С первой же минуты разговора с Оксаной, Евгений понял, какого он свалял дурака, дав ей слово придти. Даже предстоящее знакомство со стерлядью «по-царски», которую надо было ещё дождаться, того не стоило. К этому разговору Оксана была явно подготовлена своим отцом. А для Евгения, её папа, Сергей Иванович, и был той самой непреодолимой преградой для дальнейшего общения с Оксаной. Даже, не сам Сергей Иванович, а его взгляды на жизнь и на роль Евгения в этой жизни.
В своё время Сергей Иванович работал простым механиком на транспортном предприятии. Но подкатила Перестройка и на её волне, он нечаянно стал директором этого самого предприятия. Двигали его, находясь за его спиной, главбух и главный инженер – реальные руководители. Просто им позарез требовался безвольный дурачок в кресле директора. Перемена социального статуса и материальный подъём придали новоявленному директору самоуверенности, даже слишком. Нет, для главбуха и главного инженера, а дома – для своей жены, он так и остался марионеткой и рохлей. Но с подчинёнными, соседями по двору и старыми друзьями отношения его переродились. Сергей Иванович вдруг уверовал, что достиг он своего положения лишь благодаря своему уму, своему твёрдому характеру и таланту стратега. На работе он был нужен только для подписания документов и всё остальное время он изо всех сил старался изобразить, ну хоть какой-нибудь, вид деятельности. Он так бывал этим увлечён, что сам начинал верить, что без него всё предприятие давно бы развалилось, к чертям собачим. Правда, можно предположить, что только в силу своей скромности, поделиться этим открытием он ни с кем не решался. На жену Сергея Ивановича свалившееся материальное благополучие повлияло специфически. Сначала, на деньги Сергея Ивановича, она затеяла своё предпринимательское дело. А потом ушла с этим делом к молодому любовнику, оставив в знак благодарности Сергею Ивановичу, его квартиру и его дочь. И тогда главными людьми в жизни Сергея Ивановича вдруг стали его старая мама и двадцатилетняя дочь. Вечерами, за ужином, он выкладывал им свои размышления о жизни, составленные, в основном, из прочитанного за день в модных журналах. Старуха-мать не понимала о чём он говорит, а вот дочь бессловесно внимала ему. Даже когда Сергей Иванович говорил нелепости и противоречил сам себе. И всё бы ничего, но в последнее время, объектом рассуждений Сергея Ивановича постоянно становился Евгений и его образ жизни. В этих рассуждениях вслух, которые Оксана добросовестно пересказывала Евгению, чаще других, мелькали слова: «карьера», «амбициозность», «честолюбие». А для Евгения эти слова звучали, как названия венерических заболеваний. Знать о них можно, но иметь не обязательно.
В кафе на Евгения сразу хлынул поток обвинений во всевозможных грехах. Причём, любимые слова своего папы Оксана вставляла буквально в каждую фразу, а это было невыносимо. Евгения спасло то, что официант, пока готовилась стерлядь, выставил на стол холодные закуски и графин водки. Евгений, закатывая вверх глаза и покаянно вздыхая, почти в одиночку, потихоньку прихлопнул и салаты, и водку, и … замер. Оксане показалось, что наконец-то пришёл момент, когда её слова, её безупречные доводы заставили Евгения переосмыслить своё поведение. И она уже ждала от него слова искреннего раскаяния, и даже обдумывала на каких условиях примет его полную и безоговорочную капитуляцию. Оксана ох, как ошибалась.
Причина внезапной сосредоточенной задумчивости Евгения была не в приближающемся раскаянии. Все претензии своей подруги Евгений слушал не первый раз и знал их наизусть. Суть их сводилась к тому, что Евгений, во имя своей любви к Оксане, должен стремиться к тому, чтобы жить, как нормальные люди. В Оксанкином, с папой, понимании, конечно же. Заскучав от повторяющихся Оксанкиных упрёков, Евгений вдруг обратил внимание на компанию, человек из десяти, что располагалась через пару столиков от них. Компания была разновозрастная, скорее всего, коллеги по работе. Среди всех выделялась молодая, лет двадцати пяти, шатенка. Внешность не модельная, но симпатичная. А наблюдательного Евгения, прежде всего, привлекла её улыбка. Чистая, светлая, очень живая, и очень честная. «Совсем нетипичное женское лицо, – рассуждал захмелевший Евгений. – само по себе – женственное, но при этом, извините, ещё и умное».
