Они прошли в палату, где лежал Санди. Мильтадес пощупал пульс и печально кивнул головой:
– Всё. Кончился.
– Когда я могу забрать его тело и документы.
– Тело – хоть сейчас, а документы – часов в десять. Их должен подписать директор.
– Скажите ему, что я буду лично.
– Да, сэр.
В «миневре», которая подъехала к госпиталю в десять часов утра, помимо Шеннона сидел Земмлер и двое солдат. Пока они переносили тело бедного Санди в машину, Шеннон пошёл искать директора госпиталя. Его кабинет располагался в пристройке и имел отдельный выход на улицу, расположенный слева от главных дверей. Поэтому наёмнику не пришлось проталкиваться через толпу пациентов госпиталя на первом этаже. Кот поднялся по небольшой лестнице и оказался в довольно пустой прихожей. Он огляделся. Через прикрытое немытыми жалюзи высокое готическое окно сюда проникал солнечный свет, тускло освещавший помещение. Слева находилась плексигласовая перегородка, выкрашенная белой краской. Вдоль неё стояли металлические стулья. Из-за перегородки раздавался монотонный гул голосов. В самом её конце была прорезана дверь, на которой было написано большими буквами «Посторонним ход воспрещён». На всякий случай Шеннон дёрнул её ручку: дверь была заперта. Рядом находилась другая дверь. На ней висела маленькая медная табличка с надписью «доктор медицины Сэм Арвидсон». Ему вспомнился недавний разговор с доктором Окойе. «Это, наверное, его коллега, который жаловался на расстрел пленных», – решил Кот.
– Войдите!
– Здравствуйте, доктор.
– Здравствуйте, чем обязан, эээ?
– Полковник Шеннон, – подсказал наёмник и сразу продолжил. – Я пришёл за документами моего бойца Санди, то есть Шанда Мириона, – поправился он.
– Вот они, забирайте, – доктор швырнул тонкую картонную папку через стол. – Что ещё?
– Мне бы хотелось узнать состояние Вашего госпиталя.
– Знаете у меня мало времени, скоро начнутся плановые операции…
– И всё же я Вас убедительно прошу: уделите мне несколько минут. Может я смогу Вам помочь?
– Хорошо. Что Вас интересует?
– Всё: помещения, персонал, лекарства…
– Вы хотите знать положение? Что же, извольте! Антисанитария, отсутствие бинтов и вакцин, не говоря уж о кровяной плазме и лекарствах, скудный продовольственный паёк не дают возможности лечить даже самые простые заболевания: расстройства пищеварения, зубные болезни, простуда. Ну, естественно, малярия и туберкулёз…
– Простуда?
– Да, представьте себе! Она так же распространена, как в любой европейской стране в сырые осенние месяцы. Как это часто бывает, все дело в небрежности и безалаберности. Средняя дневная температура здесь 30–35° в тени, ночная 20–25°. Разница в десять градусов настолько чувствительна, что мы даже укрывались шерстяными одеялами. Туземцы же довольствуются тонким покрывалом и обычно ложатся на голый пол, несмотря на сквозняк. К этому следует добавить резкое падение температуры и холодные ветры во время сильных дождей и штормов. Местные не знают дождевиков, хуже того – часто они целый день ходят в сырой одежде на ветру и не думают переодеться. В итоге здесь постоянно кто-нибудь болеет, а иногда простуда поражает всю деревню.
– Что Вы говорите… – Шеннону захотелось перейти к более прозаическим вещам, но доктор разошёлся не на шутку.
– Невежеством и безалаберностью объясняется и распространение такой болезни, как астма. Я и мои коллеги не жалели сил, убеждая больных лежать в постели, хорошенько укрываться, но все впустую. Стоит только отвернуться, как пациент уже сбежал. Туземец просто не способен вылежать в постели несколько часов, не говоря уже о целом дне, – он горестно всплеснул руками и сварливо добавил. – Их невежество непереносимо.
Миссионеры научили туземцев ставить клизму и банки, а аптекари разрекламировали, как средство от всех болезней аспирин. Теперь они применяют эти средства по всякому поводу и без повода.
