Тут зазвонил телефон. Иван взял трубку:
– Да, слушаю…
– Это Вольнов. Ваня, есть новости. Заедь ко мне в офис прямо сейчас, буквально минут на десять, – прозвучало на том конце.
– Сейчас буду.
Иван положил трубку.
– Что-то срочное?
– Да. Вольнов просит заехать. Я скоро буду.
Иван быстро оделся, поцеловал жену и ушёл.
Тем временем Алексей Вольнов поджидал Пересветова в своём офисе. Сидя в кресле, он потягивал ананасовый сок, просматривая какие-то официальные бумаги. Рядом – на диване с журналом в руках сидел его незаменимый водитель и друг – Сергей Крюков.
Наконец, появился Иван Пересветов. Вольнов оживился, положил перед Иваном на стол официальную бумагу с двумя печатями и кратким содержанием Проекта, выдвигаемого на предстоящий Симпозиум, и произнёс:
– Так. Ваня, распишись-ка вот тут…
Иван внимательно просмотрел текст, поставил свою подпись и задумчиво произнёс:
– Да, Париж – это хорошо…
Вольнов аккуратно уложил все бумаги в папку и задумался; а затем он вдруг взбудораженно высказался:
– Если они не подпишут Проект, я пойду на конфликт. Мне до фени их привилегии. Они по заграницам разъезжают и занимаются там всякой хренью; а тут – такое дело.
– Может, с «Интерфондом» связаться? – вставил Иван. – Они своë дело знают; взаимовыгодное сотрудничество, – стопроцентный шанс…
– Да это всё понятно. Но это же телега долгая. А тут раз – и «в дамках»… Послезавтра уже, кстати, должны делегаты в Париж лететь, – рассуждал Вольнов, озабоченно постукивая пальцами по столу. Затем он встал и начал напряжённо прохаживаться по офису…
– Ну и мы полетим, невозмутимо продолжил Иван.
Вольнов остановился, внимательно посмотрел на Пересветова и многозначительно изрёк:
– Понимаешь, Ваня, мы должны там быть. Дело в том, что уже многие контакты зарубежного уровня осуществляются через «Континент», а это значит, что в дальнейшем мы будем ставить условия, – те условия, от которых зависит процветание нашей культуры и будущее наших детей. Вот так… Тем более что финансирование всего этого мероприятия не обошлось без участия «Континента». Я не зря так напрягался и всë это затевал.
Тут Вольнов достал из стола бумагу с текстом, помеченным в отдельных местах, и приступил к детальному раскладу:
– И ещë. Тут – первичный анализ, «черновик», так сказать…
И он начал зачитывать отдельные пункты:
– Значит, так. «Взаимодействие времëн – есть великая данность, не зависимая от объективной реальности»; это они под вопрос поставили. Дальше… Ага, вот: «Система. Любая система приходит к своему пику и самоуничтожается. Отсюда – вывод: система должна быть трансформирована в синтез несоединимых сил, имеющих свободу, но не имеющих конечной цели; отсюда – возникновение новой энергии… Адам и Ева не ведали смерти, но знали свободу; их грела Любовь». Здесь пометка – на продолжение… И еще: «Мыслеобраз преград не имеет» – здесь вопрос… Так… Дальше… «Любовь – это форма жизни, – особая энергия, не подверженная распаду…»
Вольнов вопросительно посмотрел на Пересветова…
Иван в ответ задал ему странный вопрос:
– Иваныч, ты когда-нибудь из пушки в небо стрелял?..
– К чему это ты? – слегка растерялся Вольнов.
– А к тому, что свет не продырявить…
– Точно. Твоя правда. И чего им не ясно в твоих идеях? Всë чëтко, всë перспективно, и вообще – мощно всë, – с удовлетворением констатировал Вольнов, радуясь такому простому выходу из затруднительной ситуации.
– Наверное, их слегка напрягает некоторая самобытность, – слишком долго у нас заправлял всем Конвейер. Но сейчас – новое время. Нужно расширять сознание и раздвигать горизонты.
– Всë правильно, будем раздвигать эти горизонты, – подытожил Вольнов и взглянул на часы. – Ладно, разберëмся. Всë равно проект уже у них. Домой надо ехать.
– Ничего, Иваныч; я им ещë сюрприз приготовил, – интригующе произнёс Пересветов, загадочно глядя на Вольнова.
Зная многообещающую непредсказуемость Пересветова, Вольнов не стал задавать лишних вопросов; он только сказал:
– Вот и отлично. А теперь – сил набираться.
– Едем, Иваныч? – оживился Крюков.
– Да. Поехали.
Он убрал папку с документами в стол и направился к выходу. Вместе с ним последовали и Пересветов с Крюковым.
