– Молчать! – оборвал неопознанный заказчик. – Чем меньше народу знает, тем лучше. Вам и не надо справляться с ним, идиоты. Он вам не по зубам, – бандиты дружно закивали. Понимают! – Вы должны его подстрелить. И всё. Дальше я сам. Понятно?
– Да, господин.
– Не слышу!!!
– Да, господин, – энтузиазма во втором ответе прозвучало ещё меньше, чем в первом: боятся, с удовольствием констатировал Харрада. И правильно делают.
– Повторите план!
План был подл и гениален.
Канонир выстрелит с кривого дуба, а Леваллеро и Петерсон должны натянуть верёвку через тропу. И тоже откроют огонь. Беррано разбивает убитому голову камнем (для верности), коню перерезают горло. Петерсон сматывает верёвку, Леваллеро собирает пистолеты. Чисто и быстро. Получают денежки – и могут катиться. И ни одной живой душе.
Харрада от души забавлялся, слушая их лепет.
– По два пистолета наготове, по два за поясом! – повторял наставления неизвестный в шляпе, раздавая оружие. – Перепроверьте ещё раз, ладно ли заряжены. И не промажьте в его чёртову лошадь. Упустите – она нас всех размажет.
Точно – размажет, подтвердил про себя Харрада. Можно даже не сомневаться. Чинк такой. Только плохо они Чинка знают: попасть в него не выйдет.
Итак, третий – опять его приятель. Но каковы подлецы! Вчетвером, и из засады. На одного. Михаэль осторожно отстегнул пряжку, развязал шнурки – и опустил на землю плащ. Шляпу положил прямо на куст, и начал потихоньку освобождать клинок, стараясь не нашуметь и не спугнуть их раньше времени. Бог послал ему славное приключение, и он не собирается отказываться от этого подарка. Сейчас он быстренько прикончит главного – надо же его наконец рассмотреть! – а остальные если и успеют разбежаться – невелика беда. Он этих мразей всех выловит. Он глянул на небо: до поверки время есть.
Скрипнула, качнувшись на единственной петле, гнилая верхняя дверца.
Заговорщики загасили огонь и выползали на поляну.
– И не дай вам Бог опоздать, – внушал «заказчик». – Гарсиа проедет здесь как всегда, сразу после одиннадцати ночи.
У Харрады чуть челюсть не отвисла. Гарсиа! Вот оно что. Сволочи охотятся на Мигеля! На лучшего из лучших. Ай да Гарсиа! Ну хорош! Даже здесь его обскакал. А ведь дьявольский план, пожалуй, сработал бы. Резко в темноте верёвка на уровень шеи – и со всех сторон пальба.
– Да уж: сеньор Марес пунктуален, – отозвался гнусавый Петерсон, и все заржали, нервно и неестественно, скорее подбадривая себя, чем на радостях: – Исполним в лучшем виде. Не беспокойтесь.
У Михаэля даже в глазах потемнело от злости. Рывком обнажив шпагу он, ломая ветки, вывалился на поляну с рёвом:
– А, гад! Тебе нужен Марес? Так будешь иметь дело со мной!
– Охотно, – последовал ответ, и навстречу ему полыхнули два выстрела.
Он споткнулся о воздух и с лёту грохнулся на землю. Рванулся было вскочить, но его прошило страшной болью, он и не знал, что такая бывает, свет перед глазами померк, и Михаэль остался лежать где упал.
– Всё просто, – прокомментировал заказчик. А со вторым будет ещё проще. – Он пинком перевернул распростёртое перед ним огромное тело. – Кто такой? Как здесь оказался?
– Это ж бешеный Харрада, из гвардейцев. Чёрт рыжий! Принесла нелёгкая. Куда его теперь девать?
– Они друзья?
– Да нет вроде. Кто их знает?
– Ладно, оставьте. За кустами в темноте не видно. Я обоих потом заберу. Думаю, ему приятно будет «поприсутствовать», – и негодяи снова заржали. – Прикопайте пока немного.
У лейтенанта Мареса выдался свободный час между совещанием в штабе и разведением караулов. Это время он проводил не без пользы: подправлял и полировал шпагу, почистил и перезарядил пистолеты. Такими вещами не следует пренебрегать. Обязанность слуги, конечно, – но иногда нужно ухаживать за оружием самому: хотя бы для того, чтобы знать, в каком действительно оно состоянии. От этого зависит жизнь. Скоро пять лет, как жизнь зависит именно от этого.
