Вильгельм, следивший за всей сценой беспокойным взглядом, радостно воскликнул так, как способен только ребенок:
– Неужели мы так долго останемся и позволим за собой наблюдать?
Эвель, который несколько минут смотрел на южный горизонт, повернулся.
– Нет, недолго, мальчуган. Скоро мы затанцуем так, как тебе больше не придется танцевать в жизни, если только мы не окончим этот танец на том свете. – И он указал рукой вдаль, куда едва только мог доставать глаз, на желтовато-белое пятно, которое подвигалось по небу с удивительной быстротой.
– Торнадо! – мрачно произнес Жак де Клавалльян.
Четыре товарища набожно перекрестились. Опасность со стороны моря была серьезнее, чем опасность от людей. Они посмотрели в сторону корвета. Последний уходил, натянув паруса, чтобы убежать от урагана, если только это было еще возможно.
– Англичане также узнали, что будет вихрь, – засмеялся Устариц. – Они находят место неудобным и обращаются в бегство: им следовало бы это сделать раньше. Думаю, что теперь будет поздно. Но это нисколько не изменит наш план.
В это время Виль склонил голову за борт и воскликнул, как имеют привычку все дети:
– Мы дрейфуем, капитан, дрейфуем!
– Мальчик совершенно верно говорит, – заметил Эвель. – Мы попали в течение и оно нас несет к берегу. Ах, если бы счастье было на нашей стороне, были бы шансы и… – Он не досказал фразы.
Шлюпка сделала скачек, уносимая громадной волной, как соломинка, и ее отбросило на двадцать саженей. Потом вода вдруг стала кипеть, точно в котле.
– Это воронка, – сказал Устариц, сдвигая брови. – Я знаю это, капитан. Если Господь Бог нам не поможет, то мы через десять минут будем на глубине пятидесяти метров килем кверху.
Жак выпрямился, его глаза блестели.
– Господь Бог любит храбрых – поднимайте паруса!
Оба матроса посмотрели на него, вытаращив глаза, посчитав его сумасшедшим.
– Поднимайте паруса! – повелительно воскликнул молодой человек. – У нас осталось только одно средство к спасению, и мы должны им воспользоваться.
В одно мгновение оба паруса были подняты, готовые идти по ветру. Начался ужасный, чудовищный шквал. Он подхватил шлюпку, как соломинку, и погнал ее подобно ударам кнута. Шлюпка, как взбесившаяся лошадь, становилась то на дыбы, то бросалась назад, затем опять подскакивала, наполнялась водой, затем кидалась вперед в бурлящие потоки воды.
Когда беглецы, вымокшие и ошеломленные, смогли наконец оглянуться, то увидели на расстоянии полумили сражающийся с волнами корвет. Сила торнадо отшвырнула их далеко назад к востоку, и теперь их несло в сторону материка.
Глава V
Брошенные на произвол судьбы
Некоторое время четыре пассажира шлюпки оставались на ее дне, обессиленные и потрясенные, отданные на волю волн разъяренного океана, увлекавшего их по своему капризу.
Мало-помалу они пришли в себя и смогли понять, что произошло. К ним возвратилось сознание.
Это была первая мука, которую Жак де Клавалльян так выразительно называл «томлением». Они вырвались из круга циклона и таким образом ускользнули от водоворота.
Нужно было избежать и дальнейшей опасности.
Море бушевало на несколько квадратных миль вокруг. Каждую минуту судно прыгало, подбрасываемое в воздух и снова погружалось в темные бездны, подобные зеленым трещинам, которые открываются в глубине ледников.
И в эти мгновения четыре беглеца, сознавая всю свою немощность, видели, что их шлюпка не более скорлупки, брошенной на милость этой слепой и жестокой силы разъяренного моря.
Они и не думали бороться. Зачем? И что они могли сделать?
Они попробовали было поднять паруса; это спасло их лишь на минуту.
В такое время нельзя было думать о парусах, ветер сделал из них лохмотья, которые трепетали теперь, подобно унылым флагам.
