– Где ты был пятого, седьмого и одиннадцатого апреля между двумя и четырьмя часами ночи? Ответь мне,– гневно спросила она,– я не уйду, пока ты не скажешь.
– Успокойтесь, девушка,– сказал я,– я не обязан отчитываться. В чём дело?
– Сначала ответь,– она перешла на повышенные тона,– где ты был? Если не скажешь, то ты убийца.
Она почти кричала, зыркая на меня глазами.
– Зайди в комнату, сядь,– спокойно сказал я. Вчера мы уже объяснились, и я не боялся, что она неправильно меня поймёт. Она вошла с таким видом, будто у неё за пазухой спрятан пулемёт Дегтярёва и, если что, она будет отстреливаться. Я сходил на кухню, принёс чайник, налил кипятка в свою жёлтую кружку. Насыпал кофейного напитка и в другую кружку, белую. Залил кипятком.
– Пей и успокойся,– сказал я, пододвигая к ней дымящуюся чашку.
Удобно держать в комнате маленький столик. Она упорно молчала.
– Так,– снова сказал я,– ничего не пьём в доме врага как Эдмон Дантес!? Она стояла, сложив руки на груди, и пристально смотрела на меня. Я отхлебнул из чашки, пожалел, что нет колбасы и сказал: «Давай так: я скажу, где я был, а ты сядешь и прекратишь валять дурака».
– Да,– коротко ответила она и села на краешек дивана, по-прежнему скрестив руки на груди.
– Пятого я ходил на днюху. Подожди, а ночью – значит уже шестого? Она утвердительно кивнула.
– Ну да, а после праздника у нас с другом были дела. Седьмого – уже восьмого – я был у друга, он может подтвердить. А одиннадцатого я вообще полночи домой добирался. Пешком как дурак! А из-за чего весь сыр-бор?
Настал её черёд: «Ага, во-первых, какие это тёмные делишки вы с другом проворачивали на ночь глядя; во-вторых, седьмого у друга – тоже липа, может, он спал, а ты вышел; а в третьем случае я вообще молчу. Вот на тебя всё и указывает».
Она высвободила руки и оперлась ими о диван, выгнув спину. Мне уже это начало надоедать. Не надо было вообще впускать эту полоумную.
– Не тяни кота за … хвост.
– Вот смотри,– она протянула мне газету,– хотя нет, я сама прочитаю.
«Ряд загадочных происшествий был замечен за последние две недели в областном центре. Пятого апреля на перекрёстке улиц Толстого и Дзержинского был найден труп собаки. Из неофициальных проверенных источников нам сообщили, что у животного было перегрызено горло, а затем вскрыта черепная коробка и выгрызен мозг.
Известно, что существует медицинское заключение, подписанное известным в нашем городе ветеринарным врачом, в котором изложены все подробности смерти. Указано и время с двух до четырёх часов пополуночи. Однако этот документ тщательно скрывается правоохранительными органами.
Ситуация повторилась седьмого и одиннадцатого апреля. Есть заключения о кошке и собаке, загрызенных между двумя и четырьмя часами ночи, найденных на Тихой и Продольной улицах областного центра. Снова выгрызен мозг. По нашему городу прокатилась волна жестоких убийств животных.
Правоохранительные органы способны лишь замалчивать факты. Нас некому защитить. Кто это: маньяк-зоофил, сатанист или бешеная собака? Где гарантии, что это существо не переключится на людей? Милиция бездействует. Свидетелей преступлений нет. По-видимому, в нашу жизнь вмешались инфернальные силы. Кто остановит их?»
Пока она несла эту околесицу, я допил кофе, встал, прошёлся по комнате и встал напротив неё, засунув руки в карманы.
– Здесь есть фотографии,– заявила она и повернула газету ко мне, держа её на вытянутых руках.
Я присмотрелся: снимки некачественные. Плохо видно. Собака. Вроде кошка. Не понятно, что изображено.
– Бред сивой кобылы. Обычная дешёвая сенсация провинциальной жёлтой газетёнки. Как называется?
– Статья «Зооманьяк» в газете «Вечерний регион» от сегодняшнего числа,– произнесла она, недоуменно глядя на меня. Видимо, не ожидала такой спокойной реакции.
– Иди домой, детка,– попросил я, вынимая руки из карманов,– это не я. Как и всем известный турецкоподданный Остап Ибрагимович Бендер, я чту уголовный кодекс. И библейские заповеди.