Сеньор Гарсиа был из тех немногих, кто попал в войска не по случайности. Он не вербовался на большой дороге, а прибыл в действующую армию из Мадрида – с рекомендательными письмами, и с приказом о зачислении поручиком в Разведроту. И сразу с боевым конём – с Сипом. Что говорило о состоятельности семьи. Ему не было и девятнадцати. А к девятнадцати годам он уже отличился настолько, что ему, за особые заслуги, было дозволено выкупить патент на звание лейтенанта. Более того, за патент было заплачено из королевской казны. Редчайший случай.
Его отряд считают лучшим в полку. И самым удачливым. Два года – без потерь убитыми! Правда, едва ли кто задумывается, каким потом эта «удачливость» оплачена, как гоняет лейтенант Марес своих ребят. И себя «гоняет».
Отец готовил дона Мигеля к карьере дипломата в восточных странах. Младший Гарсиа получил блестящее образование, несколько лет прожил на Востоке. А вернувшись, внезапно сменил политическую карьеру на военную службу. Почему – для всех покрыто тайной. Поговаривали о какой-то истории, но спросить впрямую никто и никогда не решится. Молодой философ никогда не сходится с людьми настолько коротко, чтобы прилично стало задавать вопросы. В полку он считается загадочной личностью. Но его любят. По крайней мере считаются.
На сегодняшнюю ночь у дона Мигеля были намечены кое-какие свои дела в городе. Разумеется, полк покидать нельзя, пойдёт он не через посты. Но – потом.
Разведёт часовых, передаст дежурство и сегодняшние пароли, отбудет со своим отрядом поверку, наведается в лазарет – даст разгон лекарю, чтобы не расслаблялся… Когда все разбредутся – кто по палаткам, кто коротать ночь у костров, – он незаметно выведет Сипа на Старую дорогу.
Гарсиа посмотрел на небо: ночь будет ясная – без дождя. И без следов.
Он проверил остроту фамильного меча на собственном ногте. Замечательно! Пора.
2. Перстень
Михаэль медленно приходил в себя. Ему снилось, что он спит сидя посреди не то степи, не то пустыни – а на коленях у него свернулась пёстрая змея. Пригрелась и тоже дремлет. Замечательно красивое создание. Сама чёрная, и с оранжево-красным рисунком на спине. Харрада знал, что змея эта – ядовитая, но её присутствие давало ощущение покоя и умиротворения. Ядовитые змеи в пустыне – не редкость, но они всегда убегают. А эта – взобралась на него и спит. Она очень нравилась Михаэлю. Нет, не Михаэлю. Его зовут как-то иначе. Давным-давно его звали… Забыл… Его очень давно никто не зовёт. Он не мог вспомнить, кто он такой, но его это не беспокоило. Всё это больше не имело значения.
Знаете, что чувствует не до конца убитый, очухиваясь не на том – а всё-таки на этом – свете? Нестерпимую вонь. Смердит от флакона с солью, при помощи которого его пытаются привести в чувство. И не отбиться от мерзкого этого флакона. Потому что очень уж отбиваться нельзя: чтобы не потревожить змею. Потом, словно вылепленное из тумана, колыхаясь, материализуется лицо. И если ты хоть раз был в лазарете – узнаешь лицо полкового хирурга.
Следующим после обоняния и зрения просыпается чувство полного недоумения. Где это он? Он хватился было своей змеи, хотел ещё её отыскать.
Наконец в голове совсем прояснилось, флакон убрали.
Харрада не мог взять в толк, что происходит. Неужели до такой степени вчера набрался, что к лекарю сволокли! Хороши дружки, нечего сказать. И Ренато хорош, получит ещё. Щурясь, обвёл взглядом туман – местами рассеивающийся, местами уплотняющийся: нет, это не он у лекаря, это лекарь у него. Чёрт, голова трещит! И сил никаких. И змея ещё какая-то… Лекарь говорил:
– Вот и славно, вот и очнулись. Крепитесь, юноша, сейчас снова попробуем извлечь из Вас пулю.
Пулю? Какую ещё к чёрту пулю… Пулю!!! Память напряглась и вернула молодому человеку и его самого, и события прошедшего вечера.
Что он натворил! Информацию, предназначенную не для него – не передал. Чужого врага – забрал. Да и то – не сумел это сделать хорошо. Как теперь исправлять?! Иначе – всё зря.
– Пулю потом. Мне нужно идти. Который теперь час? – он сбросил с живота холодный компресс и хотел вскочить. Тело впервые в жизни не послушалось. Компресс вернули.