Между тем, молчание Евгения вынудило Оксанку начать по второму кругу её так хорошо подготовленный монолог. Для Евгения это стало ударом. Прослушать ещё раз речь с цитатами из Сергея Ивановича у него не осталось сил. Вдобавок ко всему, на сцене зала показался местный ресторанный шансонье. Евгению он уже был знаком, и его репертуар грозил Евгению несварением желудка. Поэтому, ждать, заказанную Оксанкой, стерлядь «по-царски», он посчитал бессмысленной тратой времени. Тут Евгений увидел, что заинтересовавшая его девушка обходит своих сослуживцев и со всеми прощается. В это самое мгновение со сцены грянул «Владимирский централ». Это стало последней каплей в чаше терпения Евгения. Он резко поднялся, схватил Оксанкину руку, пожал её по-мужицки и с максимальной, для этого случая, задушевностью, поблагодарил:
– Спасибо тебе Оксана, открыла ты мне глаза. Я только сейчас всё понял – не так я живу. Что ж, пойду и постараюсь стать другим. Стать достойным тебя. А что? А вдруг получится? Ещё раз, спасибо тебе, – и, не дожидаясь реакции остолбеневшей Оксанки, стартовал на выход.
Выскочив из кафе, словно за ним голодные волки гнались, Евгений чуть было не сбил с ног понравившуюся ему шатенку.
– Извините, ради Бога. Если вы узнаете причину моей спешки, я думаю, вы не станете на меня сердиться.
– Я не сержусь, – успокоила Евгения шатенка, – но причину всё равно назовите.
– Вы слышите, что там звучит? – Евгений на мгновение приоткрыл дверь кафе.
– «Владимирский централ»?
– Вот именно.
– А у вас с этой песней что-то связано?
– Две остановки сердца и один гипертонический кризис.
– Прям таки «кризис»? – хитро прищурилась девушка.
– Возможно и хуже. Врачи скрывают от меня всю правду. У меня к этой песне и музыкальная, и поэтическая, и эстетическая неприязнь. Вы сейчас куда собирались идти?
– Домой.
– Я вас провожу. Я должен убедиться, что с вами всё в порядке, после столкновения со мной.
Они пошли. Выяснилось, что девушку зовут Ольгой, что в кафе они провожали на пенсию своего сотрудника. А вот, где она работает и кем, Евгений спросить не догадался. Вообще, в этот вечер он был немного не в себе. Надо вам признаться, у Евгения был богатейший опыт знакомства и дальнейшей эксплуатации девушек. На его основе Евгений создал свою, и ему самому казалось безупречную, систему общения с противоположным полом. В его системе учитывались многие переменные величины: возраст, темперамент, круг интересов, род занятий, а также уровень интеллекта (в общении с блондинками применялся понижающий коэффициент). Здесь, я должен пояснить, что за «блондинку» Евгений признавал девушку не по цвету волос, а по цвету мозга. По отсутствию серого вещества.
Евгений не сразу понял, почему его многократно использованная, и не дававшая сбоев программа, вдруг не запускалась. В Ольге не было ни настороженности, ни лукавства, ни закрытости – нечего было обходить. А человеку, почему-то, труднее познавать другого человека, если тот без маски. Конечно, судя по тому, какую маску для себя выбрал человек, легче понять, что именно он хочет скрыть, в чём его слабость, и что он хотел бы получить от жизни. А люди, говорящие то, что думают, во все времена считались угрозой для общества. Быть самим собой может себе позволить только сильный и свободный человек, но общество обычно считает таких людей сумасшедшими. Так проще.
