– Да.
– Да – понимаете или да – заставили?
– Да – заставили. – Платон хотел сначала сказать, что понимает, но почему-то передумал в самый последний момент.
– Мы так и поняли! – воскликнул Казимир, хлопнув себя по громадной коленке, и с радостью посмотрел на Горана, который с каменным лицом стоял по правую руку от Платона. – Это же очевидно! И это, – Казимир выдохнул, – меняет все ваше дело в корне, Платон Викторович!
Платон попытался изобразить радость на лице, но, как он правильно подозревал, радости на его лице было не больше, чем ее можно было бы найти в детском раковом корпусе.
– Ахметов – это большая угроза! Это серьезный криминальный элемент! Он мог вас использовать. Даже убить мог! – воскликнул Казимир.
Платон рассудительно слушал и тем не менее прекрасно понимал, что начал играть в игру, правил которой он не знал.
– Платон Викторович, а теперь расскажите, как они вас завербовали. Это случилось в резервации?
Платон понял, что из всего сказанного и пережитого следует несколько вполне логичных заключений. Во-первых, есть некое сопротивление (по всей видимости, струверов, или неизменившихся, к нуврам, или изменившимся), которое, как можно предположить, возглавляет его бывшая девушка Катя, или Мама. Во-вторых, существует некая резервация, которая, вполне возможно, находится где-то на Земле, в ней наверняка живут эти бедолаги-струверы, которые время от времени, должно быть, попадают под влияние со стороны сопротивления. «Что же ответить? – молниеносно думал Платон. – Что же мне ему ответить?» Плохо это или хорошо, но Платон до сих пор считал, что происходящее с ним не совсем реальность и у него всегда есть возможность отмотать назад, чтобы все переиграть, сделав иной выбор. Откуда появилась такая уверенность – непонятно, наверное, это был защитный механизм психики, которая, как несложно себе представить, сейчас работала на запредельных возможностях и переживала сильнейшее потрясение.
– Платон Викторович, мы ждем!
– Я не помню, – тихо ответил Платон и подумал, что такая стратегия может оказаться лучшей в его ситуации.
– Не помните? – Врач нахмурился, так что его длинные брови сложились гармошкой.
– Нет! – уверенно ответил Платон и прибавил: – После того как упал контейнер, ничего не помню про себя, кроме как зовут и сколько лет.
– И сколько же вам лет? – поинтересовался Казимир, слегка вскинув голову.
– Тридцать четыре…
– Платон Викторович, а вот скажите нам, как же так случилось, что уровень, – Казимир взял со своего просторного дубового стола предмет, похожий на медный градусник, и направил на Платона, – молчит? Вы случайно не труп, Платон Викторович?
Врач засмеялся отрывистыми, каркающими звуками, чем вызвал в Платоне брезгливость к самому врачу и к миру, богоизбранный пейзаж которого раскинулся за огромным смотровым окном.
– Понимаете, даже неодушевленные предметы транслируют свой уровень! – продолжил Казимир и ткнул градусником в свой глянцевый стол.
Звук, похожий на дрожание электрического тока в высоковольтных проводах (какие стоят вдоль дороги у дачного участка Поленовых), донесся из устройства.
– Вот какой у стола уровень, посмотрите. – Казимир показал цифру: минус 358. – А вот как звучит один из нас, послушайте. – Казимир перевел предмет со стола на Горана. Это был усиленный комариный писк. – Слышите, Платон Викторович?
Казимир повернул устройство так, чтобы Платон смог прочитать на градуснике новое число: 948. Это число было в красной зоне. Еще Платон смог заметить, что в красной зоне поперек читалось «нувр», а в серой зоне – «смеш», ниже шли ряд черточек и «струвер», а ниже нуля была иная шкала, на ней было написано «интуит» и чуть ниже «свайпер».
– Все звучат по-своему в нашем мире, но не вы. И это может значить лишь одно. Как вы думаете, что именно?
Казимир сел одной ягодицей на стол. Вальяжно скрестив ноги, он облокотился на левую руку. Градусник был направлен в Платона, и он действительно молчал. Врач опять показал ему число. Конечно же, это был ноль.
