– Я, Рик Сильрой, клянусь, что любой прошедший через эту границу без разрешения кончит как он! Это наша территория! И мы тут хозяева!
– Мы хотим лишь пройти дальше, не нужна нам таверня! – крикнули из толпы.
– Мы знаем, – сказал Рик, ухмыляясь. – Поэтому! Встаньте в очередь! Если у вас есть чем отплатить, мы пропустим! Если нет, катитесь нахер! Давайте-давайте! Стройте очередь! Мы же цивилизованны! Ха-ха.
– Среди нас есть герой! Он убьёт тебя!
Толпа восторженно взревела, люди завертели головами, выискивая спасителя. Глядя на одобрительный гул людей, что должны были платить за проход, Рик бешенел с каждой секундой. Вокруг Ренара начали расступаться люди, и через мгновения образовался живой коридор, в центре которого охотник с пугливой собакой за спиной.
– Ты?! Ты?!– крикнул Рик, тыча концом меча. – Ну так давай! Убей меня! Только подними капюшон! Хочу видеть глаза! – мужики за баррикадами, неуверенно переглядываясь с Ренара на Рика, начали отступать. – Эй! Куда пошли, псы!
Рик с силой замахнулся на ближайшего мужика, голова покатилась по земле, небольшими толчками пошла кровь из шеи, тело плюхнулось. Рика ударили вилами в спину, он упал.
– Предатель! – сипло закричал Рик.
Тощий мужик усилил нажим, хрустнуло. Он присел, глядя на трясущиеся руки.
Толпа оцепенела, звук исходит лишь издалека. Люди яростно начали разбирать баррикады.
К ноге Ренара кинулись две женщины, заливаясь слезами, в балахонах и с закрытыми лицами.
– Спаси! Ой-ййййй, памаги! Прашу! Аааааааа-а-а, спаси! Ты герой! Ты должен!
Зрачки Ренара расширились, слова разнеслись набатом в голове, он с отвращением тряхнул ногой. Эта фраза – «Ты должен» – сыграла как бодрая музыка в траурный день. Женщины снова кинулись к ноге, ревя ещё сильнее. Охотник резко выдернул меч, ревухи бросились как от огня. Хлипкая девочка лет пятнадцати в мешковатой одежде и штанах смотрела за представлением. Она тихо последовала за Ренаром, он не оборачивался, хотя знал. Люди его пропустили, как тень.
Вокруг него, будто ореол таинственной силы, в который входят лишь собака и девочка. Больше последовать за ним никто не посмел.
Народ идёт в противоположную сторону городских врат. Запах гари и дыма разлетелись на весь город. На конце забитой людьми улице небольшая пристань. Она была построена как запасной выход. Важного вида писец с бланком и вергилиевой ручкой ждёт очередную семью. Подошла очередь Ренара.
– Ваше имя?
– Ренар.
– Полное.
– Просто Ренар.
– Так и запишем… а ваша… хм, спутница? И… гм… питомец?
Охотник оглянулся на опустившую голову девочку, пёс удивлёнными глазами рассматривает людей.
– Напиши: вышли трое, пожелавшие не упоминать имён.
– Угу… С каждого по валету, в счёт лодочников.
Ренар отсчитал монетки. Лодка набилась до упора, пёс уместился под дощечкой, положив голову на лапы, а девочка над псом рядом с толстяком.
– Всё! Хватит, а то перевернёмся, – сказал лодочник.
Смуглокожий с потрёпанным свёртком на мозолистых руках закричал:
– Детей первыми! Крохоборы вонючие! Чтоб вам дристать деньгами!
– Гражданин, – сказал писец, черкая в бланке следующего клиента, – не кричите, все успеют, места всем хватит.
– Да что ты врёшь! Паскуда! До утра всех не переправите!
Подошли два стражника, локотки схватили стальные руки.
– Что вы делаете! Твари! У меня же ребёнок!
– Зря вы так, – сказал писец, пожёвывая ручку, – могли бы на следующей лодке уплыть… а вот и она.
Смуглокожий глянул на свёрток глазами с хрюшкин нос и задёргался, пытаясь высвободиться, ребёнок шлёпнулся на доски. Женщина с вжатой в плечи головой подобрала свёрток.
Лодка прошла сквозь железные подъёмные ворота. От воды тянет дерьмом, вёсла при ударе о воду срывают коричневую плёнку. Ренар смотрел наверх, скоро должна взойти луна.