Через несколько минут белый «Мерседес» отъехал от служебного входа с массивной вывеской «КОНТИНЕНТ»…
Вечерние улицы Москвы казались волшебными в калейдоскопе яркой вечерней иллюминации, и эта световая игра вселяла мир и покой в души чутких людей, наполнявших столицу. Белый «Мерседес» набирал скорость, мягко лавируя в горячем дорожном потоке…
Внезапно Крюков сбавил скорость, увидев впереди активно «голосующего» человека, и затормозил. Вольнов приоткрыл дверцу и хотел было спросить – куда ему нужно; но тот его опередил:
– Умоляю, в Медведково отвезите! У меня там – жена и маленький ребëнок!
В его голосе звучала мольба и какая-то страстная надежда, а глаза полыхали болезненным жаром избыточных чувств.
«Странный тип…» – подумал Вольнов. Он снисходительно произнёс:
– Ну садись.
Пересветов приоткрыл заднюю дверцу и подвинулся влево. Оголтелый попутчик сел рядом с ним, захлопнул дверцу и облегчëнно выдохнул:
– Поехали.
«Мерседес» тронул с места и стал набирать скорость…
Иван с некоторым удивлением посмотрел на странного пассажира, по-фирменному одетого и тяжело дышавшего. Похоже, он действительно куда-то очень спешил. А пассажир этот вдруг вытащил из кармана упаковку денег, пистолет и электрошокер, и всë это буквально сунул Ивану, одновременно выпалив:
– Умоляю, исключительно в знак благодарности, от чистого сердца! Не откажите…
Иван ошарашенно глянул на этого диковатого пассажира с шизоидными замашками и положил рядом с собой на сиденье всë, что тот ему так лихо вручил.
А взволнованный пассажир продолжил:
– Меня обманули… Я не помню, откуда всë это… Я, наверное, болен… Мне нужно к жене, к ребëнку. Умоляю, – в Медведково…
– Брат, не волнуйся; сейчас доставим, – спокойно произнёс Крюков и прибавил скорости.
Иван Пересветов задумался…
Между тем, в квартире Пересветовых Андрей уже закончил своё уникальное творчество и отдыхал, пребывая в краю волшебства сновидений. Мария же смотрела телевизор, слегка убавив звук. В эфире началась программа новостей.
С телеэкрана женщина-диктор сообщала:
– Сегодня утром на Юго-Западе Москвы, – близ кольцевой автотрассы работниками внутренних дел обнаружено большое количество бесхозного разнокалиберного оружия, брошенного рядом с дорогой, – в кювет. Очевидно, кто-то решил таким образом расстаться со своим прошлым. Всë оружие отвезено на Центральный секретный склад и опечатано. Ведëтся расследование…
Раздался щелчок входной двери… Мария, встрепенувшись, выскочила в прихожую…
Иван зашёл в квартиру, в объятья ему бросилась Мария. Он поцеловал еë; затем разулся, снял куртку, и они прошли в гостиную.
– Странные вещи у нас происходят, – ненавязчиво бросил Иван, садясь на диван.
– Ой, Ваня, ты знаешь, сейчас передавали по телевизору в новостях, что где-то за кольцевой нашли целую кучу выброшенного оружия, – взволнованно выпалила Мария, усевшись рядом с супругом.
– Вот я и говорю – вирус, – многозначительно произнёс Иван.
– Точно. Тот самый вирус, – отрешённо добавила Мария.
Иван посмотрел на супругу, пребывавшую в задумчивости, вздохнул и добавил:
– Ну как тут у вас?
– Нормально. Андрей спит уже. Умаялся за день. Пойдём пить чай.
– Пойдём.
Они пошли на кухню.
Пока Мария заваривала чай, Иван задумчиво смотрел в окно…
Город светился феерией вечерних огней. И даже в серых сумрачных переулках сквозило дыхание новых времëн. Улицы и проспекты таили новые свежие чувства, и люди свободно и радостно плыли по этим потóкам пленительной силы…
В эпицентре одного из таких потоков, возле подземного перехода, сидел понурый седой человек в затëртом пальто и со шляпой у ног, в которую клали деньги щедрые люди. Это был Всеволод Илларионович Венский. Он смотрел куда-то в пространство безучастно и скорбно, с какой-то щемящей печалью покачивая головой в знак благодарности…
В это время в одном из экспериментально-авангардных театров столицы – в комнатке, обклеенной яркими афишами, постерами и коллажами, сидел за столом озабоченный человек зрелых лет, одетый в блестящий костюм и рубаху с отогнутым воротом, под которым элегантно ютилась косынка. Это был идейный руководитель театра «Антерпренёр», его арт-директор и вдохновитель; а звали его Семён Аркадьевич Безлобов. Семён Аркадьевич постукивал авторучкой по столу, загруженному бумагами, напряжённо что-то обдумывая…
Телефонный звонок вырвал его из дум; он схватил трубку и почти прокричал:
– Алё!
