Мирное небо - Катя Саргаева 5 стр.

Мне поручили ввести его в курс дела, чем мы и занимались три дня. Он везде ходил со мной, сидел на лекциях. Мы вместе ходили пить кофе в забегаловку через дорогу от университета и много общались. Общались не только на рабочие темы. С ним было очень интересно. Он был удивлен тому, что за два с половиной года я почти нигде не была, и сказал, что непременно поводит меня по музеям.

Паша ушел в свой гараж, иногда он подолгу бывал там, говорил, что пытается воскресить отцовскую машину. За время нашего совместного проживания он так и не отремонтировал ее. В этом гараже я бывала пару раз, так как там хранились банки с закрутками на зиму, я делала их в большом количестве. Обычно Паша сам отвозил и привозил банки, так как гараж находился далеко от нашего дома. А еще там были мыши, которых я ужасно боюсь. Когда Паша сказал мне о том, что их там много я там больше не показывалась.

Была суббота и четвертый день нашего знакомства с Игорем. Паша сказал, что весь день пробудет в гараже, делать дома мне было нечего, и мы с Игорем пустились в экскурсии по музеям. Это был лучший день за все время моего проживания в Питере. За один день я увидела столько всего, сколько не видела за два с половиной года.

Игорь пришел с цветами, хотя знал, что я замужем, о том, что с Пашей мы официально не женаты я ему не говорила. Он открывал передо мной дверь, платил за меня в автобусе, музеях и кафе, грел мои замерзшие руки и слегка приобнимал за плечи. И я все это позволяла. О Пашином существовании я забыла напрочь. Теперь мне было куда направить свою любовь. В пустоте внутри меня распустился новый бутон.

Я смотрела на Игоря и не могла им налюбоваться. Не могла им надышаться, теперь я задыхалась не от пустоты, а от переполнявших меня чувств. Чувства мои были взаимны. Так я не любила уже много лет, так я любила своего первого мужчину, который лишил меня девственности. Тогда мне было пятнадцать лет (непозволительно для СССР!). Я думала, что вот так уже никогда не смогу полюбить, потому что, то была юношеская любовь, не взрослая, когда еще не знаешь жизни, не строишь планов, просто кидаешься в омут с головой и улетаешь куда-то в космос. С Игорем было так же.

Мы шатались с ним по музеям весь день до позднего вечера. Мы не могли расстаться друг с другом. Потом я вспомнила, что забыла вчера в одной университетской аудитории книгу, которую обещала принести Паше, а сегодня обещала ему сходить за ней, так как жили мы рядом с моим университетом. Игорь вызвался проводить меня домой, я и здесь ему не отказала. Вместе мы зашли в университет за книгой. Нас впустил пьяный сторож, о том, что мы приходили в университет в субботу поздним вечером он даже не вспомнил.

Пока я шарила рукой по стене в поисках выключателя, чтобы зажечь свет в аудитории, Игорь прижался ко мне и начал расстегивать на мне пальто. Когда он начал целовать меня в губы я перестала искать выключатель. Позже, надевая колготки сидя на парте, у меня на мгновение включился мозг, и я осознала, что наделала. Я вдруг застыла, я начала думать о том, насколько сильно это неправильно. Ведь Паша любит меня, я это точно знаю, он пылинки с меня сдувает, мы с ним за все время ни разу не поссорились. Что же я тогда делаю?

– Что с тобой? – вырвал меня из дум голос Игоря.

– Это все неправильно.

– Смотря, что брать за правило.

– Я замужем. Измена, это неправильно, с какой стороны не посмотри. К тому же мы работаем вместе.

Он сидел рядом и гладил меня по ноге, а меня внутри рвало на две части. Я вдруг поняла, что до безумия люблю Игоря, меня аж трясло от этого чувства, но он был запретным плодом. Мне до одури хотелось вкушать этот запретный плод. Я не могла даже представить, что могу вдруг прервать эту внезапно начавшуюся связь. Мне хотелось вцепиться в него всеми десятью пальцами и никогда не отпускать. Это была не любовь. Это была болезнь. Но это я поняла гораздо позже. Игорь спустился с парты и присел на корточки, он начал надевать на меня сапоги. Еще никто и никогда не обувал меня (детство не в счет). Меня это почему-то поразило. Я смотрела на него с каким-то отчаянием.

