– Ага, – вяло согласился Юм.
– Тебе не будет страшно сейчас, ночью в лесу?
Юм изумился:
– Страшно? Это на планете-то?
Тихон засмеялся:
– Все ясно. Да и охрана останется.
Почему-то Вир не торопился улетать. Пока в домике Юм умывался, чистил зубы, потрошил пакет с пижамой, Вир и Тихон стояли у кромки воды и о чем-то совещались. Юм, уже в пижаме, подошел к открытому окну посмотреть на два черных силуэта у поблескивающей воды. Это напомнило что-то неуловимо пугающее, какой-то след забытого ужаса, и он, поежившись, отвел глаза на переливчатые красно-черные угли кострища. И засмотрелся. Горьковато тянуло дымом и холодной свежестью с озера. Всплыла музыка, которая разбудила его утром, и вдруг он догадался – если б Виру нужно было разбудить всех остальных мальчишек и девчонок, кроме него, он выбрал бы совершенно другую музыку. А эта была только для Юма, и, вдохнув поглубже всю эту ласковую теплую ночь, он тихонько запел. Тихо-тихо, чтоб не слышно было далеко…
Крадущийся под окном Рыжик вдруг лег в траву и замер. Юм очнулся и смолк. Нельзя же петь! Нельзя! Он поднял глаза к звездам в сосновых лапах, посмотрел на далекую светящуюся пыль в небе, на выползающий с северо-запада рукав легийской галактики. Петь нельзя, летать нельзя. Две недели на борту крейсера Яруна он не пел. А сколько же не летал? Как же это он вытерпел так долго? И сколько еще терпеть?
Оторвав глаза от космоса, он, ежась, сел на подоконник. Опять холодно как… Вир снаружи стоял рядом. Когда он подошел?
– Юмис, – Вир очень осторожно взял его руку. – Спасибо, что ты так вел себя сегодня.
– Как? – не понял Юм. Рука Вира была горячей и он сразу стал согреваться, только затылок мерз и ноги.
– Ты такой тихий всегда?
– Не знаю, – растерялся Юм.
– Я маленького тебя помню, но до сих пор я до конца не верил, что ты… Что ты – настоящий. Хоть и такой тихий.
– Это ты про что? Про математику?
– Про сочинение, – усмехнулся Вир. – Если б я только мог сказать тебе, что вспомнил, когда увидел тебя… Надеюсь, скажу когда-нибудь. Юмис! А ты хочешь отдать в уплату за Дар… Сам не понимаешь еще что. Себя самого, Юм..
– Уже отдал, – усмехнулся Юм. – Только на Дар не хватает.
– Ты жесток, Юм.
– Не знаю. Я правда думаю так, как написал. Во мне ничего нет хорошего и полезного кроме того, что я этот «Юмис»…
– Какая же ты балда, Юм, – сердито сказал Вир. Он стоял снаружи за окном, облокотившись о подоконник. Лица не было видно, только слегка серебрились волосы, но Юм чувствовал, что этот мудрый и надежный человек сейчас рассержен и раздосадован: – Что, согнать сюда бригаду психиатров, чтоб убедили тебя в обратном? Ну, как тебе не стыдно? Ты сильный, умный, честный – да ты посмотри на себя: как ты смеешь говорить, что никуда не годишься? Ох, Юмасик, умный-то ты умный, но что-то главное в жизни все-таки перепутал… – Вир вздохнул, помолчал и сказал в сердцах: – Да плевать мне на твой Дар, чудовище ты мелкое, у миллиардов людей ничего такого нет – что, разве они копейки стоят? В тебя как в навигатора вложено столько, что хватило б на тысячу обычных детей, а сколько было других затрат! А сколько было потрачено всего, чтоб тебя найти и спасти… Что, заставлять тебя расплачиваться?
– У меня ничего нет… – продрало по хребту ознобом и подвело живот.
– У тебя ничего в уплату и не просят, – успокаивающе пожал его ладошку Вир. – Спокойно. Вырастешь – сам будешь вкладывать безумные деньги в навигаторов и корабли… Ах да, мой удивительный. Самое-то важное я тебе должен передать. Старшие к твоим словам про Волшебных Журавлей прислушались, кстати. Ние даже попросил Яруна сказку пересказать, потому что текста этой сказки нет нигде. Только Сташ и Кааш знают о Волшебных Журавлях.
Сташ! Ой, не думать. Стоп. Думать о Кааше. Имя «Кааш» не пугало. Оно было связано с добрым теплом и спасением от мук. Ну да, они же говорили, что лечил его сам Кааш…
– А Кааш что, занимается бустерами?
