– Четыре… три… два… Твои веки тяжелеют…
Я ждала. И тут до меня дошло, что спать-то совсем не хочется. Наоборот…
– …один.
…Я была бодра как никогда! Ура! Получилось! Милли – просто шарлатанка! А если она что и угадывает по «ауре», то случайно!
Казалось, Милли молчала целую вечность. Я начала беспокоиться, но тут тишину нарушил знакомый звук. Осторожно приоткрыв глаза, я увидела уснувшую маму, сопящую как лошадь! Я быстро зажмурилась, едва сдержав смешок.
– А теперь представь себя у воды, – низким басом прогудела Милли. – Какие чувства она в тебе вызывает? Страх? Что-нибудь еще?
Единственное, что я чувствовала, – колотье в боку от попыток удержать хохот.
– Теперь подумай о том месте, где чувствуешь себя в безопасности, счастливой.
Я представила, что плаваю в море. Мои ноги превращаются в прекрасный хвост, и я резвлюсь в волнах с серебристыми рыбками. Я чуть было с головой не ушла в счастливые видения, когда внезапно раздалось:
– Хр-р-р!
Мама всхрапнула так громко, что я подпрыгнула в кресле. Глаз, однако, не раскрыла, продолжая притворяться спящей. Мама завозилась на стуле и прошептала:
– Извини, Милли.
– Ничего страшного, Пенелопа. Эмили в глубоком трансе. Она только вздрогнула.
Я вновь предалась приятным мечтам. Буквально дождаться не могла возможности вернуться в море. Где-то далеко звучал голос Милли, возобновилось мамино похрапывание. К тому времени, когда гадалка досчитала до семи, чтобы меня «разбудить», я была так довольна, что кинулась ей на шею.
– Что это с тобой? – спросила Милли.
– Спасибо тебе! Мой страх совершенно пропал! – объявила я.
– Не за что, котенок, – пробормотала она. – Я сделала это из любви к тебе.
Мама дала ей двадцать фунтов, и Милли, залившись краской, сунула деньги в кошелек.
По пути домой мама молчала. Вдруг она догадалась, что я вовсе не спала? Неужели что-то заподозрила? Спросить я не решалась. Пройдя узкими улочками, мы повернули к набережной. На перекрестке мама кивнула на скамейку с видом на море:
– Давай присядем.
– С тобой все в порядке, мам? – как можно более небрежно спросила я, когда мы устроились на скамье.
Был отлив. На обнажившемся песке, покрытом слоистыми узорами, поблескивали лужицы. Мама пристально смотрела вдаль.
– Мне приснился сон, – сказала она, не сводя глаз с горизонта. – Я видела его как наяву, и он был прекрасен.
– Сон? Что тебе снилось?
Она быстро взглянула на меня, моргнула и вновь отвернулась к морю.
– Он где-то там. Я и сейчас почти чувствую его.
– Мам, ты о чем?
– Пообещай, что не подумаешь, будто я спятила.
– Обещаю!
Мама улыбнулась и взъерошила мне челку. Я сердито пригладила ее обратно.
– Когда мы были у Милли, – мама закрыла глаза, – мне приснился затонувший корабль. Огромное золотое судно с мраморными мачтами. «Янтарные своды, жемчужный пол…»
– Что-что?
– Это из одного стихотворения, если не ошибаюсь. Не могу припомнить продолжение… – Она не отрывала взгляда от волн. – А еще камни, необычные, невиданные. Раньше они сверкали всеми цветами радуги…
– Раньше? Что ты хочешь этим сказать?
– Я сказала «раньше»? Ну, я имела в виду, они были такими в моем сне. Как радуга в воде. Они казались такими реальными, до того знакомыми… – Умолкнув, мама покосилась на меня. – Иногда такое бывает, верно? Нам всем временами снятся очень реальные сны. Думаю, и с тобой такое случается, правда?
Пока я соображала, что ответить, мама замахала рукой.
– Ой, смотри! – оживленно проговорила она. – Мистер Бистон.
К пирсу топал смотритель маяка. Каждое воскресенье он приходит к нам на чашку чая. Как штык в три часа. Мама заваривает чай, а мистер Бистон приносит булочки с сахарной глазурью, пончики или шоколадно-карамельное печенье. Обычно я быстренько проглатываю свою долю и убегаю. Не знаю, что не так с этим мистером Бистоном, но в его присутствии наша лодка делается меньше и темнее.
