– Меткий! – кричали они. – Нормального парня Витек вырастил!
– Испугался, а! Испугался, малой! – один из стариков хлопнул Корби по плечу.
Дед наклонился к Корби. От водки его щеки побледнели, а нос, наоборот, налился краснотой.
– Даст бог, – сказал он, – и в человека однажды попадешь. Они тоже иногда орут, когда подыхают.
– Я не буду военным, – ответил ему Корби.
– Он не будет военным, – повторил знакомый генерал-майор.
Смех стал еще громче. Корби испугался, что перебьет их всех, отбросил пистолет и убежал.
***
С тех пор старик становился все более невменяемым. В последние месяцы он перешел к тактике оскорблений и провокаций.
Корби было примерно ясно, как рассуждает дед. Дряхлый монстр понимает, что внук вырос, что до его восемнадцатилетия остался месяц. Он догадывается, что жертва вот-вот ускользнет, и пытается наверстать упущенное. Хочет сделать с Корби все то, что не успел с ним сделать за эти четыре года.
Юноша смотрел на свою комнату. Над кроватью – мелованные лица Курта Кобейна и Джейкоби Шэддикса. Над столом – его любимый плакат: «Увеличивайте производство конопли, добивайтесь высоких показателей в своей работе. Берите пример со знатного коноплевода Александра Хрипунова». Ноутбук, настольная лампа. Окно закрыто белыми кисейными занавесками. Раньше здесь жила бабушка. Эти занавески остались от нее. От нее же остались торшер, кровать-полуторка, шкаф и комод. Из мебели только стол был новым.
Корби помнил, какой чужой эта комната показалась ему четыре года назад. Теперь он не хотел отсюда уходить. Ему даже было немного страшно. Он привык к этим стенам. Эта дверь со щеколдой много лет защищала его от сумасшедшего старика. Дед угрожал, что в отсутствие внука снимет щеколду, но почему-то так и не снял. Корби всегда мог запереться в своей маленькой крепости.
Кровь перестала. Корби скомкал салфетки и метко бросил их в мусорку под столом.
– Итак, – подытожил он, – это лучшее утро в моей гребаной недолгой жизни. Я ухожу.
У него в голове сложился простой план. Через два дня будут известны результаты ЕГЭ. Если они сносные, в августе Корби сможет переехать в студенческое общежитие, а потом легко отсудит у деда права на квартиру родителей. Но он не будет дожидаться августа. Он уйдет из дома прямо сейчас, пока любимый дедушка не успел окончательно свести его с ума.
Корби стянул покрывало с кровати, забрал себе простыню и наволочку, бросил их в рюкзак на общую кучу одежды. Потом переоделся сам. Грязное белье он решил оставить здесь. Он обойдется без пары ношенных носков.
Так, что еще? Его взгляд обратился к книжным полкам. Он знал, что не сможет унести много, поэтому выхватил с полки только самое любимое: Сат-Ок «Земля соленых скал», «Артемис Фаул» Колфера и «Двенадцать стульев». Потом повернулся к компьютерному столику. Он решил, что вложит в книги еще пару самых ценных дисков. Ребра сиди-коробок смотрели со стеллажа. Корби нашел подписанное Гааном японское издание «Playing the Angel» Дэпеш Мод – неожиданный и щедрый подарок Короля, фронтмена «Зеленых Созданий» – и вложил его в книжку Сат-Ок.
Он заметил на стене над кроватью свой лук. Тетива была снята, пластик реверсивных плеч изгибался серыми дугами. Корби замешкался, глядя на оружие. Оно было красивым и благородным. Он использовал его только для спорта и помнил, какой радостью наполнялось его сердце, когда пальцы легко соскальзывали с тетивы.
Если бы не та несчастная свинья, которую ему в буквальном смысле подложили…
– Прости, прощай, – сказал Корби, – я больше не возьму тебя.
Он наклонился к оружию, тронул его кончиками пальцев, потом снял из-под него свою любимую семейную фотографию. Он на ней был совсем маленьким, сидел между отцом и матерью. Корби знал, что это паршивая фотография: мама смотрела куда-то в сторону, а в папиных глазах горели вампирские красные блики от фотовспышки, – однако он любил именно ее. Подросток положил ее вместе с ноутбуком в отделение для бумаг.
– И это все? – с легким недоумением спросил он себя.