– Разве он может остаться в стороне от такой беды? Ведь даже ты вмешался. Да для него, если навигатор сваливается в бустера – страшная трагедия. …Ну, что ты примолк?
– Кааш лечит бустеров… – Юм все никак не мог сжиться с этой новостью.
– Почему ты этому удивился? Ты вообще, как я подозреваю, не очень хорошо думаешь о Драконах?
– Ну, по-настоящему ведь Кааш не Дракон, Дракон – это… – он не смог продолжить фразу, осекся, мгновение собирался с мыслями и вдруг почти нечаянно сказал: – Понимаешь, я бы отдал ему… настоящему Дракону… Да все что угодно. Я бы сделал – все что угодно… Да только у меня ведь нет ничего, даже звезд. И Дар во мне никак не хочет просыпаться. А ему нужен только Дар. Не я.
– Юм, не смей так говорить! Не смей. Ты Сташа – не знаешь. А он – тебя. Но сегодня ты его порадовал. Он сам так сказал.
– …Я прилично сдал экзамен?
– Это тоже, но больше всего его повеселила твоя фраза, что, мол, «…это будут мои флоты». И ему интересно, как ты собираешься встраивать в крокодилов Дракона. Он смеялся, конечно, но решение принял совершенно всерьез.
– …Сташ смеялся…
– Вот, представь себе, он умеет смеяться. Да, и главное-то: Сташ согласен на твои затеи.
– А?
– Ты меня слышишь?
– …Про Журавлей? Согласен?
– Он сказал, что, само собой, знает эту сказку. Сказал, что твоя дальновидность похвальна. Сказал, ты должен быть занят делом, пусть пока только Гекконом. Сказал, что да, ты прав, самое время начать и в реальности формировать далекие фронты событий. И лучше всего, чтобы всем этим с самого начала занялся именно ты. Раз уж в будущем все флоты будут именно твоими. Сказал, что твои гены давно в работе, и дальше, естественно, ты вправе распоряжаться своими генами как пожелаешь, потому что тебе же самому и расхлебывать в будущем все, что натворишь. А раз ты сам навигатор, так тебе и понятнее цели отбора. Так что завтра, если ты согласен, к тебе приедут двое специалистов… Так скажем, по Волшебным Журавлям. Ты один с ними поговоришь или мне присутствовать?
– А Кааш приедет?
– Если ты скажешь, что это необходимо, то – да.
– Я не знаю. Как он хочет. Мне нужны люди с Геккона.
– Так они с Геккона и прилетят. Кааш их и прислал. Сташ сказал, Геккон теперь твой, и он рад от него избавиться – других забот хватает.
– …Геккон – мой?
– Да. Геккон – твое будущее. Ты его и формируй.
– …Вы что, с ума сошли?
– Геккон – твой. Весь. Работай. Ты ж только что сказал? Что сделал бы для Сташа все что угодно? Так вперед. Тебе завтра опишут вопросы финансирования и все такое. Чтоб ты представлял, на какие ресурсы можешь рассчитывать.
Про то, что собирался пойти поискать светлячков, Юм вспомнил только утром.
А они, умники с Геккона, приехали почти к полудню – Юм извелся, пока бродил по бережку, кутаясь в куртку и швыряя в прозрачную водичку мелкие камешки. Все утро было очень холодно, и только теперь, когда солнце встало в зенит, он наконец согрелся. Зато этим холодным бесконечным утром он все продумал, исчертил прибрежный песочек схемами. Что ж, он ведь сегодня рано проснулся. То есть вообще почти не спал и поднялся, как за окнами посветлело – задолго до солнышка. Надел штаны и свое ужасное, ненавистное платье с ошейником и подолом, расшитыми тяжелыми колючими драгоценностями, и пошел бродить вдоль озера и чертить палочкой песок. Сонный Волчонок ходил за ним, зевал и делал снимки схем. Но, конечно, не мешал, и снимки удалял, когда Юм говорил, что какая-то неправильная. Это хорошо, что Волчонок все сфоткал, но некоторые из схем, главные, Юм все-таки сам перерисовал на бумагу – получилась толстая стопка. Когда Вир и двое незнакомых взрослых, мужчина и женщина, вышли из приземлившегося люггера и направились к нему, Юм вздохнул с облегчением: Кааш не приехал. Но он все это утро думал больше про Кааша, а не про генетику. Все вспоминал. Голос, взгляд, руки. И – тоска, хоть плачь. А Кааш думает, что он ничего не помнит… Но, наверно, к лучшему, что не приехал. Тогда бы стало не до Геккона, а – сплошные нервы. Кааш слишком похож на Сташа. Это страшно. Но, если честно, это детское желание наконец снова услышать голос Кааша – самая настоящая тоска. Как бы его все-таки повидать? Может, взять и попросить, чтоб приехал? Только это значит – от дел оторвать… Нет, нельзя.