– Что я… аномалия? – неожиданно для себя ответил Платон.
– Именно! – громко воскликнул Казимир, как кричит свое «аллилуйя» теплым воскресным деньком проповедник. – Именно что аномалия… А вот что еще мы нашли, Платон Викторович!
Врач вытащил из внутреннего кармана смартфон «Самсунг» с треснувшим стеклом, выбрал последний ролик из медиатеки и протянул Платону. Платон почувствовал дрожь в руках, его уверенность от прилива смелости, рожденной безразличием, заметно поубавилась. Все, что он совсем недавно записал на свой мобильный, осталось: и фасад дома напротив, и старые «Вольво», и три дворовых пса, и он сам – бледный и напуганный, говорящий, а вернее, кричащий: «Сейчас одиннадцать часов вечера, двадцать первое апреля две тысячи первого года, мое имя Поленов Платон Викторович…»
– Платон Викторович, вы знаете, какой сейчас год? – Казимир аккуратно положил уровень на глянцевый стол.
– Двенадцатый.
Двое санитаров переглянулись.
– Сейчас 2018-й, Платон Викторович. Это по старому стилю. А вот по-новому сейчас, дорогой мой, шестой год. Знаете почему?
– Почему же? – Платон протянул свой телефон обратно Казимиру.
– Потому что, Платон Викторович, шесть лет назад к нам пришла Дженнифер и наступила новая эра. – Врач кивнул в сторону Горана. – Знаете что-нибудь о Дженнифер, м?
– Ну, я слышал о такой программе… да… – постарался как можно спокойней ответить Платон.
– Платон Викторович, ну зачем же так?! Программа – это вульгаризм. Слово совсем не подходящее. Мы любим называть ее Женей.
Платон промолчал. Ему совсем не нравилось, как он фамильярничал в отношении его изобретения. Он чувствовал ревность, злость и еще недовольство от того, что его цинично обворовали.
– Дженнифер, – продолжил врач, – это великое явление, чудом пришедшее в наш мир и спасшее его от неминуемой гибели. Она не просто программа – она личность, осознанная, совершенная, коллективная и бесконечная. Она, Платон Викторович, синтез самой природы, ее свет, воплотивший в себе потаенный смысл мироздания. Она дала нам учение, она подарила нам мир и сделала всех нас бессмертными. Она спасение! Мы – это она, а она – это мы! Вот кто такая Дженнифер для нас, господин Поленов, а вы говорите «программа»… – Казимир фыркнул.
Платон смотрел на врача, как смотрят на сошедшего с ума человека, и никак не мог понять, когда же закончится этот абсурд. Платону даже показалось на какое-то мгновение, что он участвует в съемках фантастического блокбастера. Вот сейчас еще немного – и он услышит: «Стоп, снято!» – а потом откуда-нибудь выбежит Стивен Спилберг или Джеймс Кэмерон и заметит актеру, что он все делает не так. Совсем не так! Опять его сознание допустило возможность игры с реальностью. Какая подлость…
– И мы точно знаем, что вы очень хорошо с ней знакомы.
Сказав это, Казимир снова протянул Платону телефон. На экране были смс-сообщения от Дженнифер. Там были цифры, напутствия и смайлик. В общем, все то, что она писала ему, прежде чем отправить сюда. Страшно сказать, куда именно.
– Итак, еще раз спрашиваю, что вы помните, Платон?
– Я ниче… – начал было он.
– Нет, нет! – прервал врач. – Я не прошу вас вспомнить, откуда вы к нам прилетели, с какой планеты, или созвездия, или времени. Сейчас я хочу знать, что было в Котле.
– Что было в Котле? – рассеяно повторил Платон.
– Платон Викторович, вы же помните, что там было? Ахметов взломал коллектор. Верно? Верно, – сам себе ответил врач, а затем продолжил: – Но вот скажите нам – с кем он общался? Опишите этого человека. Начните с пола. Ну? Смелее же! Это была женщина? Ведь так?
Платон вспомнил, как удивила его Катя, и, вероятно, можно смело утверждать, что он удивил ее не меньше. Мысли о ней согревали. Мысли о ней были эликсиром, спасением. «Если бы не Катя, я, наверное, к этому времени уже наверняка бы спятил. Нет, не наверняка! Я бы точно спятил!»