– Я не смогу отпустить тебя, – спокойно сказал он. – Мне все равно, что ты замужем, у меня внутри взорвался вулкан, и я не знаю, что с ним делать.

Он застегнул молнии на моих сапогах и встал. Он взял мое лицо в свои ладони и прикоснулся своим лбом к моему.

– Давай просто отдадимся этим чувствам, – все так же спокойно продолжил он, – ведь не знаешь, будут ли они когда-нибудь еще.

И мы отдались. Мы занимались сексом в университете, на даче его сестры, в квартире его сестры, когда та была на даче, у меня дома, когда Паша был в гараже, в дешевых гостиницах, туалетах ресторанов, короче везде, где только предоставлялась возможность. В университете мы почти не общались, вели себя крайне осторожно, никто ничего не заподозрил.

Через пару месяцев, когда первая волна схлынула, и я уже могла дышать, я задумалась о будущем. Неужели так и будет продолжаться? Я готова уйти от Паши, и я говорила об этом Игорю, но он отмалчивался. Несмотря на свою коммуникабельность и веселость Игорь был очень закрытым человеком. Я никогда не знала что у него внутри. Я спрашивала, но он не всегда отвечал, чаще отшучивался.

У него были свои глубокие раны. Первая – это война в Афганистане, он попал туда в последний свой год в армии. Вторая – он женился, но жена его, родив дочь, спилась, а сама дочь умерла в шестилетнем возрасте, утонула в озере, в тот момент, когда Игорь отошел по малой нужде, и ребенок остался на пять минут без присмотра. В этом он винил себя. У него было больное сердце, серьезно больное, и он считал, что это ему в наказание за дочь. На самом деле он сам себя наказывал за все, за дочь, за войну, за меня.

Много позже я поняла, что есть люди несчастливые, они сами себя такими делают, сами валят на себя вину и не верят в то, что может быть хорошо, что они в принципе могут быть счастливы, и что жизнь не гавно, полное разочарований. На него постепенно накатывала депрессия и кризис средних лет, все это он маскировал шутками и смешными историями, о чем-то серьезном он говорил все реже. Но я этого не видела. Я ничего вокруг не видела. Я не существовала когда его не было в поле моего зрения. До моих легких добирался только тот кислород, которым дышал он, остальной был как будто отравлен.

Неумолимо приближался июль, в конце которого Игорь должен был уезжать в Москву. Мое сердце разрывалось, я не могла представить свою жизнь без него. Он видел это, чувства его самого уже поугасли и он начал медленно, но верно от меня отдаляться. Он говорил, что ему надо на дачу, сажать огород. В эти дни я была одна дома и не находила себе места. Я занимала себя уборкой. Квартира просто сияла чистотой. Все стаканы были натерты до блеска, окна вымыты, ванна блестела, все настирано и наглажено. Без Игоря я чувствовала себя одной в городе, одной в мире. Всю свою жизнь я вложила в него. Я тогда еще не знала, что нельзя этого делать, потому что твоя жизнь исчезает с исчезновением этого человека. Он просто забирает ее с собой.

Однажды я придумала своим студентам задание перевести на английский язык свой любимый стих. Одна студентка перевела песню Новеллы Матвеевой «Девушка из харчевни». Я слушала эти строки, и внутри меня все переворачивалось, я видела себя в этой девушке.

Дальше я уже не слушала, мне стало дурно, радоваться гвоздю, на котором висел его плащ… я понимала, что так же радовалась бы, буду радоваться, когда он уедет. Каждая строчка как удар камнем по голове. А в доме событье – страшнее нет: Из стенки вырвали гвоздь! Мне показалось, что меня сейчас вырвет. До меня наконец дошло, что я сошла с ума. Это не любовь, это болезнь. Это болезнь! Мне надо лечиться. Мне надо порвать с ним. Срочно. Сегодня же! Нет, я не могу. Это все равно как совершить самоубийство. Он – мое все. Лишиться его – значить лишиться жизни.