Минуту он осматривал комнату. Ему пришло в голову, что в десятидневную поездку люди берут больше вещей, чем когда уезжают откуда-то навсегда.
– Все, – подтвердил Корби.
Он застегнул рюкзак, поставил его у двери, а сам лег животом на пол и заглянул в щель над порогом. Отсюда было видно большую часть коридора – пузырчатая пустошь линолеума, пыль под тумбочкой, ботинки.
Из-под двери тянуло сквозняком. Паркетные половицы все еще хранили запахи сосны и лака. Корби подумал, что вот так, наверное, мир видят мыши. Они смотрят на все снизу вверх, а ножки кровати кажутся им башнями.
Юноша вспомнил, что не взял две важные вещи. Он тихо встал, добавил к содержимому рюкзака свою электробритву и зарядку для мобильного телефона. Потом снова лег на пол. Табуретка исчезла. Старик ушел. Но этого было мало. Корби хотел точно знать, в какой именно комнате находится дед.
***
Пока он был в засаде, к нему приходили мысли. Корби стал думать о том, где будет жить в ближайшие дни.
У него была возможность, поджав хвост, вернуться к Ире, но он, само собой, не хотел этого делать. Куда большие надежды он возлагал на Ника. Отец его друга был самым спокойным и милым из всех родителей, которых Корби когда-либо видел. Да, он пил. Но он никогда никому не хамил и ни с кем не дрался. Он слушал хэви-метал, мечтал купить какой-то особенный мотоцикл, смотрел те же фильмы, что и его сын. С ним можно было поговорить, и у него можно было попросить помощи.
Когда Корби думал о Нике, в его памяти воскресли события раннего утра. Он даже сам удивился, как пощечина деда выбила проблему Андрея из его головы. Вот это удар мастера. Корби хихикнул.
Он вспомнил, что обещал Аре рассказать Нику про их уговор. А между тем он сам до сих пор не знает, какую вещь можно принести на их встречу. Украсть у старика вставную челюсть? Смешно.
Нет. Нужен настоящий запретный плод.
Корби услышал шорох, потом скрип шагов. Он затаил дыхание и наблюдал, как тапочки старика, поскрипывая и постукивая, движутся вдоль по коридору. Рябин что-то бормотал себе под нос.
– Слабак. Убежал. Испугался. Слабак. – Рваные бессмысленные слова. Корби не сомневался, что они относятся к нему. – Никогда ничего не мог.
Внезапно Корби осенило. Он понял, что есть только одна вещь, которая ему подходит. Подходит по-настоящему.
Дед пощелкал выключателем, потом открыл дверь туалета. Полоса света пробежала через коридор и снова исчезла. Дверь захлопнулась.
Корби понял, что это его шанс. Он вскочил, бесшумно, но очень быстро распахнул дверь своей комнаты, в два прыжка пронесся через темный коридор, взял из ванной швабру и заложил ею дверь туалета. Старик услышал, как ручка швабры стукнула о ручку, но неправильно истолковал этот звук.
– Занято, супостат, – гаркнул он. – Чего тебя понесло в ту же минуту?
Корби не ответил. Он зашел в комнату деда, приподнял край ковра. Там лежал ключ от верхнего ящика дедушкиного письменного стола. Подросток никогда бы не нашел этот ключ, если бы старик не ленился сам убирать в своей комнате.
Корби взял ключ и отпер ящик.
Деньги – три пачки тысячных купюр, стянутых банковскими резинками – лежали, прикрытые кипой счетов за квартиру. Старик получал пенсию в тридцать пять тысяч, и еще двадцать пять ему зарабатывала квартира Корби, а тратил он немного. Внуку он денег почти не давал, новые вещи покупал редко.
«Никаких угрызений совести, – подумал подросток, – это мои деньги».
Он схватил две пачки, потом вспомнил, что сегодня семнадцатое. По восемнадцатым числам дед ездил забирать у квартиросъемщиков деньги. Значит, завтра он полезет в этот стол. Корби решил сделать хитрее. Он вытащил из каждой пачки четверть купюр, а оставшиеся, еще довольно толстые, денежные брикетики положил на их прежнее место. Потом он сдвинул бумаги и заглянул в глубину ящика.