Белое полотно билось о мачту; этот звук был едва заметен при шуме бури.
Снасти двигались зигзагами, наподобие безобразных амфибий, выскочивших из мрака бездны.
Жака и его товарищей яростно бросало на скамейках, за которые они ухватились. В эту минуту одно только чувство самосохранения поддерживало их в отчаянной борьбе против стихии.
Буря продолжалась весь день. С наступлением ночи они увидели, что поверхность моря немного успокоилась.
Море разорвало паруса в клочки, сломало руль, подмочило провизию и сделало ее непригодной к употреблению. В будущем им предстояла голодная смерть. Их окутала ночь, предвещая все свои ужасы.
Они блуждали во мраке, изнеможенные от усталости, не могли вымолвить ни слова друг другу, но каждый размышлял о том, как спастись и выжить. При наступлении дня они еще тверже уверились в том, что покинуты всеми.
Они взором искали вокруг те горизонты, которые видели еще накануне. Но земля совершенно исчезла.
Перед ними расстилалась голубая, спокойная и сияющая поверхность, под огненным небесным сводом.
Но где находилась твердая земля, виденная ими накануне, они этого совершенно не знали и не имели об этом никакого представления.
Компас, прикрепленный сзади лодки, был снесен. Поэтому невозможно было ориентироваться.
Может быть, днем или ночью, если небо будет чистым, можно будет узнать по звездам, где приблизительно находится шлюпка.
Всеми четырьмя беглецами овладело такое чувство, как будто они в течение нескольких часов прошли громадное пространство в бешеным круговороте циклона.
Но что сталось с английским корветом? До этого им не было теперь никакого дела, их уже не пугала его погоня.
Жак де Клавалльян очнулся первый, и к нему вернулось все его самообладание.
Он хорошо понимал, что от его твердости зависит судьба его товарищей. По своему положению, воспитанию, характеру и потому, что он их повел за собой, он невольно сделался их начальником.
Ему необходимо было действовать.
– Слушайте, товарищи, – сказал он, – не следует отчаиваться: побеждены могут быть лишь те, кто сам этого пожелает. Будем надеяться на самих себя, чтобы иметь право рассчитывать на помощь Бога.
Воодушевленные этими словами, Эвель и Устариц встали и спросили:
– Что нам делать, капитан?
– Сначала починим паруса подручными средствами.
У баска нашлось в кармане немного толстых ниток, которыми стали зашивать, как умели, лохмотья парусов. Но паруса, таким образом починенные, составили только половину своих обыкновенных размеров.
Необходимо было прибавить кусок от кливера, потом к парусам еще прибавили кусок тента, который некогда покрывал шлюпку, когда она была на козлах. Затем, чтобы подправить поперечник руля, отломали с большими усилиями часть скамейки и приладили ее кое-как к рулю.
Это был первый шаг. Так стало возможно воспользоваться парусами, тем более что небольшой ветерок колыхал уже поверхность моря. Но проблема пропитания еще не была решена, тем более что она осложнялась сильной жаждой, томившей беглецов из-за большой тропической жары.
Благодаря тому что в шлюпке осталось ружье, им удалось убить несколько морских птиц.
Вместо дров они воспользовались щепками от скамейки, пожертвованной для починки руля, и им удалось пожарить двух чаек.
Эта крайне скудная пища позволила им просуществовать один день.
Между тем они шли к югу в полной неизвестности, поддерживаемые безумной надеждой, что Бог поможет им добраться до французских островов.
Этот переезд через жгучий океан был настоящей агонией. Они испытывали ужасную жажду, их горла пересохли, и не было сил терпеть. С жаждой появились и галлюцинации.
Самые нелепые видения сопровождали блуждающую шлюпку.
То им казались зеленеющие леса, земли и источники на гладкой поверхности моря, то в облаках появлялись холмы и горы с синеющими или снежными вершинами. То в припадке бреда несчастные быстро вставали, смотрели за борт и улыбались увлекавшей их бездне.