Я пришла домой, на тумбочке в прихожей записка от Паши, он в гараже, вернется поздно, не ждать его. Меня всю трясло, я не знала чем себя занять. Уборка. Да. Что здесь еще не тронуто? Вот этот столетний шкаф с телевизором, надо бы за ним паутину собрать, да и ковер из-за него не выбить, потому что он на нем стоит. Сколько раз я просила Пашу отодвинуть этот чертов гроб! Все некогда, все завтра. А завтра наступает новое завтра. Ну что ж, не немощная, сама отодвину.

Я долго билась над шкафом, заливаясь слезами. Я била и пинала шкаф, выплескивая на него все свое отчаяние. Я так и не смогла сдвинуть его с места. Посидела. Поревела. Пришла в себя. Что делать? Паша просил постирать его ветровку, хорошо, этим и займусь.

Стоя в ванной, бездумно швыряя в стиральную машинку вещи, машинально выворачивая карманы и сваливая на пол в одну кучу их содержимое я запускаю руку в карман Пашиной ветровки. В кармане пусто, как и в моей голове, нет, что-то нащупала. Достаю. Не сразу понимаю, что это такое, верчу в руке. Перед глазами у меня какой-то кусочек пластика покрашенный сильно облупившейся краской. Переворачиваю, смотрю на тыльную сторону предмета, снизу что-то красно-коричневое, похожее на запекшуюся кровь. И тут до меня доходит. Это ноготь, накрашенный красным лаком, как будто его вырвали из пальца. Я почему-то вздрагиваю всем телом и роняю ноготь. Он закатывается под ванну.

Нет, наверно я ошиблась. Да и как он мог оказаться у Паши в кармане? Я точно что-то перепутала, совсем уже голова ничего не соображает. Я запускаю стиральную машинку. Предмет из Пашиного кармана все не идет у меня из головы. Что же это такое? Лезу под ванну и через секунду вылетаю с визгом из ванной и закрываю дверь на щеколду, под ванной я встретилась лицом к лицу с мышью. О своей находке я забываю напрочь.

Поздно вечером пришел Паша, и я послала его убивать мышь.

– Нету, смылась, – говорит Паша, обнимая меня. – Там щель в углу, наверно оттуда она и пришла, туда же и смылась. У меня шпаклевка в гараже была, я завтра привезу и замажу дырку, а пока я ее тряпкой заткнул. Не переживай, она больше тебя не напугает.

Я вытираю сопли, прижимаясь к Паше. Хоть я его больше и не люблю, а он убивает для меня драконов.

– А еще ты обещал отодвинуть шкаф, я уже месяц не могу выбить ковер.

– Завтра отодвину, хорошо? А то что-то спину прихватило.

– Хорошо, давай намажу мазью.

Утром я проснулась одна, Паша уже уехал в гараж. Днем позвонил Игорь, была суббота, и он ко мне приехал. Мы лежали в постели, я вжималась в него всем своим обнаженным телом.

– Ровно через неделю ты уедешь, – тихо сказала я.

У меня кровь в жилах останавливалась при мысли об этом. Игорь молчал.

– Я могу уехать с тобой в Москву.

Игорь продолжал молчать. Потом через какое-то время все же ответил.

– Мне надо разобраться в себе. Мне сейчас не до отношений, ты тут ни при чем.

Что за бред он несет?! Какие еще разборки в себе? Ну и пусть разбирается, я-то ему чем помешаю? Я ему помогу, я буду рядом. Я тогда не понимала, зачем человеку нужно, а иногда просто необходимо одиночество. Я ведь не могу без него, почему же он без меня может? Значит не так уж и любит? Мне нужна была полная отдача, до последней капли. Я ее не видела. Но была согласна и с тем, что есть. Только бы он был рядом. Пусть даже и вовсе не любит меня, но пусть будет.

