– Вот и хорошо. В понедельник с подробными отчетами!
Да! Стать центром притяжения преступного мира – для журналиста криминальной газеты, для писателя детективного жанра, в общем для меня – мечта!
Я медленно вышел из «аквариума», медленно проследовал к своему столу, выключил компьютер.
Эх! Надо было почту проверить! Вдруг письмо есть! А ладно…
Значит, поездка на дачу к маме и очередное знакомство с очередной дочкой очередной соседки отменяется. Задание редакции! Важное задание – не поход в суд за сводками; не интервью у только что вернувшегося с зоны вора в законе еще ни чего в окружающей действительности не понимающего; и не правка статьи заведующего отделом Железнова Василия Сергеевича!
Странно – начало рабочего дня, я спокойно ухожу, и никто не обращает на это никакого внимания? Фот оторвался от экрана, лениво скользнул по мне глазами – ноль. Вроде ничего не происходит.
– Пока. – Тихо говорю я Андрею поравнявшись с его столом.
Кивок в мою сторону…
– До понедельника. – Пробую я вызвать хоть какой-то интерес к своей особе.
Помогло.
– Ты что, сегодня больше не появишься? – Таращится Андрюха.
Я чуть поджал губы, одними глазами осмотрелся и слегка поводил головой из стороны в сторону.
– В суд? – На грани слышимости прощебетал Фот.
Я сморщил нос.
Его брови приподнялись, ресницы разбежались подальше друг от друга:
– Тебя, что уволили?
Уволили?
– Почему уволили? – Мое высокомерие рухнуло и разбилось
– Ну как? Раз не в суд… Или интервьюировать?
– Да нет… – Я махнул рукой. – На задание. – Тихо-тихо.
Андрей спрыснул, мотнул головой и вперился в монитор, весь экран которого занимала морда измученной старостью, болезнями и голодом коровы. На морде сидело много мух. Я не биолог, но все они казались давно знакомыми дрозофилами. Почти.
Андрей увеличил изображение. Теперь на экране была только муха, расплывчатая, толстая… Фот поколдовал над клавиатурой, поводил мышкой – тельце мухи стало зловеще бордовым, хоботок удлинился, глаза пожелтели. Страшное порождение враждебного космоса сосало из родной вологодской буренки темную кровь!
– Это ты что? – Я потыкал в экран.
– А-а-а… – Протянул фотохудожник. – Для одной газетенки, шабашка. Мухи-убийцы высосали кровь у стада коров… Кажется.
– Где? – Мне стало страшно.
– Ну ты даешь! – Фот скривился, да еще у виска покрутил. – А еще журналист! Да…
– Жулик!
– Дурак!
Обменявшись комплиментами, мы расстались друзьями.
Глава 4.
Хорошо в рабочий день не работать! Сиди себе дома, на кухне, у окна – пей чай, лениво лови краем уха треп радиоведущих, слушай музыку, жалей случайных прохожих, вынужденных тащится под серым холодным дождем… Хорошо! Конечно, если бы светило солнце, или под окном не серел обычный московский двор, запруженный машинами, а текла быстрая река и стояли мангалы – радости было гораздо меньше.
Однако, после третьей чашки чая, и восьмой однотипной песни из приемника, я заскучал. Прохожие брели, и все мимо. За полтора часа моих наблюдений я сделал сорок фотографий. Тридцать семь удалил как лишние – не соседи. Потом вообще перестал фотографировать, ограничился наблюдениями. Если кто подозрительный будет… Тогда щелкну, а так…
Неудобно следить. Хоть из окна кухни и видно оба наших подъезда, но что бы хорошо разглядеть входящего, приходится чуть ли вдавливаться в стекло. С балкона конечно лучше, но холодно.
Глаза сами собой провожают девушек. Сколько их! И все симпатичные. Курящих много. На детях может сказаться, и так экология…
Я же преступника должен выследить! Вон мужик подозрительный. Куда же это…
Симпатичная какая…
Стоп! Все! Наверное, права мама – жениться пора! Старается мама, невест ищет! Вдруг нашла соседку красавицу? А я завтра не приеду, не познакомлюсь! Просижу тут, в окошко как бабулька какая…
Ага! А вот и бабулька. Восьмой этаж. Почти напротив – только выше. На меня уставилась. Подумает еще, что я… Преступник! Точно. Сижу, слежу, фотографирую.
Нет… Тогда уж следователь. Частный сыщик. Во – самое то!