Маленький Виль первым попал под влияние этих явлений. Поэтому-то Жак де Клавалльян особенно внимательно наблюдал за ним. Он делал это не только потому, что осознавал ответственность перед вдовой Тернан, но молодой человек действительно чувствовал привязанность к этому храброму ребенку, который так искренно верил ему.
Жак, несмотря на свое собственное страдание, следил за всеми движениями Вильгельма и удерживал его всякий раз, когда мальчик мог совершить какую-нибудь оплошность. Он брал его к себе на колени, смачивал его голову и руки морской водой. Это хотя бы немного уменьшало мучительность жажды.
Так прошли три дня.
Моряки дошли до последней стадии истощения. Жак с тяжелой головой, с биением в висках и жужжанием в ушах сохранил тем не менее силы на то, чтобы время от времени вставать и смотреть на горизонт, который оставался пустым.
У его ног лежал Вильгельм, за которым не надо было уже больше наблюдать. Изможденный и истощенный мальчик неподвижно лежал.
На двух концах шлюпки в сильном бреду лежали Эвель и Устариц. Безумие бретонца было мрачным и свирепым, и ему все представлялось в темном свете.
Безумие баска было, наоборот, радостное, исполненное самых радужных видений.
Однако и в этой ужасной агонии наступали минуты просветления.
На четвертую ночь после циклона Клавалльян, измученный страданиями, тоже совершенно пал духом. Шлюпка представляла из себя скорлупу, без рулевого, ведомую судьбой неизвестно куда. Она блуждала по воле ветра, который раздувал ее паруса.
Вдруг произошел толчок от которого затрещала обшивка.
Удар был так силен, что Жак проснулся от болезненного сна, в который был погружен. Вместе с ним вскочили Эвель и Пиаррилль.
Луна освещала своим беловатым светом поверхность моря. Казалось, что часть этого света озарила и сердца обоих матросов. Они в одно и то же время воскликнули:
– Мы причалили!
Да, действительно, они причалили. Но к чему? К берегу спасения или к смертоносной подводной скале?
И все же инстинкт говорил им, что спасение близко. Сильная энергия овладела этими людьми, которые до настоящего момента были подобны трупам.
Шлюпка толкнулась носом о какое-то громадное темное тело. И теперь она скользила боком вдоль него.
Они смотрели лихорадочно горевшими глазами и увидели, что наткнулись на остов большого корабля. Толчок не был опасен, и шлюпка осталась невредима.
Теперь она держалась у кормы неизвестного корабля под ахтерштевнем. Более внимательный взгляд, брошенный ими на судно, открыл, что это большой военный корабль, без мачт, покинутый людьми, плавающий наудачу и поддерживаемый водой, которая еще не залила палубу.
– Слушайте! – закричал Жак дрожащим голосом. – Сам Бог посылает нам эту помощь. На этом судне, вероятно, есть съестные припасы и питье.
В одну минуту он схватился за борт, а шлюпка под напором весел приблизилась к носу судна по неподвижному морю.
Снасти висели на бушприте. Жак нашел, как можно было взобраться наверх. С помощью Эвеля он причалил шлюпку очень близко к носу корабля и взобрался на борт.
Он не ошибся: на корабле были съестные припасы и боевые снаряды.
По правде сказать, трюм судна был в воде, весь запас съестных припасов был испорчен, но осталось несколько нетронутых ящиков и бочек с порохом.
На палубе валялось несколько трупов, обезображенных бомбами и картечью. Одна из пушек еще уцелела, все же другие или потонули, или были взяты неприятелем.
Всякий раз, когда эта громадная масса опускалась в воду или поднималась над ней, слышалось журчанье воды, которая входила внутрь судна и опять выливалась каскадом. На опустошенной палубе валялись разбитые ядрами мачты, разорванные боковые сети, и видно было, что этот корабль пал в битве с таким же силачом, как и он сам. На гафеле еще висели обрывки флага с английским гербом. Это воодушевило всех троих.