Мама сунула пальцы в рот и пронзительно свистнула. Смотритель оглянулся, увидев нас, криво ухмыльнулся и помахал рукой. Мама поднялась.
– Пойдем, Эми. Пора возвращаться домой и ставить чайник.
И, прежде чем я успела возразить, она направилась к лодке. Я побежала за ней.
Глава 3
Ночью я снова выбралась наружу. Просто не могла удержаться. На сей раз я заплыла подальше. В гавани было грязно от мазута и всякого мусора, и мне захотелось поплавать в чистой воде.
Из открытого моря Брайтпорт выглядел совсем маленьким. Кучка домишек теснилась на берегу подковообразной бухточки, на одном конце которой располагался порт, а на другом высился маяк.
Уличные фонари окутывали город желтоватой светящейся дымкой, в которой изредка мелькали белые фары автомобилей.
Стоило мне обогнуть скалы на краю гавани, как вода стала чище и мягче – точно зернистая черно-белая картинка сменилась яркой цветной. Вместо толстых серых рыб появились желто-синие полосатики с серебряными хвостами-вуалями; длинные тонкие зеленые рыбки со злыми ртами топорщили жесткие усики; еще были какие-то оранжевые, с пятнистыми черными плавниками. Вся эта живность так и вилась вокруг меня.
Время от времени я проплывала над длинными песчаными косами. Там, на дне, извивались дымчатые, похожие на лианы существа, тонкие, почти полупрозрачные, как бумага. Внезапно вода сделалась холоднее и глубже, а дно – каменистым. Теперь плыть пришлось осторожнее. Камни выглядели черными от колючих морских ежей, и я боялась поцарапать об их иглы свой хвост.
Затем вода вновь потеплела: я доплыла до очередного мелководья. И тут почувствовала, что начинаю уставать. Всплыв на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, я обнаружила, что до дома – несколько миль. Так далеко я еще никогда не забиралась. Попыталась взмахнуть хвостом, но взмах вышел вялым. Хвост болел. Кое-как добралась до каменистого островка и вскарабкалась на большой гладкий камень, положив хвост на гальку. Минутой спустя он уже онемел. Я пошевелила ступнями, со страхом наблюдая, как возвращаются ноги. Это зрелище все еще меня завораживало.
Я отдыхала, привалившись спиной к камню, и вдруг кое-что услышала. Словно кто-то пел, только без слов. Влажные камни блестели в лунном свете, вокруг не было ни души. Может, мне померещилось? Лишь вода то накатывала, то отступала, с шуршанием перебирая гальку. Пение раздалось вновь.
Но откуда? Я влезла на отполированный морем камень и огляделась. Тогда-то я ее и увидела. И не поверила собственным глазам. Этого не могло быть… Но вот же она! Русалка! Настоящая! Точь-в-точь как на картинке из детской книжки. Она пела и расчесывала длинные белокурые волосы, струившиеся по спине. Русалка сидела на краю камня, то и дело ерзая, словно пытаясь устроиться поудобнее. Хвост у нее был длиннее и тоньше моего. Серебристо-зеленый, он мерцал в лунных лучах. Русалка тихонько шлепала им по камню в такт песне.
Надо сказать, репертуар был несколько однообразный. Доходя до конца песни, русалка заводила ее по новой. Иногда голос давал петуха, тогда она хлопала себя расческой по хвосту, сердито приговаривая:
– Соберись, Шона! Постарайся!
Я долго наблюдала за ней, разевая рот, точно вытащенная из воды рыбина. Мне ужасно захотелось поговорить с незнакомкой. Но как начать разговор с русалкой, распевающей среди ночи на камнях? Меня, знаете ли, к такому не готовили.
В конце концов я деликатно кашлянула. Русалка обернулась.
– Ой! – воскликнула она, взглянув на мои ноги, и через секунду плюхнулась в воду – только ее и видели.
Я запрыгала по камням у кромки воды.
– Подожди! – кричала я ей вдогонку. – Я просто хочу с тобой поговорить!
Она остановилась и опасливо оглянулась.
– Я тоже русалка! – призналась я.
Ага, русалка. В купальнике и с тощими ногами. Поверит она мне, как же.
– Постой! Сейчас докажу.
С этими словами я прыгнула в воду и поплыла, вновь со страхом ощутив, как тяжелеют и срастаются ноги. Но, приняв нужную форму, моя нижняя половина расслабилась, а вместе с ней расслабилась и верхняя. Я гордо взмахнула хвостом и плеснула им по воде.
Однако русалка уплывала прочь.
– Да куда же ты?! Смотри!
