– А… Что… с-с-случилось? – заплетающимся языком спросил он.
– Дело в том, что… Данная особа – выдержал паузу Николай Петрович, – Назначила тебе встречу на Переговорной улице. Сегодня, в 13 часов 5 минут, у двенадцатого окна.
Тут-то подросток окончательно выпал в осадок: «Окно в Америку», улица, ещё недавно носившая имя Сакко и Ванцетти – единственное место во всём Саратове, где разделённые Стеной люди могли абсолютно законно подойти к ней. Где-то год назад в толстенный бетон, отделивший их Северный Саратов от чужого, Южного, были вмурованы огромные, метр на метр, толстые пуленепробиваемые стёкла высокой степени прозрачности. Всего таких «окон» в Стене сделали пятнадцать, на расстоянии где-то десять метров друг от друга. После этого территория Переговорной улицы сразу была оцеплена – отныне на неё можно было попасть только по предъявлению паспорта, если человек жил тут или где-то рядом, или особой карты, выдававшейся только в Саратове. Зато теперь, с этими документами любой мог находиться там свободно – каждый саратовец имел полное право поговорить с человеком по ту сторону Стены, просто назначив ему «встречу у «окна». Родственники, чьи семьи и судьбы разделила новая государственная граница, получили шанс пообщаться друг с другом. Однако воспользоваться этой поистине невероятной возможностью можно было лишь двенадцать раз за весь год – по одному на месяц. Зачем Настасья решила истратить такую ценность именно на него, после всего, что было, сам Саша не имел ни малейшего понятия. И честно говоря, не хотел даже думать об этом.
– В принципе, в принципе – как бы невзначай, но всё равно навязчиво объяснял ему директор, – Тебе… необязательно идти туда. Нет – конечно, тебе решать: ты парень умный, с потенциалом, с перспективами. Сам знаешь – отсюда людей выпускать не очень любят, но не пустить студента, имеющего место в общежитии другого города, учиться на бюджет даже военные не имеют права. А связи с иностранцами всё-таки могут усложнить данную, кхм, процедуру…
– Николай Петрович, я вас понял – неожиданно перебил его Саша.
Брови мужчины резко поднялись.
– Правда? Рад слышать…
– Но я всё-таки схожу туда.
Николай Петрович искренне удивился.
– Эва как! Есть причина?
– Не знаю… – признался он, – Наверное, просто не хочу, чтобы у неё сгорела встреча. Сами знаете, если не явлюсь туда, встреча всё равно будет считаться состоявшейся и она просто… Потеряет возможность встретиться с кем-нибудь ещё.
Саша был предельно честен с человеком, ставшем ему вторым отцом ещё при жизни первого – он и в самом деле не знал, не имел ни единой причины, чтобы идти туда. В голове Александра не укладывалось – зачем? Зачем Настасья снова нашла его? Уже больше двух лет прошло и тогда она абсолютно чётко дала понять, что не желает больше с ним пересекаться! Теперь они живут в разных городах и даже странах – с той поры очень многое изменилось. К тому же, вокруг неё всегда крутилось много парней и такая красивая внешне особа просто не могла засидеться в девках. Но если Настасья не хочет снова оживить их отношения, зачем ей видеться с ним? Хочет насыпать соль на рану? Или может, ей что-то от него нужно? Словом, поступок рыжей дьяволицы выглядел по меньшей мере странно и даже глупо, но этим он только провоцировал пойти на её условия.
– Ну… Ну ладно. Хорошо, – слегка неохотно согласился Николай Петрович, – Тогда тебе, я так полагаю, карта пропуска нужна?
– Она со мной – неожиданно ответил Саша. Порывшись в сумке, парень показал небольшую, вроде банковской, алую карточку с шестнадцатизначным индивидуальным номером и надписью латиницей «Kiselev Alexander».
– Ха! Зачем ты её таскаешь?
– Мама просит – понуро ответил подросток, – Говорит, вдруг папа всё-таки вернётся…
– Понятно… – понимающе протянул тот, кто знал о судьбе почти каждого из учеников своей школы – У тебя ведь следующие два урока у меня?
– Сдвоенная алгебра – да.
– Ну, стало быть, тогда тебя с них отпускаю – заявил Николай Петрович, – Иди.