– Не искушайте судьбу, юноша, – гундел полковой хирург. – Вы живы только чудом. Не делайте резких движений, или не доживёте до утра. И не пейте воды, не то умрёте сразу.
– К чёрту! – был ответ. – Я ведь дома, это моя палатка? Ренато! Где Ренато? Который час? Время! Время!
– Нет и половины десятого, хозяин, – откликнулся перепуганный слуга. – Ночь вся впереди. Послушайтесь врача. Если он сможет достать пулю, то Вы не умрёте. Он сказал, что кровь тогда только…
– К чёрту! – не стал дослушивать Харрада. – Потом! Время! Время дорого! Помоги встать. Где Чинк?
Итак, половина десятого. Надо найти и предупредить Мигеля, пока не уехал. Надо встать. Просто встать. Не так-то это, оказывается, просто. Да ещё чёртов лекарь не пускает:
– Уймитесь, уймитесь, Ваша милость. Вы ранены, у Вас бред. Вам нужно лежать. Куда Вы пойдёте! Никаких змей здесь нет, не бойтесь, – и хирург мягко, но настойчиво придавил его к походной койке. – Лежите смирно.
Михаэль едва не плакал от ярости и бессилия. Он всё же сумел отпихнуть лекаря, да так, что тот упал. Отчаяние придало сил:
– Уйди, коновал, не искушай судьбу! Уйди, не то я убью тебя вот этим вот табуретом. Ренато, одеваться! Быстрей! Время! Время идёт!
– Учтите, Вы не доживёте до утра! – мстительно выкрикнул лекарь уже у двери и увернулся от табурета. – Ещё час, и ничто Вас не спасёт!
– Господин полковой лекарь, господин полковой лекарь, вернитесь, – бросился за ним бедный Ренато. – Выньте пулю, умоляю! Что я отцу его скажу?
– Я уже говорил Вам, юноша, – отвечал тот, приостановившись: – Нет смысла и мучить его – не будет он жить, вынимай – не вынимай. Вернитесь к Вашему буйному хозяину и утешайте его как можете, а я уж туда больше не пойду.
Слуга вернулся в палатку. Его мир рушился.
– Ренато, – позвал Михаэль, – он совсем ушёл?
– Да уж ушёл так ушёл. Как ему было не уйти, когда Вы его так? Вот что мне теперь делать?
– Одеваться давай. Зачем, дурак, раздел?! Кому ещё растрепал, что я жив? Кто ещё знает?
– Никто как будто. Чинк один прибежал, ну я и…
– Некогда, некогда! – оборвал Харрада. – Рубашку давай, сапоги. Да помоги же ты мне! Только бы встать. Поднимай меня, поднимай, чёрт безрукий! – последовала серия совместных неуклюжих попыток. – Господи Иисусе! Ренато! Из лесу ж ты меня приволок! А теперь – поднять не можешь, чётров лодырь?!
– Там мне Чинк помог. Он рядышком лёг, я Вас на седло и привязал.
– Дьявол! Как же быть?
Итак, встать не получится, это ясно. От слуги проку нет, до Чинка не добраться. Раненый был в ужасе: время! Время уходит. Что же придумать? Он судорожно хватался за обрывки мыслей.
– Я должен, должен его видеть.
– Кого, господин?
– Ладно, сделаем по-другому. – Он откинулся на подушки. – Сядь рядом. Слушай. Пойдёшь к лейтенанту Маресу. Он ещё в лагере: проверяет посты. Найди где хочешь, говори что хочешь, только приведи его сюда. Скажи, что дело безотлагательное. А главное – подберись к нему незаметно! Никто не должен знать, что вы переговорили, никто не должен видеть, как он сюда пойдёт. Тебя никто не должен узнать. А если узнают, спросят, скажешь – не знаешь, где я. Да торопись, торопись, хватит сидеть! Бегом! – и верный слуга получил пинок.
– А если он не пойдёт? Или я не смогу его найти?
– Сможешь. Ты хорошо расслышал, что сказал лекарь?! Я умираю. Видеть дона Мигеля прежде, чем он выйдет из лагеря – моя последняя воля. Не выполнишь – прокляну!
Перепуганный Ренато, всхлипывая, опрометью выскочил за дверь. Михаэль даже немного развеселился: хорошо он придумал, здорово струхнул бедолага. Зато и побежал, как пришпоренный. В его исполнительности можно теперь не сомневаться. Оставалось ждать.