– Я пойду в милицию и скажу им,– постепенно повышая голос, заявила она, вставая с дивана,– там разберутся.
– О, о!– удивился я,– в твоей же статье написано, что милиция ничего не может сделать.
– Ну и что,– ответила она, вплотную подходя ко мне,– пусть проверят, где ты был в это время. Так тебе и надо. Ты странный. И поведение у тебя странное. Ночью где-то бродишь. Ты никого не любишь. Ты ещё попрыгаешь. Это тебе так не пройдёт,– почти кричала она.
Она стояла передо мной, сжав кулаки. Низенькая, визжащая она была похожа на маленькую собачку, которая глядела на меня снизу вверх и лаяла. Думаю, в этот момент она бы дорого дала за то, чтобы стать одного роста со мной и смотреть мне прямо в глаза.
– О, о!– Мне стало ясно.– Это женская месть. От любви до ненависти один шаг, да?
Я опять засунул руки в карманы и начал ходить по комнате.
– Я никого не люблю? Я ненормальный? Я не люблю тебя! – Резко произнёс я, делая ударение на последнем слове.
– И я такой же, как все. Ты достойна любви, как и все люди, но не моей, и не такими методами.
Я собрал всю волю в кулак. Я ходил по комнате взад и вперед, потом взял сигарету и молча вышел в туалет. Когда я вернулся, увидел, что входная дверь приоткрыта, заглянул в комнату – там никого не было, запер дверь, обитую тёмно-коричневым дерматином.
На следующий день меня ждал сюрприз. Неприятный.
Утром я решил пораньше выйти работу и, проходя мимо своего окна на первом этаже, обнаружил надпись, сделанную прямо под ним белой краской на красной стене: «УБИЙЦА». Я вернулся. Я взял банку с белой краской – осталась от подновления батареи – взял кисть и вышел во двор.
Быстро закрасив слово, я думал, что можно сделать с этим белым цветом. Ничего не придумав, я отнёс банку домой и поднялся на второй этаж. Позвонил в дверь. Естественно никто не открыл. Я нажал на кнопку звонка ещё. Я трезвонил так, будто за мной гналось несколько сотен чертей, и попаду ли я в эту квартиру – вопрос жизни и смерти. Я начал колотить в дверь. Я шумел на весь дом.
Дверь открылась. Сначала я даже не поверил своим глазам – это была неслыханная удача. Передо мной стояла сама Юля и смотрела на меня снизу вверх глазами, полными смешанного чувства страха и торжества. Она попыталась улыбнуться, но, увидев зверское, полное какой-то озлобленной решимости, выражение моего лица, осеклась.
Я втолкнул её в квартиру, схватил за плечи и начал трясти. От неожиданности она даже не попыталась сопротивляться. Я тряс её и говорил, шипя и выплёвывая слова: «Ты-ы, не смей меня задевать. Брось эти глупые, детские выходки. Я сам заявлю на тебя за хулиганство,– и тут Остапа понесло,– я перегрызу тебе горло и выгрызу твой маленький мозг, поняла, дура?». Она в испуге закивала. Я оставил её и ушёл. Последнее всё-таки было лишним.
В тот день я опоздал на работу на двадцать пять минут. Мой начальник Борис Морозов, пузатенький, уже лысеющий мужчина тридцати пяти лет, много мнивший из себя, наорал на меня: «Что вы себе позволяете?». Я тоже на него наорал: «Да пошёл ты вместе со своей дебильной конторой!».
Меня уволили очень быстро. Это была коммерческая структура, и законы Трудового кодекса Российской Федерации здесь не соблюдались. К тому же эта работа уже начала меня доставать: накопилось много претензий к руководству. Уже тогда я знал, что надо делать.
Я пошёл домой, позвонил отцу. Его зовут Михаил Сергеевич, а многие ещё помнят, как звали Горбачёва. Я сказал, что мне надо срочно уехать и что я всё объясню позднее, и попросил его рассчитаться с хозяйкой за последний месяц и вывезти к себе в посёлок мои вещи – самые крупные. Он меня понял и ни о чём не спрашивал.
Затем я позвонил дяде – «мой дядя самых честных правил»[3] – Ивану Сергеевичу, а как звали Тургенева, вообще никто не знает, разве что школьная учительница. Я сказал ему, что моя комната освобождается и попросил передать моим двоюродным братьям и сестре, что они могут договориться с хозяйкой и жить там, вроде, кому-то из них это было нужно. Он поблагодарил меня и тоже не стал ни о чём спрашивать. У меня очень умные родственники.
