разбудил меня Киану. Он водил ногтем по двери, полагая, что не сплю, а теперь пробрался в комнату и уселся на постель.
– Ты что делаешь? – ужасно хотелось спать. И что ему неймется?!
– Все думал о Сете. И о Пятой провинции. И о тебе… Ты что, вообще там делала? В доме Сета?
Протерла глаза и села, однако это не помогло преодолеть усталость. Киану находился прямо передо мной, без рубашки, без футболки или мастерки, в которых мы тренировались, – в скудном ночном свете, лившемуся из окна, и красивое лицо его, вопреки действиям, выражало тяжкую усталость.
– Мы думали, отцу Вита нездоровилось, а это оказалось предлогом для очередного сборища.
– Умно.
– Герд что-нибудь говорил? – вертела в руках складки одеяла.
– Сказал, что ты, как всегда, не знаешь своего места.
Горько усмехнулась. Герд прав – он всегда прав.
– Кая, ты же знаешь… – когда он называл меня по имени, это означало высшую степень сочувствия или серьезности.
– Знаю, Киану, – оборвала я. – Мы никто и должны оставаться в тени. Но для чего? Герд так силен – он мог бы изменить многое.
Киану смотрел на меня так, будто знал что-то, чего не знала я. Никогда не любила этот взгляд. Это лишь доказывало мою незначительность в лице остальных, а я хотела, чтобы мне доверяли.
– Киану, пообещай кое-что, – придвинулась ближе.
Уголок его рта пополз вверх. Он скрестил руки и положил их на голову.
– Девочка, твои желания не всегда осуществимы, – насмехается он. – Большинство из них.
– Просто… – опустила голову, – рассказывай мне то, что знаешь. Не держите меня в неведении. Из-за этого я пытаюсь разузнать все сама и делаю кучу глупостей. Зачем я вам, если я ничего не знаю и ничего не могу?
На этот раз Киану смотрел на меня так, словно хотел предостеречь – и оказывался не в силах. Его первенство и старшинство вынуждало его чувствовать некую опеку над теми, кто был младше – надо мной. Но в моем восприятии это являлось оскорблением.
– Думаю, новость о Сете, месте их сбора и запланированном восстании весьма ценная информация. Герд точно это отметил.
– Мне кажется, вы все знаете больше, чем говорите – и молчите. Мы много лет занимаемся непонятными тренировками… И эти учения…
– Есть новости от Кары, – прервал он и принялся расхаживать по комнате.
– Какие? – подскочила, но не выбралась из постели.
– Я не должен говорить, ты знаешь правила. Но в общем, я знал, как бы ты хотела что-нибудь услышать от нее, – он достал из спальных брюк лист бумаги, сложенный вчетверо.
Выхватила записку и в кромешной тьме быстро пробежала глазами, склоняя лист к окну.
– Откуда ты знаешь, что это она написала? Может, ее давно вычислили и решили поиздеваться над ее приспешниками – то есть, нами.
– Не будь так пессимистична. Дай ей шанс, – он улыбнулся. – Есть одно условие записок: она должна упоминать в них малину.
– Малину? Что за чушь!
– Ее любимая ягода. Это условный знак.
– А если об этом узнают?
– Ты слишком недоверчива.
– А ты недальновиден.
Киану снова усмехнулся – воспоминания былых словесных перепалок.
– Герд сказал ей не писать первое время, по крайней мере, пока ее не примут, как следует, и она не станет своей в том кругу. Но она передала через какого-то поверенного Герда в Пятой провинции. Чистое совпадение. Я должен вернуть эту записку, – с истинно девическим инстинктом я вознамерилась сохранить драгоценное послание. Киану присел совсем рядом и протянул раскрытую ладонь. Я опустила лист. – Видишь, – он спрятал в карман, – с ней все в порядке. У нее милая квартирка у парка с аттракционами…
– Это Министерство Иностранных Дел, Киану, – я съехала на спину и натянула одеяло. – Милая квартирка не спасет ее от комитетников. Эти предатели повсюду.