Старшеклассник искренне удивился:
– Да зачем, Николай Пе…
– Иди-иди! – настаивал директор и Сашин учитель математики по совместительству, – За целый год ни одного урока не пропустил – надоел уже! Надо же делать хоть иногда исключение. Только домашнее задание сдай – и чеши отсюда. Давай-давай, топай, Киселёв!
Недолго думая, Саша отдал ему свою домашнюю работу и попрощавшись, удивлённо пошёл в гардероб. Да уж – такого поворота его жизнь давно не делала. Если и был человек, который выходит на улицу только для того, чтобы пойти в школу, ну или на самый крайний случай – в магазин, то это был Киселёв Александр. С тех пор, как появилась Стена, жизнь Саши практически не менялась вот уже как почти полтора года. А тут – на тебе: директор подбивает на прогул! Та, что не желала его больше видеть и знать, неожиданно объявилась в совершенно чужой стране! «А я точно ещё в своей Вселенной?» – полушутливо-полусерьёзно подумал двенадцатиклассник. Хотя если по-честному, шутить сейчас было не то время, да и не то место: под звонкую трель школьного звонка Александр скорее набросил на плечи куртку, нацепил рюкзак и молча вышел из школы.
Выбравшись из-за ограждения через узкую дыру в заборе, Саша поспешил в сторону улицы Горького – там, на пересечении с Сакко и Ванцетти его ждала самая странная, и наверное, самая невозможная встреча в его жизни. В голове всё ещё стояло стойкое непонимание: для чего? Именно тогда, когда он почти забыл о ней, снова напоминать о себе. Эта рыжая ведьма – что ей от него надо? Почему именно он – тот, кто совершенно точно не захочет её видеть? После двух с лишним лет отсутствия – стоит ли вообще заново вспоминать то, что уже не вернёшь? Вопросы в голове её бывшего ухажёра плодили друг друга, как кролики и Саша только и делал, что разбирался в них, на ответы же попросту не было времени. До назначенной встречи у Стены уже оставалось немногим больше тридцати минут, а ему ещё надо было пройти через весь проспект Кирова. Напряжённо думая, а скорее – бессмысленно гадая, чего ожидать от Настасьи, громко хлюпая сапогами по тротуарной плитке, Саша почти бегом пересёк улицу Чапаева.
Яркое полуденное солнце на иссиня-голубом небосводе вовсю слепило глаза, обжигая своими горячими лучами правую сторону лица двигающегося в сторону Горького школьника. Стайками оккупировавшие чёрные нити проводов, над проспектом о чём-то своём бойко щебетали воробьи. Свежий, не тронутый выхлопами машин ветер приятно освежал мысли, заставляя на некоторое время забыть о цели пешего похода. На окраине пока ещё абсолютно голые, здесь посаженные год назад вместо старых молодые деревца как раз успели дать первые нежно-зелёные листочки – центральные кварталы Северного Саратова уже впустили к себе в гости весну. Сверкающий билбордами, неоновыми вывесками, «саратовский Арбат» был так похож на какое-нибудь Пятое Авеню на Манхеттене: чистенький, без единого пятнышка грязи или снега проспект увлекал за собой, приглашал пройти дальше вглубь. Не по-буднему праздничная и яркая, пешеходная улица как могла привлекала к себе взгляды немногих гуляющих здесь в будний день горожан.
Одновременно с тем глаза резали никем не тронутые, ни от кого не скрытые, наоборот, как бы выставляемые напоказ незаживающие раны, оставленные штурмом города двухлетней давности: почти каждый дом где-нибудь да ощутил на себе огневую мощь войск американцев – точно изъеденное короедом гнилое дерево, местами штукатурка попросту зияла дырами 223-го НАТО-вского калибра. Большая часть когда-то жилых квартир давно опустела: заколоченные фанерой окна – выеденное яйцо, тонкая белая скорлупка без какого-либо содержимого. Каждый третий дом не имел жильцов вовсе. Здание аптеки на пересечении с Вольской было почти разрушено – из четырёх этажей только один и остался. Практически сокрушив центральный, Фрунзенский район Северного Саратова, «Кровавая весна» оставила после себя стойкое ощущение того, что ходишь по самому настоящему Сталинграду. Такой контраст жизни и смерти на одной улице создавал впечатление города-призрака, не так давно оставленного цивилизацией, и если не знать, что это самое ядро административного центра почти на миллион душ, было бы очень сложно с этим поспорить.