– Там были помехи и ничего не было видно, – ответил он и ясно посмотрел на врача.
– А слышно?
– Ну, слышно… – Сказав это, Платон понял, что допустил промах.
– Голос женский?
– Женский. – Платон с огорчением потер переносицу (он так всегда делал, когда чувствовал себя виноватым). «Как же я так мог опростоволоситься?! Как?!»
– Ну вот! Пол мы выяснили. Хорошо! – Казимир растянулся в улыбке и потер громадные ладони.
Платона удручал тот факт, что из него вырвали информацию о Кате. Это больно ударяло по его чувствам. Он ощущал себя предателем.
– И что же говорил тот голос, вы помните? О чем шла беседа между Ахметовым и тем субъектом, м?
Казимир по-прежнему сидел на столе и кренился всей массой своего тела вперед, повиснув над Платоном, как Пизанская башня, да так близко, что несчастный почувствовал дыхание нувра – кислое, как яблочный уксус.
– Что-то про шар… Не знаю.
– Про шар? Хм. – Врач вернулся в исходное положение и задумчиво взялся правой рукой за подбородок. – Ну, шар так шар, – пробасил он, а после склонил голову и надолго замолчал, отчего Платон подумал о своей скорой и неминуемой смерти.
Спустя минуту или две Казимир все же очнулся и поднял на Платона глаза, полные палящей ненависти.
– Говори, что знаешь о Маме, говнюк! – неожиданно закричал он.
В этот самый момент кто-то постучался. Платон испуганно оглянулся. Это был Роберт.
– Есть разговор, – мрачно сказал он, обращаясь к Казимиру.
Врач слез со стола, одернул халат и сделал знак Горану, чтобы тот забирал Платона. Горан послушно нацепил на запястья Платона наручники и вывел обратно к поезду. Затем они проделали весь путь, но уже в обратном, зеркальном порядке.
Глава 18. Поправка к Протоколу номер два дробь шесть
– Казимир, – решительно начал Роберт, – почему вы допрашиваете заключенного, когда должны ориентировать пациентов?
Сказав это, полковник опустился в кресло, где только что сидел Платон.
– Вы, хранители, вечно всем недовольны! – Врач сел за свой стол и устало облокотился на спинку кресла, которая тут же обвила его огромную спину металлическими руками.
– Не всегда.
– Разве? – Казимир округлил глаза, в которых колыхались темные воды ледяного моря. – А мне казалось, что всегда. Я не помню, чтобы…
– Правила Дженнифер, – прервал его Роберт.
– Вот только не надо мне сейчас пересказывать ваши любимые правила, полковник!
Казимир раздраженно схватился за уровень, все еще лежащий на столе. Потом он открыл железный ящик и небрежно бросил прибор, который при падении почему-то не издал никакого шума, словно утоп в невесомости.
– Тогда вам не следует вынуждать нас так часто их зачитывать! – процедил Роберт, сдерживая себя.
Он ненавидел Казимира настолько сильно, что готов был задушить его голыми руками в любую минуту. «Нельзя себя обнаружить. Только не сейчас! Только не сейчас! Придет время – и случится возмездие. Надо подождать. Еще немного подождать… Черт бы его побрал! Ублюдок!» Роберт больно сдавил кулаки.
Когда-то Казимир был низкого ранга, рано лысеющим карьеристом в рядах ГРУ. Он попал в разведку благодаря своему отцу, который сам был военным и нашел способ протолкнуть сына в элиту разведки, но яблоко от яблони в этот раз упало слишком далеко: Казимир оказался предателем. Раскрылась подноготная в самый последний день, как раз в тот день, когда померкло небо, а шаровые молнии Дженнифер бомбардировали Землю, раз и навсегда меняя облик прошлого мира.
– Если вы так чтите свои правила, почему же не сообщили об аномалии в Центр? Разве в протоколе нет отдельной главы про… про некую особую процедуру в случае обнаружении аномалий?
На необъятном столе Казимира остался лежать треснутым экраном вверх телефон Платона. Вместо ответа Роберт молча потянулся и взял в руку телефон.