А если к этой бабульке… Так мол и так – журналист отдела криминальной хроники Кульков Евгений Валентинович! Не могли бы вы помочь и… а что ей? Все одно в окно пялится.
А интересно кто же эта Лушкина Маргарита Леонидовна? Три года в доме живу, а никого не знаю!
Вот хорошо бы эта Маргарита была молодая и красивая! И не преступница, а жертва! Да. Преступник ее обманным путем затянул в… Нет – лучше запугал! Взял в заложники ее папу богача! И тут я ее спасаю, папу освобождаю; мы женимся; я описываю все это в книге; становлюсь знаменитым, богатым; мы живем за городом… Ново-рижское направление хорошо – там и экология, и пробок меньше, и до работы ближе… Нет! Какая работа? Я же богатый и знаменитый писатель!
По выходным к нам будут приезжать друзья. С детьми. У меня же будут дети! Мальчик и девочка. И Фот со своей…
Фот холостой и жениться не хочет! Зря! Семьями дружить так хорошо.
Постоянно меняет девушек, как фотоаппараты. Правда они ему для этих фотоаппаратов и нужны – он всех и все только сквозь видоискатель и видит! Счастливый человек! Нашел себе место в жизни.
Лера! На Лере он хоть завтра жениться. Только Лера себе все ищет…
Только все равно – девушка – это не будущая фотография! Девушка это…
Вон к той бы он точно прицепился. Страшненькая, но на фотке выйдет…
Черт! И я туда же! Вот ведь Андрюха и меня в свою религию…
А это кто в наш подъезд? Лицо кавказкой национальности. К кому?
Как представлю себя со стороны… Быстрее к глазку! Сосед-извращенец, стукач-трюкач, грязный подглядыватель!
Человека нет, да может и вообще на другой этаж пойдет… На лифте едет. Вообще не определишь…
Оп-па! Лифт на площадке нашей остановился!
Парень молодой… Чеченец! Или дагестанец… Или осетин?
И прямо в квартиру Маргариты!
Интересно – где они познакомились? Сколько ему – лет двадцать, двадцать пять… Примерно моего возраста. Значит и Маргарите столько же… или поменьше? А может больше?
Не важно! А важно то, что вот этот террорист взял в заложники ее папу и…
Стоп! Какого папу? Если бы папу – телефон бы на папе…
Так он же богатый! Папа ей квартиру купил, а сам на рублевке, в Жуковке какой-нибудь, или в Барвихе…
Будем в Барвиху на выходные…
Стоп! Успокоится и думать по делу.
Как же ее спасти? Нужен план! У вас есть план, мистер Фикс? У меня есть план, мистер Фикс!
А у меня плана нет. Жаль…
А если наоборот… Если эта самая Маргарита… Леонидовна. Эта Маргарита Леонидовна – самая прожжённая преступница на свете? Если это она, этого молодого, не опытного, не грамотного юношу соблазнила и использует в своих гнусных целях?
Точно! Булкин был ее любовником. Когда Булкин нашел себе более молодую, она соблазнила этого чеченского юношу, и юноша убил Булкина! Точно!
Значит она зрелая и опытная… И когда я подберусь к разгадке ее страшной тайны, гражданка Лушкина, эта Маргарита, эта страстная, опытная, прожжённая и с большой грудью, как у Светланы Владимировны…
Тьфу! Жениться надо!
Только сперва – с соседями познакомится. Три года и не одного…
В прошлом году, летом, жара стояла. На лавочке пиво пил. Парень подсел – Вадим. Из нашего дома? Даже не спросил. Но выпили хорошо! Напились, можно сказать! Он кажется психологией занимается – преподает или работает… Все журналистикой интересовался…
А может плюнуть на газету, на Железнова? Время есть. На работе писать не дают, дома займусь. Преступников пусть полиция ловит.
Ноутбук на кухню. Чай. Нет… Кофе. Свежезаваренный, ароматный кофе.
Итак…
«Как к Бабулькину…»
Что-то фамилия не благозвучная – Бабулькин.
А если эта Лушкина – пенсионерка? Старушка? И ее взяли в плен боевики!
В интернете посмотреть? Может там, что на Лушкину есть?
Около окна лучше ловит. Лох этот Артур – кафе открыл, Wi-Fi провел и весь дом в интернете на халяву. Спасибо тебе Артурчик.