Погрузившись в свои унылые размышления, Саша дошёл до улицы Горького и, даже не оглядевшись по сторонам, свернул направо и вышел прямо на середину проезжей части. По этой дороге, в этом направлении уже давно никто не ездит: просто некуда – впереди улица упирается прямо в Стену. Людям только и остаётся, что использовать опустевшую от пробок улочку как парковку – слева и справа практически впритык к домам на тротуаре стройными рядами стояли автомобили. Сухой, потрескавшийся от времени и взрывов снарядов асфальт оставлял на душе ощущение пустыни. То слева, то справа, следы ударов авиации НАТО всё чаще попадались на глаза. По мере приближения к Стене число обитаемых, «живых» квартир становилось всё меньше и меньше – опасность границы отпугивала, давя на подсознание. Приближаясь к разделившей некогда единый город черте, Саша сильно занервничал: что ему там делать? Не зря ли он вообще туда идёт? Может, стоит, пока не поздно, повернуть назад?
Но пройдя мимо улицы имени Железного Феликса, двенадцатиклассник поднял голову и устремил свой взгляд строго вперёд. Там щурящиеся от яркого солнца карие глаза узрели, наверное, самое необычное для местного человека зрелище: здесь, на пересечении Горького с Сакко и Ванцетти, Стена, разделившая Саратов на две половины, уже не выглядела такой устрашающей. Ни контрольно-следовой полосы, ни сетки под напряжением, сигнализации, снайперов – только голый серый бетон, за которым другой город и другая страна. Отсюда, прямо за оградой уже можно было разглядеть эти странные, из ниоткуда возникшие на месте старых двух – или трёхэтажные, разукрашенные в оранжевые, фиолетовые, голубые и прочие цвета радуги дома – Южный Саратов, перешедший по итогам перемирия Колонии, точно назойливая моль, шутоподобно играл своими красками перед лицами жителей Севера. Всякий, кто хоть раз бывал здесь до войны, сразу замечал: этих зданий на южной стороне улицы прежде никогда не было – почти подчистую разрушенный ударами НАТОвских сил, город по ту сторону границы возродился из пепла ещё до строительства Стены. Северянам оставалось только диву даваться: как они это сделали? Откуда у них такие силы и средства, что теперь тот Саратов выглядит даже лучше, чем его северный сосед? Это казалось невероятным: там, за Стеной, теперь всё совсем иначе – по сути, от прежнего Саратова в южной части осталось только название. И пусть здешние политики все в один голос твердят, что перед ними «ярчайший образец пропаганды проамериканского правительства Азовщины – потёмкинская деревня», что чуть дальше от границы вовсю процветают хаос, нищета и разруха, что людей, бывших граждан России, оказавшихся там, вовсю притесняют, факт оставался фактом – другое государство позаботилось о внешнем виде своей части города. В отличие от его северной территории.
Уже подходя к Стене, Саша увидел, как к какому-то маленькому, наподобие театральной кассы киоску тянется длинная, почти на всю длину Сакко и Ванцетти очередь – все эти люди стремились назначить встречу хотя бы на сегодня. Переговорная улица, «Окно в Америку», квартал самоубийц – кто как называет это место. И если первые два названия ещё понятны обывателю, то последнее имело, как бы грубо это ни звучало, самый что ни на есть сакральный смысл. Каждый раз, приходя сюда на встречу, люди оставляли здесь частичку себя: знать, что там, за толстым слоем бетона, ещё есть кто-то, кто тебе дорог, но ни уйти, ни уехать туда, и уж тем более – забрать его оттуда ты уже никогда не сможешь, было страшнейшим из испытаний для саратовцев. Почти круглые сутки по обе стороны от Стены сюда выстраивалась такая километровая очередь: люди со всех концов разделённых границей городов стремились назначить сыну, дочери, брату, свату, другу, куму или просто какому-нибудь знакомому встречу здесь, у «окна». Пускай всего на пять минут, пусть их будет разделять толстое пуленепробиваемое стекло, а потом они не смогут видеть и слышать друг друга ещё целый месяц, они встретятся – расскажут друг другу, что у них там происходит, узнают, что было хорошего и плохого, как течёт жизнь по обе стороны Стены. Немыслимая, непостижимая разуму ценность для тех, кто не живёт в Саратове – городе, бесстыдно разделённом на Северный и Южный.