Была пятница, послезавтра Игорь должен был уезжать. Он уже упаковал все вещи и частично погрузил их в свою Ниву. Сегодня был его последний день в университете, и он устроил прощальный вечер в аудитории химии с вином и сладостями. И вот все разошлись. Оставался только преподаватель биологии, он настаивал на том, чтобы проводить меня до дома, а то уже поздно. Мне ничего не оставалось, как согласиться дабы не вызывать подозрений. Несмотря на выпитый алкоголь, я была трезва как стекло.

Паши не было, он говорил, что поедет к матери и останется у нее ночевать, он очень часто у нее ночевал. Дома я опять бьюсь в истерике. Надо что-то с собой сделать, надо себя чем-то занять. Смотрю на пресловутый шкаф. Отодвину его, во что бы то ни стало отодвину! Со всей своей злостью, отчаянием и горем накидываюсь на шкаф. У меня получается его сдвинуть, между стеной и шкафом образовывается щель, в которую я могу протиснуть плечо. Я отодвигаю чертов шкаф. Победа! Но лучше мне от этого не становится.

Смотрю на стену за шкафом, в ужасе от меня убегает паук. Я снимаю тапок и со злостью размазываю паука по стене, да так, что от бедняги и мокрого следа не остается. С удивлением вижу, что за шкафом чисто, хотя там должна быть тонна пыли, ведь его много лет никто не отодвигал. Пытаюсь выдернуть из-под шкафа ковер. Долго мучаюсь, но все же ковер поддается. Под ковром я вижу большую толстую царапину от ножки шкафа, его не один раз отодвигали. Меня это удивляет, ведь Паша говорил, что не притрагивался к нему лет десять, а ковер почти новый.

Вижу несколько паркетин отошли от пола, и получился как бы небольшой квадрат. Я сажусь на пол и подковыриваю край отошедших паркетин. Они легко поддаются, сняв их я вижу под ними небольшое углубление, похожее на тайник. В нем лежит что-то завернутое в газету. Все это меня отвлекает от мыслей об Игоре, и я с интересом достаю газетный сверток. Разворачиваю его, непонимающе смотрю на содержимое. Передо мной лежат пряди волос, они на что-то как будто наклеены, не пойму на какой материал, очень похоже на высохшую кожу, как будто их с корнем вырвали. Фу, что за мысли?

Сижу с газетой и этими прядями волос на коленях без единой мысли в голове. Потом вдруг вспоминаю про ноготь. Мне становится мерзко, что-то внутри меня переворачивается. Что за жуткий набор маньяка? Нет, всему этому должно быть нормальное человеческое объяснение. Просто у меня уже крыша поехала, вот я и выдумываю всякие ужасы.

Откладываю газету и иду в ванную, надо отыскать тот предмет, что я нашла в Пашином кармане. Наклоняюсь, смотрю под ванну, к своему ужасу вижу, как в щели в углу мелькнул мышиный хвост, а тряпка, которой Паша затыкал щель, валяется рядом. С отвращением выскакиваю из ванной. Меня разбирает дикая злость, ненавижу мышей! И с этой мышью сама справлюсь! Прямо сейчас поеду в гараж, возьму шпаклевку и сама замажу эту чертову дырку! Сейчас вся моя злость направлена на несчастную мышку, я даже забыла о находке под шкафом.

Еду в метро, на меня оборачиваются люди, потому что я беззвучно плачу, косметика у меня уже размазалась, не знаю на кого я была похожа, но мне все равно. Игорь уезжает. Мой мир рушится. Какое мне дело до размазавшейся косметики?

Еще светло, но идти среди пустынных гаражей мне страшновато, сжимаю в кармане летнего плаща ключи от гаража. Не сразу у меня получается справиться с замком. Вхожу внутрь, не сразу включаю свет, чтобы мыши в страхе разбежались, саму колотит от страха, я уже не рада, что приехала сюда, в мышиное логово. А вдруг тут есть крысы? У меня внутри все холодеет, страшнее мышей могут быть только крысы. Надо бы поскорее найти шпаклевку и убраться отсюда.