Лушкина… Маша в Файсбуке, Юля в Контакте, Лена в МоемМире… Лушкина гора в Краснодарском крае. Маргариты Леонидовны нет!
Во – модель Катя Лушкина. Родственница? Надо проверить…
Симпатичная. В полный рост, в купальнике, на мероприятии… Да тут целое агентство! Сколько их тут молодых и симпатичных!
Так… Оля Белая, Дарья Черная… Псевдонимы? Дарья ух! Так бы…
Жениться что ли?
Давно я близко с женщинами не общался. Ох давно!
И что мешает?
Время жалко! Вбил себе в голову, что гениальный писатель! Кончилась личная жизнь!
А ведь Леночка Белолобова, осенью мамуля познакомила на даче, не того же ли поля? Культурно так все начиналось… Все художественные музеи с ней обошли! Как выставка какая – мы первые… Я первый! Возьму билеты и жду. Она меня за пажа держала. Поди, подай, пошел на… Не мешай!
Поцеловались и сексом занялись недели через две… Так себе – вроде нужно, а то как же… Придет и о высоком рассуждает. О роли художника в истории. О великий Моне, о несчастный Мане… Я в это время на кухне – над ужином колдую.
Люблю хорошо поесть. Люблю, но и готовлю! К приходу Леночки, приходила она по вторникам и четвергам, или кролика в винном соусе с прованскими травами, или седло барашка в духовке, или плов по всем правилам, или… Чего только не готовил! Каждый раз – что-то новенькое. И вино, и свечи, и цветы…
Посидим, покушаем, вина попьем…
– Ты иди в душ, а я постелю. – Это Леночка в первый раз так – скромно и деловито.
После поцелуя. Второго или третьего? Второго. Первый так прошел, в скользь… а второй долгий выдался. Вот после него, скромно, спокойно, по-деловому…
– Где у тебя бельё? Диван только разложи.
Разложил диван, дал простыни, подушки… Она зачем-то все понюхала…
Я помылся, выхожу – стоит у двери, ждет. Нырк, и закрылась.
Лег, жду. Пришла. Быстро полотенце с себя сняла, аккуратно на кресло положила и ко мне. Пару раз поцеловались, потерлись, она руку под подушку и презерватив протягивает.
– Не знаю какие ты предпочитаешь… Это обычный. Пойдет?
Какие с таким человеком отношения будут? Деловые. Это я так думал. Леночка считала – духовные! Ведь она много говорила о живописи, пока я готовил на кухне.
По субботам я к ней ходил – она с родителями жила. Родители на дачу, мы сексом заниматься. Она тоже готовила… Разогревала, что мама оставит. Поставит в микроволновку, и о высоком! Все о высоком и о высоком.
На кухне поужинаем и в кровать.
По воскресеньям на выставку. Иногда в театр или в кино.
Клубы – редко, очень редко. Своеобразные, с волосатыми господами за шестьдесят, с немытыми дамами за сорок, или напротив – с изыскано-вычурно одетыми, гламурно стриженными и пахнущими Дольчей и Габбаной.
На дачу приедем – я к своей маме, Леночка у своих родителей. Совместное поедание пищи идет, обед или ужин – когда как, моя маманя намеками:
– Вы уж смотрите, деточек не заведите до свадьбы…
А Леночка просто, так:
– Какие дети! Мы же предохраняемся. Да и вообще – сперва карьеру сделать… а я еще не доучилась.
Мама у меня современная, но старомодно воспитанная. Куском не давилась, а глазки долу опускала.
– Что же ты к Женечке не переедешь? Если вы… – И опять глаза опустит.
– Нет, Вера Георгиевна. От Евгения Леночке до института добираться далеко. – Это Вячеслав Петрович, Леночкин папа.
У нее родители современные, деловые. И как дочка такая духовная получилась?
Внешность у Леночки конечно эффектная! И смотрелись мы… В клуб какой зайдем – все внимание обращают. Она – высокая, худая, бледная… Волосы рыжие, четь ли не красные, распустит! Глазами зелеными сверкает! И платье, или кофточка, или свиторок – темной рамой всю ее красность, бледность и зеленость оттеняют. И я рядом – такой же рыжий, волосы дыбом, бледный, в темных очках, в потертом твидовом английском пиджаке… Пиджак она мне подарила. Специально. Думаю, если бы не мои рыжие волосы, так подходящие к ее рыжим волосам, у нас никогда бы ни чего и не было.
Но было и было. Хорошо, что кончилось. Однажды, враз и навсегда.