Подождав, пока она оглянется, я нырнула, выставив хвост как можно выше, и замахала им. Когда я вынырнула, русалка недоверчиво уставилась на меня. Я улыбнулась, но она только наклонила голову и скрылась под водой.
– Не уплывай! – попросила я, а через миг увидела над водой ее хвост.
Только она не размахивала им беспорядочно, как я. Движения Шоны напоминали, скорее, танец или синхронное плавание. В лунном свете русалочий хвост сверкал серебром.
Когда она вынырнула, я захлопала в ладоши. То есть попыталась. Потому что, едва подняв обе руки, я ушла в глубину и нахлебалась воды. Русалка рассмеялась и подплыла поближе.
– Никогда прежде тебя не видела, – сказала она. – Сколько тебе лет?
– Двенадцать.
– И мне. Но ты учишься не в нашей школе, да?
– В Брайтпортской. В этом году перешла.
– Ой! – Она встревоженно посмотрела на меня и отплыла подальше.
– В чем дело?
– Просто… я никогда о такой не слышала. Это русалочья школа?
– Ты посещаешь русалочью школу?
Все это было похоже на сказку, и хотя я давно выросла из сказок – правда-правда, – ее слова звучали чудесно.
Шона сложила руки на груди – интересно, как она при этом не тонет? – и довольно сварливо буркнула:
– И что тут такого? А какую еще школу, по-твоему, я должна посещать?
– Да нет! Наоборот, это здорово! – заорала я. – Мне бы тоже очень хотелось.
Мне вдруг захотелось рассказать ей все-все.
– Понимаешь… я только недавно стала русалкой. Прежде то ли не знала, то ли еще что… – Слова потоком полились из меня. – Даже в воде никогда толком не бывала. А когда наконец окунулась, то оно со мной и случилось. Вначале я сильно испугалась, а теперь жалею, что не обнаружила своего дара раньше.
Я подняла взгляд. Русалка смотрела на меня во все глаза, словно я была инопланетянкой, которую выбросило на берег. Я тоже попыталась сложить руки и обнаружила, что если легонько шевелить хвостом туда-сюда, то можно держаться прямо. Так мы и торчали в воде, поводя хвостами и рассматривая друг друга. Затем уголок ее рта дрогнул, и я почувствовала, что на моей левой щеке тоже появляется ямочка. Через мгновенье мы обе хохотали как ненормальные.
– Над чем мы смеемся? – выдавила я, с трудом восстановив дыхание.
– Сама не знаю! – ответила русалка, и мы опять засмеялись.
– Как тебя зовут? – спросила она, когда мы успокоились. – Я – Шона Шелкопер.
– А я – Эмили Ветрохват.
– Ветрохват? Ты не шутишь? – Шона больше не улыбалась.
– Нет. А что?
– Ничего. Просто…
– Да в чем же дело?
– Нет-нет, ни в чем. Мне показалось, что я уже слышала эту фамилию, но я ошиблась. Наверное, показалось. Прежде ты сюда не заплывала, правда?
– Прежде? Я и плавать-то научилась всего две недели назад! – усмехнулась я.
– А что ты сделала с хвостом? – спросила Шона самым серьезным тоном.
– С хвостом?
– Да, с хвостом.
– Ты о стойке? Хочешь, чтобы я еще раз показала?
– Нет, я о другом, – она ткнула пальцем под воду. – Как ты его меняешь?
– Сама не знаю. Он просто меняется, и все. Захожу в воду, и ноги исчезают.
– В жизни о таком не слышала. Разве что в книжках читала. А каково это?
– Передвигаться на ногах?
Шона кивнула.
– В общем неплохо. Можно всюду ходить, бегать, лазать, прыгать и скакать.
Шона смотрела на меня, будто я заговорила на тарабарском языке.
– Зато ногами нельзя вот так!
Она нырнула. Ее хвост закрутился над водой. Она вертела им все быстрее и быстрее, выписывая хвостокружительные пируэты. Вода так и брызгала во все стороны, засияли лунные радуги. Потом Шона перевернулась обратно вверх головой.
– Потрясающе! – воскликнула я.
– Мы разучиваем это на ныротанцах. Собираемся выступить на межзаливных соревнованиях через несколько недель. Меня впервые зачислили в команду.
– Ныротанцы?