В общем, как Евгений ни пытался, а применить свою методику в этот вечер у него не получилось. Евгений плюнул на свои амурные алгоритмы, и разговор с Ольгой пошёл непринуждённо, как между старыми знакомыми. Евгений сам того не заметил, как много рассказал о себе. Ему нравилось, что его ироничная манера повествования, вызывала у Ольги неподдельный смех, и ей не надо было пояснять смысл сказанного или повторять дважды, как большинству девиц. Время пролетело незаметно.
Они вышли на Ольгину улицу. Было темно. Ни одного фонаря на улице не горело, и только редкие огоньки в окнах служили ориентиром в пути. Удивительно, но у Евгения даже вскользь не мелькнуло мысли о том, чтобы напроситься в гости на ночь. А ведь этот пункт был основным в его отлаженной системе. Его было не узнать. Евгений почему-то решил, что встреча с Ольгой – это особый случай. И, так и быть, вам – можно, вам – скажу: говорил он с Ольгой каким-то спокойным и неестественно естественным голосом. С такой интонацией он даже с Александром не всегда разговаривал.
– Никогда бы не подумал, что «Владимирский централ» вытолкнет меня на улицу для такого интересного знакомства, – удивлённо заметил Евгений.
– Мой дедушка там часто бывал, – призналась Ольга.
– Где?
– Во Владимирском централе.
– Так, так, так. Это я, стало быть, познакомился с внучкой матёрого сидельца? – Евгений попытался заговорить серьёзно. – А как гражданочка у вас самой обстоят дела с Законом? Чтите Уголовный кодекс?
– Это моя настольная книга, – клятвенно заверила Евгения Ольга. И рассказала ему историю своего деда.
Ольгин дедушка, Дмитрий Алексеевич Амосов, закончил Великую Отечественную войну в Кенигсберге военным хирургом. В июне сорок пятого года он вернулся в родной Владимир и продолжил службу в военном госпитале. Дмитрий Алексеевич вышел в отставку, когда Ольге исполнилось шестнадцать. Всё своё время он посвятил внучке. Жили они с Ольгой вдвоём. Ольгина бабушка умерла до рождения Ольги, а Ольгина мать со вторым мужем жила в Германии.
Однажды, в разговоре за столом, дедушка несколько раз выразил вслух желание приобрести книгу Даниила Андреева «Роза мира». Сам он этой книги во Владимире не нашёл. Ольга это запомнила и купила ему эту книгу в одну из поездок в Москву. Решила сама почитать «Розу мира» в автобусе, по дороге во Владимир, продолжила дома и, дочитав до конца, по её признанию, ничего в ней не поняла. А там, в этой книге, если вы не читали, Даниил Андреев описывает метафизическую сторону жизни Человека, государства, истории. Он рассказывает о своих встречах с высшими силами и знакомством со структурой вселенной. И необычно, совершенно по-новому, он показывает миссии исторических персонажей, пророков, народов и стран. Рассказывает он и о будущем, которое ждёт всё человечество: угроза новой мировой войны и, как следствие, приход новой мировой тирании. Он говорит о необходимости, во имя спасения, объединения всех людей во всемирное Братство Розы Мира. Непонятнее всего, для Ольги, был внезапный интерес деда к этой книге. Зная из откровенных разговоров с дедом о его взглядах и мировоззрении, Ольга и предположить не могла, что эта книга может ему понравиться. Она попросила его всё объяснить. Дед объяснил.