В субботу, как обычно, поставила она, голубцы кажется, разогреваться, и о новом веянии в живописи что-то… Возбужденно, руками даже движения возле головы… Я как-то обычно – киваю, губы плющу, поддакиваю, глазами временами таращу. Леночка вдруг резко замолчала, с прищуром на меня уставилась. Минуты две изучала, а потом как-то обреченно, но решительно, вроде как самое свое сокровенное:
– Пошли! Покажу!
В зале, диван уж приготовлен – она его заранее разложит и заправит, открыла она шкаф, порылась у его дальней стенки и вытащила картину в простыню завернутую. С дивана постель свернула быстренько, сложила его. Простыню с картины сняла и на диван поставила.
– Ты смотри… Я на кухне буду. – И ушла.
Смотрю я на картину, понять не могу. По-моему… Не понимаю я этого искусства нового. Хотя Пикассо – нравиться, и не «Девочка на шаре», а портрет мецената какого-то, в Пушкинском музее висит… А это?
Время тяну. Что сказать? А Леночку не слышно – вроде замерзла на кухне. Я к коридору тихонечко, в кухню заглянуть крадусь… Хитрый народ эти бабы! Она меня в зеркале рассмотрела – у них зеркало в коридоре висит, и если в зале к двери подойти, то с кухни видно будет. А я крадусь!
Леночка с кухни, глядя в отраженные в зеркале мои глаза:
– Ну что? Как тебе? – Голосок дрожит, похвальбы требует. Надежда в голосе, но и страх – ведь я от картины сбежать по-тихому хотел.
Я возьми и ляпни:
– А откуда у вас Пикассо?
Что тут началось! Я и дурак, и придурок, и скотина! И в искусстве ничего не понимаю! И сколько она на в меня своей души вложила, чтобы я! А я! И даже несколько матерных слов… В общем выгнала меня взашей!
Я первое время переживал. Мама позвонила, пожурила – как это я так современную голландскую школу от древнего кубизма не отличаю? Что Леночка пишет по всем правилам этой самой современной…, впрочем, слушал я в пол уха. Потом успокоился, обрадовался… Затем как-то потянуло к ней… Четверг кажется был… Позвонил, не выдержал. Вячеслав Петрович трубку снял и попросил больше не звонить. Я Леночке на сотовый – сбросила и в черный список внесла.
Уже полгода без женщины. Жениться что ли?
Хотя… Толи мне не везло, толи они все такие – деловые и холодные? Порнуху включишь – так, как только не извиваются! И охают, и ахают, и «еще-еще», и «давай-давай» … Конечно понимаю – искусство! Искусство может и преувеличить. Ведь ночью ни каких «давай-давай» и «еще-еще» из-за стен не пробивается. А вот «Ура! забили!», это когда Спартак выигрывает, во всем подъезде слышно. А за Спартак только Витька с первого этажа болеет. А женатых людей в подъезде… много! И ни один, ни одна, никогда! Ни «давай-давай», ни «еще-еще»!
Вот у меня… Только Вика… Викуся, Виктория моя! Не кричала конечно, но сдерживалась. Это было. Всего с одной. Ушла! Увели…
Это уж в институте, на втором курсе. На дне рождении у Кольки Воскрибенцева. Выпили понятно, танцевать стали… Как поцеловались? Ведь сразу взасос! Как магнит какой нас притянул друг к другу! Слились в экстазе!
Нет… Конечно – просто поцеловались, пока танцевали. Один раз – но долгий такой поцелуй получился. Проводил её – она не местная, в общежитии жила. Дружить стали – кино, кафе, клубы… Целовались, терлись, обнимались… Потом и секс. Почти как эротических фильмах – со страстью, с поцелуями, со вздохами… И без всяких: «ты какие презервативы предпочитаешь?». Правда иногда: «Сегодня не в меня… А то могут… Или…». И замолчит, вроде спрашивает – хочу ли я детей? В любви то признавался… Она клялась. Здесь бы следующий шаг – жениться да детей.
Характер у меня скверный! Все рассчитать, да прикинуть! А правда она меня любит или, как маманя жужжала – только за москвича выскочить и прописку получить? А где жить будем? А на что детей кормить?
Уехала моя Вика в Ярославль, на лето к родителям, и не вернулась. Замуж выскочила – быстро как-то, торопясь. В свой, в ярославский, институт перевелась. Больше мы не виделись.