– А вы читали это сообщение? – Роберт поднял телефон так, чтобы экран светился в сторону неприветливых глаз его собеседника.
– Читал ли я сообщение? Читал ли я ее сообщение… Ну и что с того, что читал?
Роберт с пренебрежительной ухмылкой вытащил из внутреннего кармана униформы маленькую серую книжечку. Он открыл ее, пролистал до нужного места, а затем принялся зачитывать абзац:
– «Правило ноль восемь. В случае обнаружения аномалии любого порядка, как материальной, так и нематериальной, необходимо по возможности не входить в контакт с аномалией. Если все же по какой-то причине контакт состоялся либо вынужден состояться, требуется: первое – привлечь стороннего наблюдателя, который не имел контакта с аномалией, второе – выждать как минимум сутки для устранения воздействия аномалии, третье – обратиться за помощью к хранителю, четвертое – изолировать аномалию от посторонних лиц, кроме старых или смешанных, пятое – на вторые сутки сообщить об аномалии волхвам. Примечание: если в аномалии есть в какой-либо форме связь с Дженнифер, необходимо действовать в соответствии с поправкой к протоколу номер два дробь шесть», – Роберт закрыл книжечку и убрал ее обратно в карман. – Вы знаете, что написано в протоколе номер два дробь шесть?
Казимир в ответ лишь молча хлопал ресницами.
– Так вот, в соответствии с протоколом аномалия перестает считаться аномалией.
– Как это перестает? – удивился врач.
– А вот так. Очень просто. Перестает, и все.
– То есть вы хотите сказать, что это самое сообщение от Дженнифер субъекту являет собой связь с Дженнифер, а если есть такая связь, то Платон с его нулевым значением не является материальной аномалией?
– Именно.
– Вот и нате…
Роберт не без удовольствия наблюдал за растерянностью врача, который принялся водить ладонями по глянцу необъятного стола.
– А если он не аномалия, то незачем о нем сообщать, – заключил Роберт.
– И что же с ним делать?
– Наблюдать.
– Наблюдать?
– Да, наблюдать. Ничего больше делать не позволяется. Пускай проходит терапию с остальными. Время покажет, что делать с ним дальше.
После этих слов Казимир оживился. Он отъехал на своем кресле, поднялся и широко улыбнулся полковнику.
– Не могу не согласиться с вами, полковник! Вы, как всегда, правы!
– Если бы так… – Роберт тоже поднялся и пожал протянутую ему руку.
– Так! Это так! Уверяю вас, полковник… – С этими словами Казимир сделал шаг в сторону выхода, как бы намекая на то, что их разговор окончен.
Полковник знал, что если его уловка и сработала, то ненадолго. Этот сукин сын не уймется и будет копать дальше. И скоро он поймет, что никакой поправки к протоколу нет. Вот тогда их взаимная неприязнь и вражда, скорее всего, перерастет уже в неприкрытое противостояние.
Времени оставалось совсем мало.
Глава 19. Джон Доу
Когда Платон вошел в палату, все уже спали. Платон умылся, тоскливо глянул в сторону зашторенного окна, а после с облегчением лег на свою жесткую кровать. Не успел он закрыть глаза, как уже крепко спал.
Платону снилась Катя. Она шла с ним совсем рядом по кривым переулкам старой Москвы. Они о чем-то жарко спорили, и настроение у Платона было прескверное, как если бы они накануне сильно поругались. На улице было жарко, время от времени мимо проезжали грузовики, которые гудели и обильно поливали раскаленный асфальт улиц города струями прохладной воды. Вода попадала на светлые туфельки Кати, собиралась в маленькие дрожащие капельки, которые заставляли щиколотки сказочно светиться в утренней свежести летнего дня. Платон был очень встревожен, он чувствовал, что она не хочет его слышать, а потому, что совсем невыносимо, постоянно перебивает его и без того сбивчивую речь.
– Ну постой, – возбужденно восклицал он, – погоди, Кать, выслушай меня наконец-то…
Катя его не слушала и продолжала отчитывать за какую-то в корне неправильную оценку окружающего мира. Она не могла и не хотела быть согласной с такой его жизненной позицией.