– Стой!
Откуда ни возьмись, в нескольких метрах от границы, возле Саши словно из-под земли вырос мужчина в военной форме. Крепко сложенный, выше Александра больше чем на пол-головы, его строгий, суровый взгляд сам по себе внушал ужас. Глядя в эти жёсткие глаза, Сашу всего передёрнуло, хотя ровным счётом старшекласснику нечего было бояться.
– Вы на Переговорную улицу? – спросил военный.
– Да – кратко ответил ему Саша.
– С какой целью?
– Мне назначена встреча.
– Окно?
– Двенадцатое.
– Время?
– Тринадцать-ноль-пять.
– Имя, назначившего встречу?
Военный снова пристально смерил взглядом молодого человека, от чего ему стало как-то не по себе.
– Настасья.
– Полное имя? – несколько раздражённо повторил он.
– Рыжова Настасья Анатольевна – проскрипел зубами Александр.
– Год рождения?
– Семнадцатый.
– Место рождения?
– Саратов, Заводской район.
По правде говоря, Саше начинал уже надоедать этот допрос с пристрастием. Ну ладно, имя-фамилия, но год рождения-то ему зачем? Они бы ещё кличку собаки попросили назвать! И вообще: Настасья – довольно редкое имя, зачем к нему ещё и фамилия? Одним словом – бюрократия. Во всей своей красе.
Поколебавшись немного, не найдя, видимо, больше поводов прицепиться, мужчина в камуфляже протянул Александру одетую в белую хлопковую перчатку правую руку.
– Вашу карту.
Недолго думая, подросток протянул ему свой пропуск на этот крохотный клочок земли. Взяв карточку, военный достал из кармана прибор, похожий на карт-ридер, как в магазинных кассах. Резко вставив в него кроваво-красный кусок пластика, мужчина принялся набивать что-то своими толстыми пальцами. Задумавшись о том, что будет дальше, Саша подумал: неужели не могли всю эту тягомотную волокиту автоматизировать? С такой концентрацией вояк это место так и будет называться «Окно в Америку»! Совсем ничему их жизнь не учит.
Спустя несколько секунд на торце прибора загорелась зелёная лампочка и цифра: «11». Военный вернул старшекласснику карту, чтобы тот сразу убрал её в рюкзак.
– Следуйте за мной – строго сказал ему мужчина.
Пройдя через рамку металлодетектора, напоследок оглянувшись на длинную очередь, оставшуюся позади, Александр поспешил за этим великаном в цветах хаки. Ходил солдат российской армии быстро, широкими шагами, так что Саше приходилось чуть ли не бежать, чтобы не отстать от своего спутника. По дороге к окну подросток очень старался не смотреть направо – близость Стены ещё немного пугала. Этот толстый, шершавый слой бетона – так близко к нему больше нигде нельзя подойти. Хотя нет, можно – но всего один раз: как в анекдоте с подзорной трубой, направленной на солнце.
Вскоре военный остановился перед одной из нескольких тесных, сложенных из толстой фанеры кабинок. Из щелей этих глухих фанерных коробок чуть заметно проглядывал тёмный войлок, служивший, вероятно, в качестве звукоизоляции. Снаружи их прямо сквозь Стену тянулись какие-то провода – очевидно, от микрофонов, чтобы люди по обе стороны границы могли друг друга услышать.
– Ждите здесь – сказал он и встал возле двери лицом к границе, спиной к Саше.
– А долго? – не выдержал и спросил Александр.
– Сколько надо, столько и будете ждать – жёстко отрезали ему в ответ.
Не получив ответа, парень украдкой заглянул в свой мобильный – на часах было 13:02. Ещё три минуты, а скорее всего, чуть больше осталось до встречи с нею. Не зная, чем себя на это время занять, Саша снова принялся думать: Настасья – зачем? «Cтранные эти создания – женщины» – подумал он: а если бы он уехал, как часть одноклассников? Как она тогда бы выкручивалась? Где бы потом искала? Пересечь-то границу России с Азовской Республикой нигде, кроме как в Саратове, невозможно, а дальше границ города её просто не пропустят – нет регистрации! Впрочем, Саша уже устал гадать, зачем только ей понадобился – скоро сам всё узнает.