Прибывшие были тагетами, и какими-то уж слишком не простыми. Юм таких встречал редко. Интересно, как они его видят? Юм поздоровался. Женщина была очень красивой, и Юм отвлекся и не сразу увидел, что они с подарками: какие-то серебристые коробки в цветных пакетах – куда теперь все это деть? Да и зачем ему вообще подарки?
– Это обувь, – вручил пакет мужчина. – Покажи-ка ботиночки. Поизносились, видишь? Не для грунта. Давно пора сменить. Я бы на твоем месте сразу переобулся. Тебе ноги надо очень беречь.
– Летать не дают, – буркнул Юм, глянув на Вира.
– Дадим, – буднично сказал Вир.– Вот окрепнешь.
Юм тут же сел на пенек и стал переобуваться.
Новые сандалии из серебристой коробки оказались высокими, мягкими изнутри и непробиваемыми снаружи, белыми, невесомыми. И в них было совсем не жарко. Но и не холодно.
– Это новинка, – объяснил гость. – Снаружи это практически броня, поддается только давлению изнутри. Удобно?
– Да… Спасибо. Очень спасибо.
– И главное, безопасно… Еще мастера просили передать, что вся обувь приспособлена к условиям планеты. К осени и теплую сделают. Но корабельные ботинки тоже положили, разберешься сам. И еще там всякие другие подарки. Кааш тоже что-то тебе передал. Но в основном – это тебе привет с Геккона.
– Я думал о Гекконе, – Юм все еще любовался белыми сандаликами и наслаждался каждым шагом. Сквозь толстую сенсорную подошву он чувствовал камешки, но это было только приятно. – Я там мало бывал… И давно. Пока что это просто верфь и заводы с секретными производствами… Но я знаю, с какими. Нейроморфные устройства и все такое. И лаборатории по геномике. И не только. Но это хорошее место, чтоб начать то, о чем я думаю.
– А о чем ты думаешь? – осторожно спросила женщина. Голос у нее был солнечным, летним. – Мы изучили сказку о журавлях и нашли много сходных сказок, мифов и легенд, вот, – она вынула переплетенную стопку бумаги. – Это тебе.
– Спасибо, – Юм взял тяжелую книжку и полистал. – Я ценю сказки. Там много идей будущего.
– Может, пойдем в дом? – предложил Вир.
Юму не хотелось. В доме душно, не видно неба и озера. Но у больших ведь резонные соображения секретности… Он вздохнул и пошел к дому. По пути забрал со столика у кострища придавленную камешком стопку мятых листков своих заметок.
– Мы ведь будем говорить о секретах, – сказал мужчина, внимательно глядя на листки. Он тоже Юму нравился. Казался надежным.
– Когда вы видели Кааша?
– Вчера поздно вечером перед стартом с Геккона.
Юм замер. Не сразу, пережидая волну колючих мурашек, сказал:
– Это очень быстрое перемещение. Появился новый тип двигателя?
– Появился уже давно. Только все это время не было к таким кораблям пилотов. Автоматы с такими скоростями не справляются.
– А кто пилот?
– Мальчик, нави, немного постарше тебя. Взрослых пилотов таких пока просто быть не может.
Юм прижал сказки и свои заметки к груди, обхватил себя двумя руками и сквозь зубы выдохнул:
– Я хочу так полетать.
Он почувствовал, что лицо стало ледяным, что сейчас заплачет, и обхватил себя покрепче. Неужели он вовсе не может собой владеть? Взрослые теснее окружили его. Вир погладил по голове:
– Спокойно. Уж ты-то точно такой кораблик получишь. Но это пока очень легкие суда, опасные. Ими пользуются только в чрезвычайных случаях. Да что с тобой, Юмасик? Так хочется?
Юм кивнул:
– Еще бы. Такая скорость.
Мужчина порылся в пакете и протянул ему очередную переплетенную стопку бумаги:
– Спецификация. Кааш сказал, тебе захочется вникнуть. А суденышки правда легкие, для Бездны не годятся. Только в созвездии летать, где космос чистый. Но и это опасно.
Теперь у Юма в руках была целая куча бумаги. Он заглянул в спецификацию, вздохнул:
– Это надо внимательно читать.
– Вчера очень многие внимательно читали сказки, – улыбнулась женщина. – Там много интересного… Но никто из нас и не понял, что конкретно ты имел в виду, разве что Драконы. Кааш сказал, ты объяснишь?