– Да, нелёгкая у Вас работа, доктор!
– А вот ещё недавний случай из моей недавней практики. Недавно я пытался научить местных знахарей пользоваться такими простейшими средствами, как йод и вата. Я и мои коллеги объехали многие сензалы и терпеливо разъясняли, что йодная настойка – наружное средство, показал даже, как окунать ватку в йод и мазать рану. Туземцы согласились, что это проще простого, и удивлялись только, что их не научили этому раньше. Поначалу все шло хорошо. Бакайя прилежно мазались йодом и расходовали его в невиданных количествах. Потом какой-то знахарь надумал лечить йодом экзему. К сожалению, лечение прошло успешно, и вскоре йод стали применять против угрей, солнечных ожогов, вывихов, растяжений и различных других недомоганий. После этого бакайя решили, что ими найдено универсальное средство. Но вот у какого-то местного вождя схватило живот. Речь шла явно о какой-то новой, необычной болезни, потому что ему не помогали ни клизма, ни банки, ни аспирин. В конце концов он до того ослаб, что слег. Как вождь, он хранил у себя самую большую в своей деревне бутылку йода и ночью, когда его схватило особенно сильно, вспомнил о замечательном целебном средстве, которое оказалось таким действенным для очищения ран и ссадин. Почему бы не прочистить им желудок? Вождь одним духом осушил бутылку и скончался через несколько дней. Живот сгорел, ему было страшно больно. После того несчастного случая никто здесь не пользуется ни йодом, ни ватой. А многие до того боятся йода, что потихоньку выбрасывают, если даст кто-нибудь. Боже, как мне всё это надоело! – он патетически всплеснул руками.
– Почему Вы отсюда не уедете?
– Я здесь работаю по контракту с ЮНЕСКО уже полгода и каждый день мечтаю, чтобы он скорее закончился. Вайянту, – он осёкся и поправился, – доктору Окойе – насколько я понимаю, он сейчас президент этой страны – это известно. Если он не может помочь, то чем вы лучше? Что, вы будете делать? Разгоните или перестреляете больных?
– Я не такой кровожадный, – усмехнулся Шеннон, несмотря на всю остроту положения. – Кстати, кто Вам сказал о расстреле пленных в аэропорту?
– Как кто? Ваши же люди. Когда их привезли на перевязку, они много болтали о своих подвигах в аэропорту…
– Вы им больше верьте! Африканцы любят преувеличивать, если не привирать, особенно тогда, когда впервые держат в руках автомат.
– Мне эта их черта знакома, поэтому я рассказал это только Окойе. Если у меня будут конкретные факты пущу письмо по инстанциям.
– Я надеюсь, что не будет. Скажите, Вы можете составить список медикаментов, крайне необходимых для госпиталя?
– Конечно. Он у меня всегда под рукой, – тон доктора смягчился. Он где-то нажал кнопку и раздался звонок. Дверь в кабинет открылась. В неё вошла была невысокая сухопарая мулатка фанатичного вида в белом халате. – Флорис, передайте этому господину копию списка лекарств, необходимых нам в первую очередь, и расскажите историю больницы.
– Хорошо, доктор, – женщина подошла к Шеннону и протянула ему рук. – Доктор Флорис Кейм, по совместительству старшая медсестра этой богадельни.
Наёмник пожал её крепкую руку и пристально рассмотрел на неё.
– Полковник, – доктор Арвидсон встал со своего места и протянул Шеннону руку. – Я очень надеюсь, что Вы мне поможете. И ещё, извините за холодный приём – мы все здесь смертельно устали. У меня ведь практически нет персонала: три адъюнкта, включая Флорис, несколько католических монашек и пара волонтёров из благотворительных организаций. А теперь извините – у меня операция…
Флорис вывела Шеннона в коридор и открыла ключом плексигласовую дверь. Там действительно оказалась регистратура. Перед стойкой толпились пациенты: они что-то бубнили на местных языках, жестикулировали или просто орали. Доктор Мильтадес с покрасневшими от бессонницы глазами пытался их сдержать, раздавая картонки с прочерченными на них цифрами…
– Здесь нам не дадут поговорить. Давай туда, – медсестра подтолкнула наёмника плечом в сторону небольшого закутка, отгороженного от регистратуры этажеркой, заставленной толстыми картонными папками. – Кофе будешь?