Лодочник пристроил лодку к гладкому берегу в кустах. Люди разгрузились, кто-то остался сухим, а кто-то замарал башмаки. Пёс искупался.
– Ну… всего доброго, – сказал лодочник.
Лодка тронулась в обратный путь. Ренар двинулся в поле, девочка и собака последовали за ним.
– Куда мы идём? – спросила она.
– Поглубже в лес. Надо найти место для ночлега. Здесь не безопасно.
Появились комары, шлепки начали раздаваться ежесекундно. Ренару и псу всё равно, у одного лишь открыта часть лица, а у другого шерсть, разве только в глаза лезут.
Охотник выбрал небольшую полянку окружённую деревьями.
– Принеси небольших палочек, костёр разожжём, только далеко не уходи. Я пока место расчищу.
Пёс ушёл с девочкой. Вскоре появился ровный кружок на земле. Девочка принесла охапку веток. Ренар сложил их домиком, пыль, что взял из мешочка на ремне, разожгла деревяшки.
– Сиди, грейся. Я не долго.
Он вернулся, когда девочка почти заснула, пёс свернулся клубком у её ног. В руках у Ренара три длинные тонкие палки и две тушки зайца. Он воткнул две палки около костра, а третью положил на них. Тушки подверглись свежеванию.
– Жалко его, – сказал девочка, смотря на спину охотника.
– Жаль? Хищники поедают травоядных, иногда поедают хищников, но только тех, кто слабее, чтобы выжить. Они не плачут и не жалеют бедного зайца, ни до смерти ни после. Они просто едят, другого способа выжить нет. Так сделала природа. А мы, хищники.
– Но мы же можем питаться растениями, мы не только хищники, но и травоядные.
– Правильно, – сказал Ренар, отдирая шкуру, – но добывать грибы и ягоды дольше, и терпения много надо, а здесь главное уметь поймать.
Ренар положил тушку на землю, начал потрошить. Огонь всё счистит.
– Мне отец говорил, что с животными надо хорошо обращаться, тогда и они будут добры и благодарны, – сказала девочка, гладя собаку.
Сначала пёс вздрогнул, но поняв, что больно не делают, расслабился и выдохнул.
Ренар остановился.
– А кто твой отец?
Внутрь девочки проник страх. Одна в тёмном лесу с человеком разделывающем бывшее живым существо. Со спины он кажется палачом, копающимся в теле жертвы. Девочка совладала с собой. Отец учил, что когда дела идут плохо нельзя показывать слабину.
– Он следит за порядком. Он хотел пойти со мной, но не смог. Сказал, что у него долг и без него людям не справиться. Он капитан стражи, – сказала она, мысленно сжавшись.
Ренар встал, распотрошённая тушка налезла на палку, огонь стал подогревать её.
– Добрый, наверное.
Девочка украдкой выдохнула вязкий страх.
– Ага, но с преступниками жёсткий, я один раз видела, как он… задерживал. Говорит, нельзя давать послабление.
– А как же иначе. Им только покажи слабость, вмиг воспользуются, – сказал Ренар, переворачивая палку.
Запахло жареным, пёс облизнулся и закрыл глаза. Девочка хихикнула. Ренар срезал ломтик и протянул собаке. Пёс осторожно схватил и медленно зашевелил челюстью. Ренар захотел погладить по голове, но в сознание вторгся мучительный скулёж. Глаза загорелись, верхняя губа задралась и задрожала.
Иная сторона разума 2
На грязном пляже, заставленном обломками лодок, досок и зданий бегают чумазые дети в драной одежде. Оборванцы остановились и сгрудились. Вдруг они разбежались, стали подбирать камушки и пулять в воду.
Мальчуган малых лет в опрятной и аккуратной, как и он, одежде, с рыжими волосами и красивым щенком под руку подбежал к берегу. Жалобное мяуканье донеслось до его ушей.
– Эй! Что вы делаете? Отойдите! – крикнул мальчик.
Оборванцы странно взглянули на чистого мальчика в хорошей одежде. Зависть сковала их. Самый большой со злыми бровями вышел вперёд.
– Ты кто такой? Указывать мне вздумал?!
Он толкнул рыжего в грудь. Тот шлёпнулся в грязь.
– Покажи ему, Динник! – закричали юные мучители.
Мальчуган разозлился и, вставая, ударил изо всей силы в нос обидчику. Хрустнуло. Хулиган зажал нос ладошками, полилась кровь, он заревел, кривя ртом. Все затихли, смотря кто на землю, а кто на сложившийся складками нос пришельца.