В 1951году случилось Дмитрию Алексеевичу прооперировать одного из руководителей госбезопасности по Владимирской области. И видимо, в качестве благодарности, решил этот прооперированный полковник перетянуть Дмитрия Алексеевича из ведомства Министерства Обороны под крыло Министерства Госбезопасности. Сначала гэбэшник использовал всё своё красноречие, чтобы описать все преимущества работы в его конторе. Дмитрий Алексеевич никак не реагировал. Это обескуражило полковника, но не остановило. Он находил всё новые аргументы. Дело, даже, дошло до призывов к социалистической сознательности. Но дед уходил от его кривых разговоров и не выказывал ни малейшего желания бросать работу в госпитале ради предлагаемой синекуры. Тогда полковник напрямую поставил вопрос о переходе Дмитрия Алексеевича в их систему. Дмитрий Алексеевич также напрямую ответил, что переход этот он считает невозможным, что у него в очереди на операцию десятки фронтовиков. Именно тех, кто не щадил себя для Победы. Полковник на это обиженно пробурчал, что и он, и его коллеги, тоже кое-что сделали для Победы.
– Конечно, вы правы, – согласился дед.
Дмитрий Алексеевич неспешно подошёл к книжному шкафу. Полковник заметил несколько икон, стоящих на полке. Подойдя к иконам, Дмитрий Алексеевич перекрестился и в кабинете негромко зазвучал «Отче наш» в его исполнении.
– Так вы, что же, верующий? – разочарованно простонал полковник. С такой характеристикой служба в органах госбезопасности была невозможна.
– А вы будто нет, – хитро подмигнул ему дед.
Полковник понял, что проиграл. Но, не желая терять лицо, он взял с Дмитрия Алексеевича обещание, что в случае крайней необходимости, они смогут неофициально обращаться к нему за помощью.
Такие обращения начались очень скоро. Полковник попросил Дмитрия Алексеевича оказывать своё содействие медперсоналу Владимирского централа. Слишком много важных персон там сидело, в то время. Это происходило следующим образом. За Дмитрием Алексеевичем в госпиталь присылали автомобиль. Было неизвестно, с какой целью гэбэшный автомобиль приехал к дверям госпиталя. А когда Дмитрий Алексеевич, в сопровождении офицера Госбезопасности уезжал, никто не мог знать вернётся ли он в госпиталь. И эта неизвестность вызывала тревожное замешательство, как у медперсонала, так и у больных.
Автомобиль с Дмитрием Алексеевичем подкатывал к воротам Владимирского централа, и после проверки документов, въезжал в тюремный двор. Дежурный офицер обыскивал Дмитрия Алексеевича, досматривал его вещи и провожал его в тюремный лазарет. Имён своих пациентов Дмитрию Алексеевичу знать не полагалось. Но многих знаменитостей и исторических личностей он узнавал в лицо. И вот однажды, уже в 1954году, в одном из своих пациентов, Дмитрий Алексеевич узнаёт Даниила Андреева, сына известного русского писателя Леонида Андреева. Он попал в лазарет с инфарктом.
С Андреевым Дмитрий Алексеевич уже был знаком. Впервые они встретились на Ленинградском фронте. Андреев служил при полевом госпитале. Дмитрий Алексеевич был одним из военврачей этого госпиталя. Однажды он стал свидетелем того, как Андреев тайно отпевает погибших. Деда удивило, насколько Андреев был увлечён совершением этого обряда, хотя вид имел совсем неподходящий, не только для священника, но даже для солдата. Они познакомились и обсудили смысл таинства, и позднее Дмитрий Алексеевич старался помогать этому странному бойцу.
И вот они встретились в тюремном лазарете. Андреев был очень плох. Поговорить наедине им удалось только во время второго визита Дмитрия Алексеевича. После этого дед всегда искал возможность встретиться с Андреевым. А вот Андреев всячески старался от этих встреч уклониться. Он говорил, что боится за Дмитрия Алексеевича. Ведь неформальное общение с заключённым политического изолятора, грозило Дмитрию Алексеевичу непредсказуемыми последствиями. А дед убеждал Андреева, что ничего ему здесь не угрожает. Многие из администрации тюрьмы и некоторые их родственники были пациентами Дмитрия Алексеевича, и ему прощались многие дерзости. К тому же, Сталина уже не было в живых, Берия расстрелян, как шпион; всё в стране затаилось, в ожидании перемен, и начальство всех уровней самоустранилось, пока не будет сформулирована новая линия партии.