– Понимаю, понимаю, – шептала она и гладила мои короткие волосы. – Всё понимаю, но нам лучше уйти отсюда.
– А ты понимаешь, чего они нас лишили? Они украли у нас будущее. В этой коробке, в этой проклятой коробке, – я дотянулся и пнул её ногой, – в ней хранились все наши сбережения. Там было очень и очень много денег. Там было всё. Всё! Ты понимаешь, всё!
– Понимаю.
– Ни хрена ты не понимаешь! – вскочил я на ноги. – Если бы ты… если бы ты не пошла на свою долбаную работу в свой долбаный салон красоты, они бы не ограбили нас. Видимо, они пасли меня. Да, однозначно пасли. И дождались пока ты не уйдешь, чтобы спокойно зайти и взять то, что было моим. Моим! – я больно ткнул себя в грудь, не замечая, что Катя выронила стакан воды, и снова в её темных глазах начали скапливаться слезы.
– Я не виновата…
– А кто виноват. Я?! Я виноват, что горбатился каждый день, лишь бы ты горя не знала. Из-за тебя у нас сейчас нет ни копейки. Из-за тебя мы нищие. У меня в кармане пара рублей, и это всё. Всё! – я вывернул карманы и обронил несколько купюр. – У нас больше ничего нет. А мне товар заказывать. Максу зарплату платить. За квартиру платить. Нам пожрать что-нибудь надо. Если бы не ты… – я хотел говорить бесконечно много, обвиняя мир, людей, плачущую Катю. Хотел сказать, но слова застряли в пересохшем горле. Я только прикусил губу и смотрел на Катю с такой злостью, как не смотрел ни на кого и никогда. Никогда!
У Кати текли слезы, но выражение лица не изменилось. Она была спокойна.
– Зря я тебя выбрала, – обронила она и вышла.
– Остановись! Стой, кому сказал.
Она не слушала. Ушла на кухню и замерла перед окном.
– Повтори, что ты сказала. Повтори!
– Зря я тебя выбрала. Надо было с Вовкой идти, когда он меня звал. Надо было его дождаться.
– Закрой свой рот.
– А то что? Ударишь меня?
Возможно, я бы и ударил, если бы из коридора не послышался шум.
– Мда… Хорошо поработали, – раздался голос милиционера, а через секунду появился и сам служитель правопорядка.
Катя повернулась, поздоровалась и вышла на лестничную площадку, не одарив меня взглядом.
Дальше всё завертелось, как на аттракционе в детском парке.
Менты топтались по квартире. Спрашивали, записывали, стучались к этим падлам-соседям. Меня двадцать раз спросили, что пропало. И я в двадцатый раз начал перечислять вещи, технику (оказывается и технику вынесли, а я не сразу и заметил), золотые украшения и, конечно же, деньги. Много денег. Все деньги.
Через час приехал хозяин квартиры, с которым я чуть не подрался. Благо милиция ещё была в квартире. Они нас и разняли. Тот орал на меня и меня же во всём винил. Требовал возместить ущерб за дверь, за сломанную мебель.
Я немного успокоился и только спустя несколько часов понял, что идти-то нам некуда. Я-то ладно, могу и в ларьке перекантоваться, а Катя? Ей куда? В квартире не останешься. В гостиницу не пойдешь. Да и нет, наверное, в этом паршивом городишке гостиницы.
Ничего лучше, кроме как позвонить Стёпе, я не надумал. У него, конечно, тоже не дворец с пятью комнатами, но он приютил Катю, которая до сих пор со мной не разговаривала.
– Поживешь пока у него, а дальше я что-нибудь придумаю.
Промолчала.
– Спасибо тебе, что не бросил. Я только встану на ноги, рассчитаюсь, —Стёпа жестом показал, что не нуждается в деньгах и не требует ничего взамен. – У меня ещё одна просьба есть. Можно я свои вещи к тебе в гараж скину.
– Без проблем.
– Спасибо. Большое человеческое спасибо, – я обнял этого огромного человека, почувствовав его колючую бороду шеей. – Пока, – бросил я коротко Кате.
Молчит.
Оказывается, у нас не так много вещей. За несколько ходок мы со Стёпой перенесли всё в гараж.
– А сам куда?
– Пойду торговать. Я к тебе периодически буду приходить, чтоб хоть помыться.
– Давай к нам. Мы потеснимся в одной комнате. Я жену с детьми к тёще отправлю.
– Я и без этого многого прошу.
– Всё нормально.
– Нет, я так не могу.