– Давай, – Шеннону понравилась её прямолинейность, граничащая с цинизмом. Он расселся на небольшой диванчик, стоявший у дальней стенки. Флорис повернулась к нему спиной и грациозно наклонилась к допотопному кофейному аппарату и начала вертеть какие-то ручки и нажимать кнопки.
– Эспрессо, американо?
– Эспрессо,– Шеннон любовался её крепкими ногами. Затем его взгляд перешёл на ягодицы, прикрытые медицинским халатом, под которым был минимум белья. «Совсем как у Джулии»,– подумал он. Вдруг его охватило желание. Он понимал, что эта женщина его намеренно дразнила, но не мог совладать с собой: он провёл более месяца в мужском обществе. Дальше всё произошло как бы само собой. Они занялись сексом прямо в каморке, не обращая внимание на шум в регистратуре…
– Это было здорово, – сказала Флорис, одернув свой врачебный халат. Она поставила перед ним чашку кофе и, как ни в чём не бывало, стала рассказывать о госпитале:
– Наша больница построена в 1924 году по распоряжению колониальных властей. Она была изначально рассчитана на полсотни пациентов. В здание имелось два операционных, четыре перевязочных и четыре ванных комнат. Больным было предоставлено десять общих и пять отдельных палат, а для медперсонала – семь комнат. Этого с излишком хватало для обслуживания европейской колонии. Перед войной было открыто родильное отделение, а через год Кирк Аграт приобрёл оборудование для рентгеновского и зубоврачебного кабинетов. С началом войны здесь был построен карантинный барак для интернированных солдат и моряков. После войны госпиталь расширили до восьмидесяти коек, пристроив дополнительный флигель. С началом независимости персонал разъехался, поэтому больница была взята на попечение ООН. Я не хотела возвращаться на родину и согласилась поехать сюда…
– Откуда ты?
– С Кабо Верде. Мои родители – асимладуш, имеют португальское гражданство. Десять лет назад я уехала в Лиссабон и поступила в медицинский колледж. Потом клиника, замужество… – она махнула рукой. – Мой муж был топасом…
– ??? – Шеннон недоуменно уставился на женщину. Та, поняв его недоумение, пояснила:
– Ну, мардийкером, индонезийским креолом из Амбона…
– ???
– Это в Индонезии. В конце концов он оказался бездельником, наивным болтуном. Как только представился случай, я его бросила и уехала. Вот так я попала сюда…
Взгляд наёмника принял осмысленное выражение. Допив кофе, он спросил:
– У тебя контракт с какой-то структурой ООН?
– Да, с ЮНЕСКО. Он заканчивается через год…
– Это хорошо. Я здесь надолго, может навсегда, – Шеннон закурил сигарету и нагло уставился на медсестру. – Ты ещё будешь со мной встречаться? Я живу в «Индепенденсе» …
Флорис выхватила её и затушила:
– Здесь не курят! И так дышать нечем!
– Извини, забылся. Я чем-то ещё могу помочь?
– Конечно. Больнице срочно требуется карантинный блок. Если эпидемия возникнет в этом ограниченном пространстве, она распространится по всему госпиталю быстрее чумы. Рано или поздно, она должна появиться. Лучшее, что мы можем сделать – это изолировать пациентов с появлением первых симптомов…
– Это даже не просьба, полковник, – сказал вошедший в закуток Мильтадес. – Это – ультиматум. Флорис сделай мне кофе!
Женщина подошла к кофейному аппарату и начала колдовать над ним, а Мильтадес продолжал:
– Нам нужно больше продуктов, реанимационное отделение и изолятор, – он повернулся и со злостью зашагал к выходу. Когда он удалился Шеннон издевательски спросил:
– Что, ревнует?