– Семён? Это Николай, – прозвучало на том конце. – Завтра вылет!
– Это точно? – обрадовано спросил Безлобов, меняясь в лице.
– Точней не бывает. Готовь «визитки» и пьесу; желательно – в дубле. Завтра утром созвонимся.
– Отлично! Сейчас всё сделаем. Спасибо, брат; порадовал. Наконец-то. Ну, до завтра!
– До завтра.
Семён Безлобов положил трубку и с упоением принялся готовить «визитки» и копию пьесы для предстоящей работы…
В квартире Пересветовых тем временем супруги уже попили чаю со свежей выпечкой и занялись своими вечерними делами.
– Надо бы мне тут ещë кое-что проштудировать, – произнëс Иван, садясь за свой рабочий стол.
– Хорошо, – ответила Мария.
Она взяла с полки свою любимую книгу и пролепетала:
– А я ещë немножко почитаю…
И она уютно устроилась в мягком кресле с раскрытой книгой в руках…
9. Секретная стратегия
…Иван оторвался от рукописи и вышел из своего вагона. Он вдохнул полной грудью вечерней прохлады, блаженно прикрыв глаза и что-то нашëптывая… Затем встрепенулся и осмотрелся… «Как странно устроен наш мир. Всё рядом, и в то же время – всё врозь…» – подумал Иван, глядя на жилые дома, что виднелись за пустырём. Он зашёл в вагон и принялся готовить ужин. Иван аккуратно выкладывал купленные продукты, мысленно благодаря «Доллара» за такую своевременную материальную поддержку…
В это время в Центре «Гуманитарий» Всеволод Илларионович Венский очнулся от дрёмы в своём кабинете, услышав сигнал связи. Венский нажал клавишу на пульте и произнёс:
– Слушаю…
– Всеволод Илларионович, у нас – водные процедуры, – сообщил женский голос.
– Да-да; занимайтесь, – лаконично ответил главный. Он тут же включил компьютер и дополнительный монитор, на котором обозначился бассейн «Гуманитария» с плавающими в нëм весëлыми клиентами…
В бассейне резвились завсегдатаи «Гуманитария». Чистейшая вода вздымалась от бултыхавшихся в ней пловцов и пловчих, играя сине-зелëной волной. Веселей остальных был киношник Макс; он то и дело кувыркался, нырял, подзадоривал приятелей. Улучив момент, Макс продемонстрировал куртуазный реверанс в воде – прямо перед Светланой Стекловой, при этом выпалив:
– Мадам, – всего один лишь танец! Не откажите!
– Не откажу! – весело воскликнула Светлана.
– Маэстро, вальс! – прокричал Макс.
Кто-то врубил магнитофон. И грянул вальс…
И Макс со Светланой принялись вальсировать, загребая воду телами, мерно раскачиваясь, но филигранно удерживаясь на поверхности… Все кругом пришли в восторг и решили последовать их примеру…
В этот момент вода в бассейне усилила вибрацию, исходившую от чувств плавающих людей, которые пребывали в состоянии эмоционального всплеска; и секретные сканеры бассейна её приняли, трансформировав в электронные данные…
Венский пристально смотрел в монитор компьютера; он зафиксировал новые параметры и компьютер ответил: OK. Затем он расширил карту; на мониторе возникла замысловатая схема с цветными координатами. Венский внёс в эти координаты новые данные, трансформированные датчиками бассейна, и изображение стало «живым»… Он тут же сохранил всë это в файле и с удовлетворением закурил…
Тем временем, Иван Пересветов уже закончил свой ужин. Он ещё раз вышел на воздух, постоял немного, перекурил… Затем он зашёл в вагон и, закрыв тяжëлую железную дверь, прошёл к своему столу… Он посмотрел на раскрытую рукопись, вздохнул и устало упал на диван, не в силах ни о чëм больше думать. Иван, блаженно потянувшись, сомкнул отяжелевшие веки…
И опять понесло его в дивном поезде по-над бездною в тëплый бархатный край с вечным солнцем и морем, с другом Мишкой, пьющим чай в тихом странном купе и мечтательно с ним говорящим…
В уютном купе на столике всё так же стояла свеча в канделябре. Рядом стояли стаканы с чаем.
«Странно… Свеча всё так же горит, как будто и не плавится, – подумал Иван, глядя на горящую лампаду в канделябре.
Он глянул в окошко и вымолвил:
– Да, здесь уже теплее…
– Ближе к югу… Ещё немного – и будем на месте, – отозвался Мишель.
– Что-то странно как-то всё выглядит… – произнёс Иван, продолжая смотреть в окно.