Я ушёл в свой ларёк. Не проходило и минуты, чтобы я не возвращался к разговору с Катей.
Зря я на нее накричал, обвинил во всех наших бедах. Сам виноват. Надо было надёжнее деньги прятать. Да хоть в банк сдать, и то было бы неплохо. И чего я раньше об этом не подумал?
А если бы она не устроилась на работу, тогда что? Тогда, возможно, было бы хуже. Вломились бы в квартиру, увидели её, и… Я отогнал от себя пугающую мысль и встряхнул головой. Провёл вспотевшей ладонью по ёжику волос и уставился в бушующую метель за маленьким окошком.
Стёпа доверил мне ключ от гаража, где я и ночевал. Было жутко холодно. Укрывался всем, что попадалось под руку: подкладывал под себя гору тряпок, ложился и наваливал на себя ещё тряпок. В этом ворохе и спал. Стёпе говорил, что ночую у друга. Это же была и версия для Кати, когда приходил помыться и привести себя в порядок.
Понемногу начали разговаривать. Я простил её. Но простил только в душе. Ей я так и не признался. Со временем накал отношений спал. Катя с жалостью смотрела на меня, когда я обросший, грязный и, скорее всего, вонючий (сам я вони не чувствовал) приходил помыться.
– Как ты там? – спрашивала Катя.
– Я нормально. Где наш брат ни выживал, – говорил я шутя. – Ты здесь как? Не притесняют?
– Что ты! Относятся как королевской особе. Мне даже неловко от такого отношения. Будто это не я у них живу на птичьих правах.
– Степа он такой. Ладно, пойду я.
И уходил. Прятался в тесном ларьке и думал. Думал о разном. Мысли разрывали голову. Все мои планы пришлось корректировать. Точнее сказать, все мои планы пришлось выбросить на помойку и строить новые. Спасибо поставщикам – не оставили в беде. Отложили платежи по счетам. И Максу спасибо. Не стал требовать зарплаты и не уволился. Сказал, что потерпит. Всё-таки хороший парнишка.
Спустя три дня, когда я менял Макса, заметил на своем ларьке листовку. И на ней красовалась пухленькая мордочка Вовы. С чёрными густыми бровями, с отвисшим, как у борова, подбородком. Волосы, правда, немного поредели, и, если бы фотограф заснял немного другим ракурсом, была бы видна плешь, которая скоро превратится в полноценную лысину. Вова смотрелся на листовке довольно прилично. В пиджаке, при галстуке. Устремил задумчивый взгляд вдаль. Внизу, большими буквами подпись: «Хворин Владимир Юрьевич. Голосуйте за правду».
– В депутаты наметился, – сказал я и с наслаждением сорвал листовку.
Крепко приклеили, гады. С усердием сумасшедшего я ногтями содрал остатки клея и для верности взял горсть снега и потёр по тому месту, где только что красовался Вова.
А спустя два дня ко мне заглянул и сам Вова. Он высыпал на блюдце мелочь и, если бы смог, засунул свою голову в маленькое решётчатое окно:
– Презервативы мне, – прошептал он, словно стеснялся.
Я молча отсчитал сдачу, взял пачку презервативов и положил на блюдце.
– Кирюха, ты что ли? – он прильнул к окошку, как заключённый.
Как он меня узнал, паразит? Я не хотел с ним разговаривать и встречаться. Поэтому всё делал молча. Но он как-то узнал. Дальше скрываться было бессмысленно.
– Здорово, Вован.
– Здорово, – он убрал голову и протянул в окно руку.
Я пожал нежную пухлую ручку.
– Ну как ты? – снова его морда возникла в окне и загородила свет.
– Как видишь, – развёл я руками.
– Как жена? Детей ещё нет?
– Позже будут. Поработать немного надо. Ты как? – спросил я больше ради вежливости, нежели интереса.
– Нормально. Даже хорошо! – воскликнул он. – Может, слышал, я тут в депутаты подался. Скоро большим человеком буду.
– Да ты и так человек не маленький, как я погляжу.
Вова прыснул смехом.
– Выходи, постоим, вспомним молодость. А то общаемся с тобой, как заключённые.
Вова отпрянул от окна. Я вышел на мороз, и мы вновь пожали руки.
– Как там семейная жизнь? Всё хорошо?
– Да. Живём потихоньку. А ты на свидание собрался? – спросил я, чтобы отвести разговор о Кате.
– С чего ты взял? Ах, ты об этом, – показал он пачку презервативов. – Это для служебного пользования.
– Чего? – искренне удивился я и даже улыбнулся.