– Ну да, предмет такой. Ныряние и танцы. А в прошлом году я ходила на хор, – захлебываясь от восторга, сообщила Шона. – И миссис Девятивал сказала, что во время моего выступления целых пять рыбаков поплыли на скалы, зачарованные моим голосом. – Русалка горделиво улыбнулась, ее застенчивости и след простыл. – Еще никому в Камнебригской школе не удавалось приманить столько рыбаков зараз.
– И ты полагаешь, это хорошо? – с сомнением уточнила я.
– Хорошо? Да это просто великолепно! Я собираюсь стать сиреной, когда вырасту.
– То есть все эти легенды о русалках, заманивающих моряков на погибель, – правда?
– Мы вовсе не желаем им смерти, – пожала плечами Шона. – Зачем это нам? Просто гипнотизируем их, заставляя изменить маршрут, а потом стираем им память. Они уплывают восвояси, забывая, что встречались с нами.
– Стираете им память?
– Ага. Это самое безопасное. Только не всякий такое умеет. Лишь настоящие сирены и приближенные Царя. А иначе люди или украдут всю нашу рыбу, или обнаружат нас. Но иногда… – Шона склонилась ко мне поближе. – Иногда они влюбляются.
– Кто? Рыбаки и русалки?
– Ну да! – энергично закивала Шона. – Об этом столько историй! Влюбляться в людей категорически запрещено, но ведь это так романтично. Ты не находишь?
– Наверное. Ты для этого сегодня пела?
– Что ты! Просто репетировала для контрольной по красе и осанке, – сказала она так, словно этих слов мне было достаточно, чтобы понять, о чем она. – Завтра зачет, а я никак не добьюсь идеальной позы. Нужно правильно сесть, склонить голову под правильным углом и сто раз провести гребнем по волосам. Попытка проделать все это одновременно – настоящая заноза в жабрах.
Она затихла, и я решила, что мне пора тоже что-нибудь сказать.
– Я так тебя понимаю, – сообщила я, надеясь, что выходит убедительно.
– В прошлой четверти я была лучшей, но тогда требовалось только причесываться. Теперь же нужно делать все это вместе.
– Сложно, должно быть.
– Красанка – мой самый любимый предмет, – продолжала Шона. – Я надеялась стать старостой по расчесыванию, но назначили Синтию Тихоплеск. – Шона понизила голос. – Однако миссис Острохвост сказала, что если я хорошо сдам зачет, то, возможно, в следующий раз выберут меня.
Ну и что на все это ответить?
– Ты, наверное, вообразила, что я – паинька и зубрила, да? – Шона немного отплыла. – Так все думают.
– Нет, конечно же! Ты… ты… – я никак не могла подобрать нужные слова. – Ты такая… прикольная.
– Ты тоже довольно прибойная, – ответила Шона и немного приблизилась.
– А что ты здесь делаешь так поздно? – поинтересовалась я.
– Эти валуны – лучшее место в округе для упражнений по красанке, но днем к ним не подплывешь. Слишком опасно. – Она махнула рукой в сторону берега. – Поэтому я приплываю сюда ночью. По воскресеньям и средам. В воскресенье мама всегда ложится спать в девять, хоть отлив по ней сверяй. Хочет получше выспаться, чтобы быть свежей в начале рабочей недели. А по средам у нее аквааэробика, она там так выматывается, что дрыхнет без задних плавников. Папа же всегда спит китовым сном! – Шона хихикнула. – Во всяком случае, мне было очень приятно тебя встретить.
– И мне, – улыбнулась я в ответ.
Щербатая луна, поднявшись на небосвод, казалось, светила теперь прямо у меня над головой.
– Только мне уже пора, – добавила я, зевнув.
– Но ты ведь приплывешь сюда еще? – посерьезнела Шона.
– Я бы очень хотела.
Может, Шона и была странной, но ведь она – самая настоящая русалка! Единственная, которую я знала. И она похожа на меня.
– Вот только когда?
– В среду? – предложила Шона.
– Отлично! – я улыбнулась. – Удачи тебе на зачете!
– Спасибо, – ответила Шона, плеснула хвостом и исчезла в глубине.
В темноте я переплывала Брайтпортский залив, и тут луч прожектора, установленного на маяке, внезапно ударил по воде. Я замерла. Сноп света медленно обшарил море, исчез позади маяка, снова появился и снова исчез. Зрелище было завораживающим. Большой корабль бесшумно появился на горизонте, его силуэт был едва различим в мигающем луче маяка.
Вдруг я заметила какую-то тень. Кто-то стоял на камнях у подножия маяка. Мистер Бистон! Что он там делает? Вроде бы на море смотрит. Следит за тем кораблем?