Время, которое только что физически ощутимо, стремительно уходило сквозь пальцы, как песок, – вдруг сделалось каучуковым, его стало слишком много. Михаэля бил озноб. Он натянул на себя одеяло. Стены и потолок противно колыхались, наводя дурноту. Во рту пересохло, донимала боль. Он прижал руки к животу, но легче не стало. Долго ли ещё? – он не мог оторвать взгляда от темноты за приоткрытой дверью.
Прошёл час, а может – только полчаса.
Рядом на табуретке остался ковш с водой, и до него можно дотянуться, что Михаэль и сделал. Пить не решился, только прополоскал рот – надо, чтобы голос звучал нормально – ни к чему дону Мигелю знать всё: весь его позор. Чёрт, как пить хочется! Он посмотрел, посмотрел на ковш – и отшвырнул, от греха подальше, и снова уставился на дверь.
Вот. Наконец. Приглушённый голос Ренато:
– Сюда, сеньор, быстрее, не то он меня проклянёт! Давайте я подержу Вашу лошадь.
Сработало!
Дверь распахнулась. Придерживая шпагу, внутрь шагнул дон Мигель. Ему пришлось немного пригну ться, так как притолока была низковата.
– Чем я могу Вам помочь? – лейтенант наклонился к Харраде. – Ваш слуга просто насмерть перепуган. Что с Вами случилось?
– Со мной? Со мной-то как раз ничего.
Мигель выпрямился.
– В таком случае, что заставило Вас искать встречи со мной, какая срочность, и почему Вы не пришли сами? Вам в самом деле так худо? – Он внимательно посмотрел на торчащие из-под одеяла грязные сапоги.
– Нет. Я не выхожу из соображений секретности, – не вполне понятно объяснил Харрада.
Мигель вопросительно поднял брови.
– Сейчас поймёте. Слушайте.
По лицу Мареса скользнула насмешливая полуулыбка, но взгляд был изучающий. Лейтенант задумался. Дело явно необычное.
– Хорошо, только покороче. Я спешу, – он снял шляпу и перчатки и сел на край кровати. Это сотрясение отозвалось для раненого волной боли – но ничего, стерпел, сумел не подать вида. Полумрак в палатке сыграл на руку.
– Не говорите никому, что видели меня, – потребовал он. Лейтенант подумал – и кивнул: он ждал продолжения. Дело становилось всё интересней.
– Я знаю, что Вы спешите, и знаю, куда. Скоро Вы, как всегда, покинете лагерь, и как всегда поедете Старой дорогой. Там…
– Погодите. – Мигель подался вперёд. Взгляд его стал холодным и колючим. – Что значит «как всегда»?! Откуда Вам известно, что я покидаю лагерь?
– Известно, и всё. Неважно.
– И чего Вы хотите от меня?
– Вернуть долг.
Марес постарался не выдать изумления. Сказал сухо:
– Вы не должны.
– Мне лучше знать. В лесу засада, за старым постоялым двором, у Кривого Дуба. Вас попытаются убить.
Лейтенант чуть презрительно улыбнулся:
– Меня и прежде убивали, да ни разу не убили.
– Не шутите так. Их четверо, но открыто не нападут. У каждого по четыре выстрела, – и Харрада вкратце и очень точно передал весь подлый план: у кого какая позиция, и из какого укрытия в лошадь будут стрелять, и про верёвку, и про камень. Марес выслушал, не перебивая.
– Вам известны такие подробности? – он постарался вложить в вопрос всё отпущенное Богом ехидство. – Откуда?
– Какая разница. Известны. Запоминайте. Беррано, канонир, Леваллеро и Петерсон, кирасиры.
– Что, все – Ваши приятели?
– Мы поссорились.
– Понятно. – Марес нахмурился.
– Четвёртого не знаю, но платит он.
– Зато я, кажется, знаю, – Мигель уже натягивал перчатки. – Думаю, мне нужно поторопиться. Свидание обещает быть интересным, не хотелось бы пропустить.
– Поторопитесь. Застаньте их прежде, чем они меня хватятся. Изменят план.
Мигель нахмурился ещё больше:
– Они ожидают Вас там увидеть?
– Да, но не увидят. И довольно об этом. Вам пора.
Гарсиа был в сильном замешательстве: его странный собеседник смотрит глаза в глаза, не отводя уверенного взгляда, но говорит при этом такие немыслимые вещи. Что-то явно ускользало от его понимания.
– С Вами действительно всё в порядке?
– Ну разумеется. Идите же. – Говорить нормально становилось всё труднее, Михаэль боялся себя выдать. Потому что, если лейтенант задержится сейчас – то конец им обоим.