– Только никому. Я тут секретаршу себе нанимать собрался. А как ещё проверить женщину, кроме как не напрямую.
– А профессиональные качества ты не учитываешь?
– Любым качествам можно научиться, а вот желание работать и учиться должно сразу присутствовать в человеке. Только видя на что готова женщина ради этой работы, можно оценить и то, насколько она в ней заинтересована и с какой отдачей будет работать. Ну, ты понимаешь, о чём я.
– Понимаю.
Забавно, но во время разговора, моя неприязнь к Вове улетучилась. Мне стало вновь интересно и не так неловко с ним общаться.
Мы вспомнили детство. Общих друзей и знакомых. Все куда-то разъехались. Кто-то уже отправился на тот свет. Кто-то ещё влачит жалкое существование на этом. Каждый крутится как может.
Вова рассказал о своих планах. Если выберут в депутаты, в чём он ни капли не сомневается, то он пойдет дальше по карьерной лестнице, надеясь в ближайшем будущем стать мэром этого паршивого городка. Я тем временем рассказал о планах своих, ловко маневрируя, чтобы не упоминать о Кате.
– Выкручусь из этой ситуации, и, глядишь, в скором времени, буду ларёчный магнат.
– Так это твой ларёк?
– Ага.
– Красавчик! – Вова похлопал по плечу. – Вот, когда меня изберут мэром, тогда заживём. Будет у тебя своя личная крыша в госаппарате. Вместе задавим всех конкурентов. Дай только развернуться, а дальше всё как по накатанной. А как там Катя? – задал он резкий и прямой вопрос.
Пришлось ответить.
– С Катей всё хорошо. Ты-то когда жениться думаешь? – снова я попытался увести разговор, но Вова вернул его в прежнее русло.
– Как карта ляжет. Кате привет передавай. Вы ведь снимаете тут жилье?
Я кивнул.
– А я уже приобрёл себе двушку. В центре, на Ленина. Может, видел, там район новый построили вместо хрущёвок.
– Бывал там пару раз.
– Надо бы нам как-то встретиться. Посидеть, попить пива. Нам есть о чём поговорить. Вы сейчас где живете?
Я ответила не сразу:
– Жили на Октябрьской, а сейчас у знакомых на Шилова живём. Нас недавно ограбили, так что сейчас скитаемся, как беженцы.
– Прям ограбили?
– Прямее некуда. Вынесли всё подчистую. Оставили только кровать, мебель и вещи.
– Мда… А чего ты мне не набрал? У меня сейчас завязываются неплохие связи, так что я мог бы вам помочь. Квартиру бы не предоставил, но какую-то комнату найти можно. Как-никак, а всё-таки отдельно от чужих людей.
– А сейчас что?
– А что сейчас?
– Сейчас найти сможешь?
Теперь Вова ответил не сразу. Замялся, отвёл взгляд, спрятал покупку в карман.
– Я постараюсь. Если что, я тебе наберу. Ты номер не менял? Нет? просто сейчас не лучшее время. Выборы на носу, а это знаешь, сколько работы. Я, честно говоря, и сам не представлял, что это отнимает так много сил и времени. Со стороны кажется: да чего там. Жди, пока выберут, и всё. А на деле надо поехать с избирателями встретиться, посетить школу, собрание пенсионеров, детский сад. Короче, дел невпроворот. Но я буду иметь в виду и при случае обязательно наберу. Передавай привет Катьке. Рад был повидаться. Как в детство вернулся. Бывай.
Мы пожали руки и попрощались.
Но этот день припас для меня ещё сюрпризы. Когда я приехал к Стёпе, Катя отвела меня на кухню и ошарашила тремя словами:
– Кирилл, я беременна.
Комната пятая
В этот раз, когда комната вышвырнула меня в пустынный коридор, я не сразу открыл следующую дверь. Слишком много навалилось. Чувствовал дрожь, хотя не испытывал холода. Испытывал тревогу. Тревогу за самого себя: что же будет дальше? Отчего у меня такие разные друзья. Тот, с кем с самого детства, оставляет постоянно в дураках, а тот, с кем познакомился уже взрослым, – помогает.
И Катя… Эти её слова: «Зря я тебя выбрала». Возможно, тот Я, что живёт в комнатах, и забыл их. Возможно, у того Я больше времени и проблем, чтобы несколько слов стёрлись из памяти. Но я-то их помню. Помню отчётливо, с каким выражением Катя произносила их. И помню свои чувства – тревоги и злости. Ярость кипела во мне до такой степени, что я готов был ударить её. Катю. Ту, которую люблю, ради которой предал Вову. Пусть он и не очень хороший человек, но с моей стороны это было предательством.