«Стечкин» был там. Его рукоятка поблескивала через щели в кобуре. Оружие убийцы, пистолет палача, заряженный боевыми патронами и готовый к работе. Корби вспомнил визг свиньи, и его охватила легкая нервная дрожь. Он поднял «стечкин». Пушка была тяжелой. Ее жесткая кобура могла использоваться в качестве приклада, и тогда оружие превращалось в маленький пулемет.
Корби зажал пистолет подмышкой и постарался вернуть бумаги на то же место, где они лежали до его вмешательства. Результат ему понравился. Ограбление было почти незаметно. Подросток закрыл ящик на ключ, вернулся к углу ковра и положил ключ на его место.
Когда Корби, сжимая в руках пистолет, выходил из комнаты, дед спустил воду и предпринял первую попытку открыть дверь туалета. Разумеется, у него ничего не вышло, но ручка швабры опасно прогнулась. Корби понял, что рано или поздно старик сломает ее. Пора уносить ноги.
Он снова заскочил в ванную, схватил щетку, полотенце и зубную пасту. На ходу он завернул «стечкин» в полотенце, потом побежал к своей комнате.
– Ублюдок! – закричал старик. – Что за детские шутки?
Корби забросил рюкзак на плечо и быстро пошел к выходу из квартиры. За спиной он услышал оглушительный треск. Швабра не выдержала, но ее обломки все еще мешали деду выбраться из сортира.
Корби не оборачивался. В это мгновение он чувствовал себя героем боевика, который не оборачивается, когда слышит, как у него за спиной обрушиваются взорванные здания. Он вышел на лестничную клетку, не стал дожидаться лифта и побежал вниз. Он жил на седьмом этаже. Он знал, что дед не догонит его по лестнице и не успеет догнать на лифте.
На выходе из дома Корби встретил знакомую старушку. Она как раз выносила мусор. Женщина с удивлением посмотрела на розовый, расшитый розочками полотенчик, который Корби сжимал в руках.
– Что-то случилось? – спросила она.
– Нет, – широко улыбнулся Корби. – Все просто отлично.
Он прошел три двора, потом остановился, сел на лавочку и убрал в рюкзак обернутый розочками пистолет.
– Что ты будешь делать теперь, старая калоша? – поинтересовался он. – Как ты меня теперь достанешь?
Подросток чувствовал, что на его губах играет такая же каверзная улыбка, как та, что украшала лицо Ары в минуту их недавнего расставания.
Корби достал из кармана телефон и набрал номер Ника.
Глава 3
Идиот
– Только не шуми, – еле слышно попросил Ник, открывая Корби дверь. – Я только что встал, и у меня жуткий бодун.
Друзья обменялись рукопожатием. Ник был плотный и коренастый. В полутьме лестничной клетки Корби рассмотрел на черной поношенной футболке друга картинку с одного из альбомов «Металлики».
– Мне тоже было плохо, когда я проснулся, – шепотом поделился Корби.
Он неловко зашел в узкую прихожую и скинул с плеча тяжелый рюкзак.
– Ты что, в поход собрался? – все тем же приглушенным голосом спросил Ник.
Корби, не развязывая шнурки, скинул кроссовки с ног.
– Я бомж, – объявил он.
Ник потянулся мимо него, чтобы закрыть входную дверь. Его серые глаза блеснули.
– На кухню, – подсказал он.
Корби послушно прошел на кухню.
Квартира Ника была однокомнатной, очень маленькой. Кухня казалась просто крошечной, но у нее была приятная особенность: она выходила на балкон, увеличивавший ощущение внутреннего пространства за счет кусочка внешнего. В единственной комнате одну из стен целиком занимал экран, а к потолку вместо люстры был подвешен проектор. Отец Ника был техником на частной киностудии и делал всякие особенные штуки, вроде катающихся платформ для бутафорских монстров и тому подобное. Он принадлежал к тому редкому сорту людей, которые могут одновременно работать и пить. Сейчас он спал, и до Корби доносился его громкий храп с веселым мелодическим присвистом.
– Пиво или водку? – предложил Ник. Он прикрыл дверь на кухню и теперь говорил чуть громче. Корби издал звук, означающий болезненную нерешительность. Ник насмешливо фыркнул.
– Шучу, – сказал он. – Рассол или колу?
– А простая минералка есть? – поинтересовался Корби.
– Чистая вода, – предложил Ник. – Есть чай.
– Вода, – выбрал Корби.
Ник налил ему из фильтра полную кружку. Корби взял ее с благодарностью и опаской.
– Что у тебя с лицом? – спросил Ник.