– Возможно, в дальнейшем будут новые требования, – Флорис проигнорировала вопрос. – Идёмте…
Через небольшую дверь они вышли в главный коридор. Шеннон повернул к выходу, как вдруг раздался крик. Это было резкое, пронзительное, истерическое улюлюканье ненависти и смерти. В считанные мгновения этот вопль превратился в рев льва-убийцы или в боевой крик каратиста. Он парализовал всех, кто находился рядом. Краем глаза наёмник заметил источник этого безумного вопля. Огромное дикое полуголое существо в лохмотьях выкатилось откуда-то сбоку, схватив по дороге что-то похожее на кусок трубы. Продолжая что-то кричать, негр расталкивал больных и направился прямо к нему. Его застывшие глаза были налиты кровью, волосы взъерошены, а тело – мокрым от пота. Позади себя Кот услышал учащенное дыхание Мильтадеса и крика Флорис, которая вроде не была подвержена истерикам. А может это была одна из пациенток? Труба приблизилась на расстояние бокового удара, животное уже почти достигло цели: наёмник почувствовал запах ненависти, появляющийся во время драки, опасности для жизни или во время приступа безумия. Без слов он шагнул вперед левой ногой, правая оставалась полусогнутой. Когда негр приблизился в стремительном рывке, Шеннон захватил его правое плечо своей правой рукой и молниеносным ударом локтя поразил его подбородок. Одновременно правой ногой он шагнул за спину противника и, размахнувшись, сделал подсечку. Нападавший рухнул на пол как подкошенный. Наёмник схватил запястье его правой руки, державшей трубу и больше не отпускал ее. Левым каблуком он надавил ему солнечное сплетение и прижал к полу. Все еще полусогнутый Шеннон отступил назад. Его лицо светилось азартом убийцы. Но поняв, что дальнейшей атаки не последует, он опустил руки. С момента нападения прошло не более двух секунд. Флорис безотчётно схватила Кота за руку и прошептала теперь уже бессмысленные слова:
– С тобой все в порядке?
Шеннон молча отстранил её. Доктор Мильтадес опустился на колени перед упавшим.
– Что это было? – Шеннон задал этот вопрос больше для того, чтобы как-то разрядить обстановку. Хугу посмотрел на него и сказал отрешенно:
– Амок!
– Так что это с ним?
– Вы его убили, полковник.
Не сказав больше ни слова, наёмник пошёл по коридору к выходу. Пациенты расступались перед ним с выражением ужаса на лице. Когда Шеннон вышел из здания госпиталя, «миневра» уже была загружена. Он с удивлением отметил, что в её кузове лежит не один, а целых три трупа.
– Это наши, добровольцы,– мрачно пояснил Земмлер. – Все они умерли от заражения. Вообще-то это не больница, а барак смертников. Здесь нельзя вылечиться, можно только умереть. Ну что, едем к отцу Алоизу?
– Да. Послушай, ты не против, если я пошлю тебя в Турек с инспекцией?
– С какой стати?
– Помнишь наш разговор с Хорасом?
– Угу.
– Я переговорил с Вальденбергом, он не против высадить тебя на рейде завтра утром и простоять там до вечера.
Надо посмотреть обстановку и доставить радиопередатчик.
– А сколько людей дашь?
– Одного. Мозеса Ниса.
– Есть, мой командир!
Доставив покойников в церковь, а Земмлера – в казармы, Шеннон проехал во дворец. Он был приятно удивлён распорядительностью Бенъарда, которому удалось отыскать в Кларенсе приезжего специалиста по связи. Его африканского имени он не помнил, а коллеги звали его Спарксом от недостатка воображения, и он охотно откликался на это имя. Поскольку в его услугах нуждались во постоянно дворце, ему выделил и для проживания небольшую хижину на Прибрежном Шоссе. Около полудня Спаркс принёс телеграмму из Абиджана, которая содержала точные данные о визите генерала Оджукву. Отдав необходимые распоряжения, Кот отыскал Бенъарда и пересказал ему историю о подпольном производстве оружия в таксидермической мастерской Борлика. Комендант дворца его внимательно выслушал и не выказал даже тени удивления:
– Мы давно знаем об этом. Ведь это он доставал нам оружие. Кстати мы ему остались должны двадцать три тысячи африканских франков. Спасибо, что напомнил: я обязательно включу эту сумму в перечень первоочередных выплат.