Из-за церкви вышел огромный, как вековое дерево, мужик. Без шеи, голова как нижняя половина яйца, ушей не видно, глаза с ягодку. Когда он подошёл к мальчугану то заслонил солнце. Мальчик с нарастающей тревогой посмотрел на великана, ему показалось, что тот ухмыляется, но на лице этого нет.
Великан схватил щенка, бросил радостно завопившим детям. Мальчик крикнул и бросился за щенком, но получил могучую оплеуху, сбившую с ног.
Мальчик не почувствовал боль, лишь вибрацию. Вся его одежда, как и он, стала грязной. Он встал, бросился к идущим к воде детям. В этот раз от удара он почувствовал острую, как наточенный нож, боль. Мальчик скривился, но не закричал. Великан схватил мальчишку за руки, зафиксировал голову.
– Смотри, – равнодушно сказал он.
Динник, несмотря на ноющую боль и стекающую кровь, поднял скулящего щенка за шкирку. Мальчик сжал зубы, веки прикрыли глаза, потекли слёзы. Мучительный скулёж создаёт в темноте вспышки света. Радостные крики палачей, шум воды, редкое дыхание за ухом исчезли. Остался лишь крик щенка. Через минуту он стих. Мучители взревели, захохотали. Мальчик повис на руках великана.
Он очнулся в тёмной клетке с его тело в скрюченном, полусидящем положении. Взор пуст, как и голова. Никаких чувств, только глухие ощущения пространства.
Прошло несколько часов, пока не ворвался острый факельный свет. Клетки, одну за другой, стали открывать.
– Просыпайтесь! Вас ждут на поле! – крикнул факельщик, щурясь в двадцать гнилых зубов.
Остальные закопошились. Мальчик не сдвинулся. Факельщик, увидев нереагирующего мальчика, подошёл к нему.
– Ты чё? Устал? Ну так отдохни, нет проблем…
Он развернулся, собираясь уйти, но ударил по решётке. Мальчик даже не моргнул. Факельщик рыкнул и ушёл. Пришли два мужика, вытащили мальчика на поле, под сжигающее солнце.
В строй стоят голые мальчишки, высокие и низкие, худые и плотные. Перед ними расхаживает крепкий мужик в военной форме. На плече знак – оскалившаяся медвежья голова, которую держат человечьи руки.
– Человек, это зверь, значит, будем готовить вас, как зверей, – с небольшой хрипотцой сказал он. – Вы принадлежите клану, у вас больше нет желаний, ваше тело и разум принадлежат ему. Любое непокорнее будет жестоко караться, – вояка оглядел мелких доходяг. – Первое задание: стоять. Тело напрягает триста мышц только, чтобы удержать равновесие. Первые упавшие будут избиты.
В сторонке два парня заулыбались, предчувствую расплату. Гибкие палки постукались друг об дружку.
Простояли долго, солнце успело уйти в закат, но худой мальчик со сросшимися бровями начал потихоньку оседать, пока не свалился. Парни подбежали, как гепарды к добыче, и с рвением стали избивать. В глазах месть. Ведь их тоже избивали палками. Клану отомстить не могут, часть его, значит, отомстят новичкам. Замкнутый круг можно разорвать снаружи, либо изнутри, но не когда ты являешься частью круга.
Следом упал светловолосый мальчик, парни разделились. Через час упал ещё один.
Пришёл вояка.
– Закругляйтесь, – холодно сказал он.
Один из парней довольно улыбнулся, другой же яростно колотил, прыгай от одной живой груше к другой.
– Довольно! – крикнул вояка.
Парень с ненавистью взглянул на вояку, но через мгновенье опустил голову.
– Вы свободны. А вы… первое, что надо уметь, это стоять. Будь вы воином или трудягой, стоять надо уметь. А когда упадёшь, помнить, что будет больно. Я, Жерор, мы будем видеться каждый день. А теперь отдыхайте.
Мальчишки повалились в кучу, прерывисто дыша. Но рыжеволосый остался стоять.
На следующий день пришёл великан. Мальчик в том же состоянии, но мир уже не заглушённый. Великан подхватил мальчика и унёс. Переходной коридор прямой, как линейка, и тёмный, как ночь.
Комната тянется, как резинка, везде стоят столы со светильниками и ограждениями в виде клеёнки.
Великан положил мальчика на стол, ремнями закрепил конечности и голову. Подошёл Доктор в белом халате и маске. Видны лишь полубезумные глаза.