Остаток дня и ночь прошли весьма плодотворно: многое надо было успеть сделать. Ко всему прочему я снял с карты двадцать тысяч – часть денег, отложенных на светлый день, да, именно на светлый – на день, когда я решу жениться на любимой женщине, или когда любимая женщина родит мне ребёнка. Я спал всего несколько часов.
Ровно в восемь утра я закрыл дверь на ключ, спрятал его в условленном месте, вышел из дома и направился к автобусной остановке. У меня в голове всё это время крутились слова: «Районы, кварталы, жилые массивы – Я ухожу, ухожу красиво»[4]. Доехав до автовокзала, я взял билет на 9.30. на Москву до Щёлковского вокзала.
Мой приятель, с которым мы вместе учились в ВУЗе, давно звал меня к себе. Он сам жил там вот уже два года и работал монтажником-высотником. В Москве мне нужно было ещё пересаживаться на электричку. Я и мой лучший друг mp3-плеер сели в автобус, и в 9.33. он благополучно отправился. Путь мой лежал в город с поэтическим, как писала одна популярная современная писательница, названием Электросталь.
Труп
– Включи свет!
– Ты чё, ё…, дурак что ли?
– Дура, включи свет, б…
– Ты чё? Ё… Тихо.
– Темно, как у негра в ж… Включи.
– Тихо, на х…
– Ты, б…, дура.
Я в буквально запрыгал от счастья. Ещё бы! Когда я пришел сегодня с работы, батя сказал мне, что освободилась квартира моего брата. И всего за три тысячи. Я тут же созвонился с хозяевами и договорился. Мой двоюродный брат Федя неожиданно свалил в Москву. Хорошо, хоть сообщил об этом. Да, Федька – он такой. Ничего не боится. Берёт и уезжает. Молодец.
А я, наоборот, стремлюсь к осёдлости. У меня есть девушка – Света. Мы встречаемся с ней уже почти год. Наша свадьба предположительно назначена на август. Я хочу создать своё семейное гнёздышко, в которое приятно будет приходить, где меня всегда будут ждать и кормить. И любить.
Честно говоря, я не уверен в том, что Светка меня любит, хотя она говорит обратное. Она молодая, ещё студентка, а мне уже 27. Но я решил попробовать. Конечно, она была безумно рада предстоящей свадьбе, сразу рассказала всем подружкам, если не каждый день, то через день ходила смотреть платья в самом шикарном магазине нашего города. Даже узнала телефон фирмы по заказу лимузинов. Не знаю, зачем.
Но сначала нужно было снять квартиру и потихоньку её подготавливать, ведь с организацией свадебных торжеств хлопот и так будет много. Тем более я вообще не хотел расставаться со своей Светкой. Мы много гуляли, ходили в кино, театры, на выставки, встречались с друзьями и мало бывали вдвоём.
Квартиры, которые мне попадались, стоили безумно дорого – 5500 плюс коммунальные. Я, конечно, зарабатываю больше десяти тысяч, но такая плата – это слишком. На еду не хватит. Поэтому я сразу согласился на условия съёма Фединой квартиры, хотя она и была в отдалённом районе и без ванны. Это можно пережить, подумал я, и, позвонив Светке, назначил ей встречу в сквере «У птичек», где в центре круга со скамейками – клумба, а в её центре две каменные птицы с пышными хвостами.
– Саша! – Света уже сидела на лавочке и замахала мне, когда я подошёл. Несмотря на изменчивую погоду апреля, она была без шапки, в лёгком шифоновом шарфике и тонком пальто, естественно, в кроткой юбке и на высоких каблуках.
– Привет, – сказал я, подходя.
Я сел и обнял Свету за талию.
– Ну, так что за сюрприз, – улыбаясь, весело спросила она,– что за новость у тебя? Я сегодня снова смотрела платья в магазине «Фея», мне там одно понравилось больше всех, такое красивое – расшитое пайетками, украшенное стразами и кружевами. Корсет – обалдеть. Тридцать пять тысяч! Но за такое не жалко отдать! Ну, что ты хочешь сказать?
Я немного обалдел от цены этого платья, но решил, что, когда она будет его мерить, скажу, что оно её полнит.
– У меня отличная новость, нам в руки плывёт отличная квартира, главное её достоинство, дорогая, в том, что она недорогая, – улыбнулся я игре слов.