– Ничего, – соврал Корби. – Ты тоже выглядишь не лучшим образом.
– Одна половина краснее другой, – указал Ник на щеку Корби, – и глаз, кажется, подбит… чуть-чуть.
Корби повернулся спиной к окну и спрятал лицо в тени.
– Тебе кажется, – сказал он.
– Бомж, – повторил Ник. – Что ты имел в виду?
Он налил себе колы и сел напротив. Корби молчал, сведя брови и глядя, как над чашкой Ника фонтанируют пузырьки. Ему вдруг захотелось остаться в одиночестве и сойти с ума, разрушая какие-нибудь невинные вещи. Он вспомнил, как после смерти родителей шел по полю и палкой рубил траву. От воспоминания стало только хуже.
– По-моему, ты хотел о чем-то поговорить, – напомнил Ник.
Корби кивнул.
– Мне неловко, потому что это серьезная просьба, – сказал он, – но можно мне будет у тебя пожить?
– Это дед, – произнес Ник. – Этот гребаный палач НКВД разбил тебе лицо.
Корби начал пить.
– Я надеюсь, что он сейчас тоже утирается кровавыми соплями, – заметил Ник, – что у него подбиты оба глаза и что его старые яйца ноют как никогда в жизни.
Корби допил чашку.
– Нет, – сказал он.
– Этот урод бил тебя, а ты стоял и терпел? – разъяренно спросил Ник.
– Нет, – повторил Корби. Он тоже разозлился. Ему очень хотелось сказать Нику, что все это не его, Ника, собачье дело. Но он не мог так сказать. Потому что это он пришел сюда и сидел здесь со своими вещами, и собирался жить здесь еще пару месяцев.
– Послушай, – продолжал Ник, – да эта гнида достойна того, чтобы быть избитой ногами уже за то, что ты клянчил школьные завтраки, не имел денег на телефоне и ходил в обносках.
Корби встал и пошел к выходу с кухни. Ник дернулся, думая, что он совсем уходит.
– Подожди, – успокоил его Корби. Через полминуты он вернулся на кухню с рюкзаком, достал полотенце в розочках и вытряхнул его содержимое на стол. Деньги разлетелись веером, «стечкин» тяжело рухнул в центр кучи, а сверху на него упали зубная щетка и паста. Получилось не эффектно, как в кино, а по-идиотски.
Ник уставился на пистолет. Корби отложил его в сторону и сгреб бумажки в маленький холм.
– Ты говоришь, он был мне должен, – вернул он. – Ну вот, мы в расчете.
Его руки опять начали предательски трястись, как тогда после пощечины.
– О господи, – простонал Ник. – Лучше бы ты просто разбил ему лицо.
– Он не знает, что я его обчистил, – сказал Корби. – А когда узнает, уже ничего не сможет с этим сделать.
Ник молчал.
– Послушай, – продолжал Корби, – я в любом случае ушел из дома и туда не вернусь. Просто скажи, да или нет. Я могу у тебя пожить?
– Надолго? – спросил Ник.
– Пока что-нибудь не придумаю, – ответил Корби. – Если поступлю в ВУЗ, с августа можно переселиться в общагу.
Ник устало потер лицо.
– Это не ко мне, – сказал он. – К сожалению, это не ко мне. Это должен решать отец. Но я буду просить за тебя.
– Спасибо, – поблагодарил Корби.
Ник пристально смотрел на него. Он явно не считал, что разговор окончен.
– Деньги – это я понимаю, – сказал он. – Он тебе их был должен. Но зачем ты взял у него пушку? Ты совсем рехнулся?
Корби открыл рот, чтобы ответить, но не успел.
– С отцом или без, – добавил Ник, – я не позволю тебе хранить это дерьмо здесь. Извини, Корби, но я не хочу сесть за чужую глупость.
Корби тяжело перевел дух.
– Есть причина, по которой я ее взял, – промямлил он.
События сегодняшнего утра вдруг предстали перед ним в таком нелепом виде, что говорить о них стало стыдно. Но говорить пришлось. Корби сбивчиво рассказал про пари с прилипалой и про идею насчет банды. Ник слушал, и выражение его лица становилось все более недоверчивым, как будто Корби рассказывал историю про инопланетян. Юноша ждал, что друг будет насмехаться над идеей банды, но, к его удивлению, Ник заговорил не об этом.