– Да здравствует Франция! – закричал Жак де Клавалльян. – Сюркуф проходил здесь. Я его узнаю по метким ударам. Англичанам пришлось плохо.
С помощью своих товарищей Жак снял с корабля один из ящиков, в котором находились консервы из холодной говядины, в другом – сухари.
– Перенесем все это к нам! – приказал Жак, после того как матросы несколько пришли в себя. – Небо вспомнило о нас. Прежде всего захватите эти предметы, – прибавил он, указывая на бочонок с вином и небольшой ящик из жести, по форме и по размерам которого можно было определить, что это одна из переносных аптечек, которыми запасались наши деды и отцы в каждом дальнем путешествии.
Жак угадал содержимое ящика. В нем находились среди других медикаментов большие запасы хинина, который раздавался матросам в значительных дозах.
Жак взял одну из доз, всыпал в стаканчик с вином и, разжав зубы Вильгельма, заставил его выпить это горькое питье, которое должно было его спасти. Затем все трое опять поднялись на остов корабля и начали переносить к себе все необходимое: нитки, иголки, топоры, ножи, клочья парусов и разные другие вещи.
День застал их за этой работой.
Усевшись в шлюпку, они хотели идти по направлению к югу. Компас, который Жак нашел на судне, позволил ему определить местоположение. Он констатировал, что они находятся на семидесятом градусе восточной долготы и на втором южной широты, следовательно, на полпути между Мальдивами и Магосскими островами.
В какие-нибудь десять дней благодаря циклону утлая шлюпка прошла более четыреста морских миль. Теперь ветер, уносивший шлюпку, был хорошо известен Жаку; это был тот ветер, который напоминает муссоны и дует между берегами Африки и Индокитая, поворачивая потом на юг, до Сейшельских островов, и на север, до Суматры.
Тогда он обратился к обоим матросам, успевшим подкрепиться.
– Мужайтесь, друзья, – сказал он, – мы теперь на хорошей дороге. Мы идем к острову Святого Маврикия. Судно, которое мы сейчас встретили, доказывает, что французы здесь пошумели и что Сюркуф несколько почистил море от англичан.
– Дай бог, чтобы он был еще жив, – сказал Эвель.
– Если он и умер, то будьте уверены, что он убил более англичан, чем потерял сам французов; но я знаю, что он жив, я в этом ручаюсь. Кроме того, достаточно посмотреть на остов этого корабля, чтобы убедиться, сколько бомб и картечи закатили им наши. Посмотрите-ка сюда! – И он указал им под прозрачной водой громадную пробоину, сделанную в боку английского судна.
В ту минуту Вильгельм несколько оживился под влиянием благотворного действия лекарства, которое несколько уменьшило его лихорадку. Ребенок с трудом открыл глаза.
– Пить! – простонал он в ужасных мучениях жажды.
Жак взял немного воды в одном из ведер, подкрасил ее вином и подал больному.
Мальчик жадно выпил. Вздох облегчения вырвался из его груди, черты лица приняли более яркое выражение.
– Вкусно, – пробормотал он.
Улыбка озарила его бледное лицо, заиграла на его посиневших губах, и он протянул дрожащую руку к стаканчику, который держал Клавалльян.
Но маркиз не мог удовлетворить во второй раз желание ребенка и не дал ему больше пить; он обернул его горячий лоб мокрым полотенцем, чтобы несколько освежить его виски, а затем с помощью своих товарищей устроил ему постель из холста тента.
На этой жесткой постели уложили маленького Виля, впавшего в глубокий сон. Остальные трое стали дежурить по очереди у постели больного. Теперь им надо было отчалить от судна и, пользуясь благоприятным ветром, пуститься в путь. Шлюпку снарядили парусами, которые смогли достать на корабле.
Ветер, более чем благоприятный, дул почти всю ночь так, что они прошли около ста миль к юго-западу, предполагая, что направляются к Мадагаскару.