– Да? – Света вопросительно посмотрела на меня, – а где она, в центре? Мне не терпится посмотреть.
Света широко улыбалась.
– Не совсем,– мягко возразил я.
Света перестала улыбаться.
– Как!? Это же не удобно! Я не могу жить без центра! Гулять по центру! Ты не мог снять что-нибудь другое?
– Там рядом есть парк. Можно гулять по парку, – взяв её за руку, сказал я.
Лично я уже представлял, как я пылесошу ковер, а Света жарит картошку, потом мы идём гулять в тот самый парк, радуясь, что из него вернёмся в свой общий дом, выбираем микроволновку, устраиваем романтические ужины, как я иду с работы к себе домой, покупаю мороженое для нас.
– Ну… Сколько стоит? – Произнесла Света после некоторой паузы.
– Три, – ответил я.
– Три? У тебя нет денег снять подороже?
– Света, но нам надо много всего купить, там ничего нет. Диван нам дядя Миша оставил. Он новый, но он Федин, всё равно придётся отдать. Старый холодильник, стол или два стола, табуретка одна. Остальное надо покупать.
– Да? Я думала, ты обо всём позаботишься.
– Ну! – Я уже начал удивляться подобным реакциям. – Не всё сразу, надо с чего-то начинать. Моей зарплаты сразу на всё не хватит.
– Нет, я не могу поверить! – Занервничала Света. – Я всегда думала, что моя жизнь будет как в сказке! У моей подруги парень на джипе ездит! Я не могу жить без центра и ванны!
– Единственная квартира в центре и с ванной, где я могу жить,– безразличным голосом сказал я,– это квартира родителей, где живут ещё Вика и Макс. Причём, Макс в комнате со мной. Ты хочешь там жить?
Мысленно я был готов ко всему. Это всё мне надоело.
– Ну… Нет… – Света вдруг резко встала.– Я пойду, я тебе позвоню, пока!
Я ошалело смотрел по сторонам. Хотя кто говорил, что будет легко?
Несколько дней Светка не звонила. За это время я перевез свои вещи в эту квартиру. Я, конечно, не блондинка, поэтому понял сразу, что надо брать. Квартира мне понравилась – она была просторная, удобно расположенная. Я сам протер все поверхности тряпкой с каким-то дезинфицирующим веществом жёлтого цвета, расставил кое-какую мебель, постелил ковры (мама выделила).
Я не знал, что и думать, но звонить Свете самому посчитал унизительным. В тот день, когда Светка позвонила на мобильник и сказала, что она сейчас приедет, что ее нужно встретить на остановке, был вечер пятницы, я уже предвкушал, что выключу верхний свет, включу тихую музыку, достану из заначки бутылочку пивасика и буду балдеть. Но не тут-то было.
Я встретил ее, взял сумку, и мы пошли к моему дому. По пути я выяснил, что у Светки дома произошла какая-то ссора, при которой она заявила, что она взрослый человек и способна сама себя обеспечить и жить отдельно. Она доказала, что что-то может, покидала в сумку какие-то вещи, хлопнула дверью и ушла. Я не скал высказываться.
– А где здесь наше окно? – Спросила Света, когда мы подходили к дому.– Это? А что за белое пятно под ним?
– Не знаю, может, слово неприличное написали и закрасили,– ответил я.
– И что мы так и будем жить с неприличным словом? – спросила она, но вроде бы с юмором и более дружелюбным тоном, чем в сквере «У птичек».
Я промолчал.
С тех пор прошло несколько недель. Две или три, точно не помню. Многое произошло за это время. Настроение Светки менялось кардинально. То она радовалась, то огорчалась и озлоблялась. Но одну вещь она делала с завидным постоянством: не хотела заниматься хозяйственными делами. Я демонстративно разбрасывал свои носки, как сеятель на пашне, в магазин ходил сам, готовил сам и, кроме минимума, денег Светке не давал.
В парк мы не ходили, романтических вечеров не устраивали, и брать мороженое мне ну совсем не хотелось. Я регулярно выговаривал ей, что хочу кушать, а она всё время отвечала, что она учится и ей некогда. Зато к нам часто заходили её подруги, пили чай с рулетами, о чем-то болтали и смотрели журналы. Я думал, что лучше бы они все пошли на кухню и приготовили что-нибудь или просто выкатились отсюда к чертям собачьим, но ничего не говорил.