– Садитесь, – пригласил Юм, сам усаживаясь за стол на веранде. – Тут нормально будет? – Волчонок принес толстую стопку больших распечатанных снимков серого песка со знаками. – Да, спасибо, пригодится… Слушай, иди сотри там все с песка, пожалуйста, а то это секреты. – Юм поворошил снимки и вздохнул: – До Журавликов нам еще как до мечты… И даже спустя пять поколений их будут лишь единицы.
– Ты говоришь о направленной селекции?
– Я хотел бы знать, по каким ключевым маркерам она сейчас ведется.
Взрослые переглянулись. Женщина сказала:
– Кааш нас предупредил, что тебе можно говорить абсолютно все. Но насколько ты подготовлен, чтобы воспринять это «все»? Мы видим перед собой, извини, совсем малыша.
– Да который вдобавок еще верит в сказки, – развеселился Юм. Они не знают, кто он такой? Не знают, что теперь он хозяин Геккона? Он им не скажет. – Ладно, что не пойму – переспрошу.
Юму рассказывали долго. Иногда он ощущал волнами проходившее по взрослым недоумение, когда они вдруг снова и снова задавали себе вопрос, зачем они рассказывают все это ребенку, который еще не вырос из сказок. Глубоко серьезен был только Вир. Потом и гости посерьезнели, когда Юм задал пару вопросов. Когда они смолкли, Юм с минуту молчал, глядя на озеро. Спросил у Вира:
– Если Геккон мой… То я ведь могу там устанавливать законы?
Большие переглянулись. Вир пожал плечами:
– Да, если Сташ будет согласен с ними.
– Я еще не знаю, как эти законы оформить… Для меня важно, чтоб главная ответственность за каждого нави лежала на мне. Я буду решать их участь. Это будут мои нави. Никто кроме меня не будет иметь права распоряжаться их судьбой.
– На всех этапах?
– Вам, наверное, это еще кажется умозрительным… Но, уверяю, пусть лучше с самого начала весь груз этических проблем лежит на мне. И нави… Они – люди. Я не дам их обижать никому.
Гости переглянулись. Юм вздохнул и извинился:
– Простите. Большое вам спасибо, теперь я представляю себе, как обстоят дела в реальности. Это неплохие стартовые условия. Сейчас, если Кааш и Сташ согласятся, я инициирую долговременный и затратный процесс, который затронет тысячи тысяч людей, их судьбы, судьбы их потомков. Эта ответственность меня очень волнует. Но путь, который подсказал мне Ярун своей сказкой о Журавлях, мне представляется оптимальным… – Юм помолчал, подумал, порылся в снимках, достал свои мятые листочки, еще подумал и наконец заговорил.
Он никогда в жизни еще столько не говорил. Он говорил, говорил, говорил – даже слегка охрип. Взрослые установили приборчики, которые записывали звук и картинку, но вдобавок и сами торопливо делали заметки – даже Вир. Каждую небрежно начерченную зеленым детским фломастером схемку условной генетической линии по поколениям, уровням и «веерам» дополняли деталями, пояснениями, подкалывали к ней еще заметки и снимки исчерченного озерного песка и вкладывали в особую папку. Юм все говорил, сначала сидя за столом и вцепившись в дедов браслет, потом расхаживая вокруг и то и дело возвращаясь к столу что-то еще нарисовать, показать и пошутить, чтоб сбить с больших излишнее напряжение. Ему почти не задавали вопросов – потому что он за ночь и утро продумал каждую тонкость. Немного болела голова и уже очень хотелось пить, когда он наконец все-все рассказал. Большие молчали. Он пошел-сходил-попил водички, вернулся к ним с кружкой, еще попил – они молчали, перебирая свои заметки. Он слегка растерялся и тихонько сел на край скамьи. Вир очнулся:
– Юмасик. Вчера твое замечание прозвучало довольно… небрежно… И скромно. Но все сегодняшнее… Когда ты успел?
– У меня целое утро было подумать как следует. Жалко, не было симбионта, с ним бы я все подробнее просчитал. Больше бы сделал. Спросите у Кааша, когда мне будет можно, а то как я в этих миллионах аллелей голой головой буду разбираться? Нет, я могу, только это сколько времени убьет. В общем, мне надо и симбионт, и машины обработки, – Юм выпрямился, оттянув от горла воротник-ошейник. – Так, вот еще что. Я теперь понимаю, какими ресурсами располагает Геккон. Этого мало. Пока мы будем расширять площади и технологические мощности, следует собрать свежий генетический материал лучших особей во всей популяции. С предковым анализом.