А теперь… После того как нас ограбили. отняли все деньги и сбережения, выгнали из квартиры, что мне делать теперь? Точнее, что делать теперь Ему, тому мне.
Что ж… Самое время посмотреть.
Я открыл очередную дверь и привычно влился в тёмное пространство. В этот раз я не испытывал ни страха, ни тепла, ни холода. Единственное чувство, которое бурлило во мне, было любопытство. Какие ещё удары судьбы предстоит мне выдержать, прежде чем откроется последняя дверь?
Находясь в этой чёрной невесомости, я ощутил некую дрожь. Причем дрожал не я. Дрожало пространство. Вся эта материя ходила мелкой дробью, вскоре это передалось и мне. Словно я – поплавок на ровной глади пруда, куда зашвырнули камень.
Вместе с дрожью появился звук. Странный гул. Вроде бы тонкий, как писк комара над ухом, а чувствуется всем телом. Он нарастал, пока не дошёл до боли. В отчаянии я закрыл уши руками, но он проникал сквозь них, доставая до самого мозга.
Что есть силы я зажмурил глаза, и гул прекратился. С опаской я раскрыл глаза, увидев перед собой тёмную комнату.
– Вставай, теперь твоя очередь, – сказала Катя.
– Я ведь только вставал, – полусонно прохрипел я.
– Твоё «только» было два часа назад.
Я вновь закрыл глаза и провалился в сон. Но поспать не удалось. Этот противный звук вновь разбудил.
– Кирилл, – сказала Катя и ткнула в бок.
– Да-да… – ответил я и сел.
А в это время в углу, из детской кровати, по всей комнате разносился противный звук.
– Ну, ты чего не спишь? – прошептал я и начал качать кроватку. – Тши-и… тш… – шипел я как змея, раскачивая кровать из стороны в сторону.
– Что там?
– Откуда я знаю, что у него. Орёт и орёт. Максимка, ну ты чего?..
Я сильнее начал качать, но, видимо, моему сыну это не нравилось. Раскрыв беззубый рот, он продолжал кричать. Да так, словно его резали.
Спустя пятнадцать минут (или больше, я плохо ориентировался во времени, так как, сидя рядом с сыном, не единожды проваливался в сон), Максимка всё так же кричал.
– Катя! – беспомощно позвал я жену. – Иди, сделай с ним что-нибудь.
– Что, например?
– Откуда я знаю. Ты же мать. Должна чувствовать своего ребенка.
– А ты?
– А я отец. Тоже должен чувствовать, но не так сильно, – улыбнулся я своей остроте.
Катя недовольно встала и присела рядом со мной. Она раздобрела за это время. Или же бесформенная ночнушка ей не к лицу.
Как только Катя прикоснулась к кроватке, я мигом отошёл и нырнул под одеяло.
– Кирилл! – недовольно прошептала она, когда заметила моё отсутствие.
– Кирилл спит. Кириллу завтра на работу, – и я действительно уснул без задних ног.
Утром, когда все ещё спали (что было удивительно), я прокрался на кухню и заварил крепкого чаю. Чёрного, как то пространство в комнатах.
Пока завтракал, перебирал бумаги, смотрел ежедневник, который полнился записями и пух от прикрепленных листочков. Номера, встречи, поставщики, планы – всё было в этом ежедневнике.
Сегодня надо наведаться в ларёк, проверить, что там с холодильником, и договориться с Алексеем.
Улица встретила мелким моросящим дождиком. Люди кутались в куртки, прятались под зонтики и, как акробаты, переходили по бордюрам широкие как озера лужи.
В ларьке я спросил у Макса (того самого парнишки), как прошла смена. Он довольно улыбнулся: с наступлением осени посетителей порядком прибавилось. Отчитался за проданный товар. А я вновь отругал его за то, что он даёт в долг некоторым ненадёжным личностям. Случайно нашёл долговую тетрадь, когда полез под холодильник. Макс стойко выслушал упреки, но в этот раз не сказал, что делать так больше не будет.
– Ты, наверное, заметил, что эта точка стала приносить больше денег. Заметил?
Он кивнул.
– На днях я собираюсь покупать ещё один ларёк на Рижке. Не пройдет и года, как у меня будет уже не две, а три или даже пять точек. Мне нужен будет верный человек. Честно говоря, я думал поставить тебя. Но ты косячишь раз за разом. Сколько можно говорить, что товар в долг – это глупая и самая плохая инвестиция. Помнишь, почему?