– Действительно, странно… Однако… Похоже на какой-то затяжной туман, – с удивлением вторил Мишель, глядя туда же.
– Это наша дорога, – путь по прямой, – задумчиво продолжал Иван.
– Точно сказал, – ни влево, ни вправо, а только вперёд.
– Пора укладываться. Во сне время быстрей идёт, – заключил Иван и откинул своё одеяло.
Друзья улеглись по своим полкам.
В непрогдядной ночи лишь пульсировал стук одичалых колëс. Поезд мчался с неистовой скоростью.
Всё застила дымка…
10. Ковчег Провидения
Наступило утро. Иван открыл скрипучую дверь вагона и некоторое время стоял, полусонно вдыхая утреннюю прохладу… Он потянулся и опять зашёл в вагон…
Надо сказать, что изнутри это был не совсем вагон. Это был некий стихийный шедевр мастерового антиквариата, это было спонтанное сочетание Ренессанса, Просвещения и авангарда, неимоверное переплетение стилей искусства времëн Леонардо и Екатерины, где интроспективно доминировал Дали и над всем этим звучал Бах в непостижимой интерпретации Шнитке… Музыка ощущалась сразу при входе в салон вагона. Каждая вещь мало-мальски значимая имела свою историю, свою тайну. Это была магия вещей, картин, барельефов, аксессуаров, репродукций, оттисков, кукол, рукописей, бытовой утвари. Это была перекличка душ, обнажавшая вселенскую полифонию идей и образов, где безумно и неуловимо трепетала свобода. Одним словом, это был театр шедевров…
В углу тамбура, обшитого обожжëнным деревом, стоял патриархальный уличный фонарь эпохи Декаданса, а в переборку было впечатано большое овальное зеркало в резном багете, над которым пëстро пылали икебаны, росшие прямо из переборки, весело крича о неистребимости жизни. Из другого угла торчали застывшими искрами массивные шпоры а-ля Людовик, служившие вешалкой. При входе в салон взгляд невольно бросался в противоположное объëмное зеркало, что создавало эффект пространства. Над ним барельефный Купидон готовил стрелу Психее, а рядом – в верхнем углу по замыслу Дали летел на кресте Иисус святого Иоанна; под ним пылала фантасмагорией одна из репродукций Босха, а меж Купидоном и картинами стояла большая невинная кукла с раскинутыми руками, всем своим видом принимавшая гостей в круговорот фантастического театра. Неподалëку высился массивный тройной канделябр с высокими свечами, и из каждой свечи тянулся ввысь оранжевоогненный тюльпан. Слева вверху громоздилась в натуральную величину бутафорская голова орангутанга, расплывшись в добродушной улыбке, а напротив – ей отзывалась изящная птица Феникс с сияюще живым опереньем, как бы вырываясь из стены, обугленной по контуру птицы. Под головой орангутанга зияло окно, прорубленное во встроенной перегородке и служившее для подачи пищи и кофе, создавая тем самым комфорт авангардного бара, а за перегородкой находился громоздкий камин кустарной работы; сбоку от него был втиснут причудливый стол на колесах, на котором громоздилась посуда и кухонная утварь. Чуть дальше стояла небольшая электроплита. Противоположная сторона бара была отмарморирована и заставлена феерическими картинами вперемежку с коллажами и забавными гротесковыми фигурами. Прямо из пола торчала огромная пепельница, напоминавшая полый пенëк, рядом стоял манекен с простëртой рукой, как бы указующим жестом рекламируя этот диковинный аксессуар, а у ног манекена лежала перевëрнутая широкополая шляпа. Тут же находилось роскошное кресло времëн Екатерины, в затëртом бархате своëм хранившее чуткий дух Просвещения. Слева от входа стоял массивный кожаный диван, перед ним располагался стол с ноутбуком и принтером, рядом лежала кипа рукописей, а в глубине стола отрешённо горела свеча в канделябре, ненавязчиво совмещая живое пламя с электрическим освещением. В углу громоздились книги. Над диваном – возле экспромтной кулисы монотонного штофа высилась патриархальная икона эпохи Рублëва – Богоматерь с младенцем, а чуть в стороне от неë висела странная картина с изображëнными на ней растерянными людьми, заблудившими в снежную пустыню. Над ней висел на цепи натуральный медный колокол, потемневший от времени, а рядом приспособились оригинальные стенные часы с волшебно звенящим боем. Причëм, в салоне вагона не было ничего, что напоминало бы о железнодорожном транспорте, за исключением нескольких окон, необходимых для жизни. Весь салон в своей экспрессии экстравагантно-пленительного антуража таил великую силу Единства, обнажая свободу от пепла до звëзд и ввергая уставшую душу в блаженство и радость Вселенской игры; и входя в этот мистический вагон, можно было смело сказать, что попадаешь в иное измерение. Это была эйфория…