– Риктор, давно не виделись, – сказал Доктор, рывками вздыхая между словами. – Неужели ты взялся за старое… ну да ладно. Давай посмотрим… открой рот. Посмотри-ка, какие зубы, длинные, заострённые, белые… неестественный цвет. Странно как они не мешают говорить. Как твоё имя?
– У него нет имени, – сказал великан
– Есть, – против воли, на злобу, ответил мальчик.
– Нет.
– У меня есть имя! Меня… Ре-н-аром… я, Ренар.
Великан долго смотрел мальчику в глаза, пока не кивнул.
– Так, – продолжил осмотр Доктор, – ну… больше ничего интересного нет… волосы только. Для этих краёв не совсем… редкие очень. А так, всё в порядке. Можете, как говорится, ломать. Ха-ха-ха.
– Что с клыками? Вырвать? – с равнодушием спросил великан.
– Мммм… я бы этого не делал. В конце концов, коту тоже нельзя выдирать усы. Ха-ха-ха.
– Функциональность?
– Да всё в порядке. Он с рождения с ними. Привык уже. Других же не знает. Ха-ха-ха. Ладно… да с ними даже лучше, оружия больше. Ха-ха.
Доктор черканул по руке мальчишка ножом, в чашу потекла бордовая жидкость.
– Хм… на варенье похоже, так бы и слезал. Ха-ха-ха, – Доктор накапал в чашу воняющей жидкости. Забурлило, пошли розовые пузырьки. – Хм… странно. Очень странно. Я такое в первый раз вижу. Думаю, его чем-то пихали, чем-то… новым. Пока мне неизвестным. Ведь алхимия не стоит на месте! Эх, вот бы мне людей побольше, да приборов… я бы тогда…
– Что с телом? – спросил великан, рывком повернув голову к Доктору.
– Да в порядке всё. На поверхностное выявление признаков нет. Вскрывать надо. Ха-ха-ха. Кровь только… думаю, будет небольшие… эффекты. Незнакомые нам. Лучше поменьше вводить препараты. Мммм… лучше вообще не вводить, пока я не найду… ммм… похожую кровь или эффекты, дающую такую кровь, – Доктор понюхал содержимое чаши, краешек языка проник в бурлящую жидкость. – Мн-мн-мн… хм… А что насчёт Крейта? Он кастрацию предлагал. Я инструменты уже приготовил. Ха-ха-ха. У-аха-ха. Ууууу. Ядрёная,– Доктор отхлебнул пол чаши.
– Фовон против.
– Ммм, а жаль.
Великан отнёс мальчика обратно, в клетку.
– Я убью тебя, – тихо сказал мальчик.
Риктор смотрел минуту на безэмоциональное лицо мальчика, пока не кивнул.
Ночами было холодно, сквозняк гулял по тёмным коридорам, как полноправный хозяин. Сырость скапливалась в углах, на стенках. Мальчишек подвешивали к стене вверх ногами, избивали, но рыжеволосый не обращал внимания ни на что, кроме своего внутреннего мира
Время остановилось. Когда окружение перестаёт меняться, а темнота скрывает неизвестность, начинаешь думать, что попал в вязкий временной клубок, который никогда не распутается. Когда вместо живых, добрых звуков слышишь стоны, хрип, плач, маленькие молитвы, а тело ломит от одной позы, перестаёшь воспринимать время. Наверное, это ад.
Факельщик прошёлся, стуча по клеткам.
– Время жрать!
Брали по двое ребят. На поле ставили два столба с крюками в круге, создавая арену. На мальчишек одевали железный ошейник, а цепь прикрепляли к столбам. В центр клали кусок чёрствого хлеба.
За боем смотрел только Жерор, медленно расхаживая, держась за подбородок. Никаких правил, всё, на что способна фантазия мальчиков. Кто-то не двигался с места, смотрел, как затравленно едят. Через несколько таких приёмов пищи он, обессиленный, с больным, гудящим телом, срывался на привыкшего к лёгкой победе противника. Кто-то просто медленно хирел, не принимая боя. Таких уводили, и их больше не видели. Кто-то дрался за плохую еду, как безумный зверь, до потери сознания, до оторванного уха и дальше. Рыжеволосый мальчик относился ко вторым.
Воду же давали в обилии. Сбрасывали десяток ребят в крутящийся бассейн с мутной водой. Мальчики захлёбывались, кричали, кто-то не умел плавать. Их старались поддерживать, такие же мальчики, кто подобрее и сострадательнее, но многие тонули.