Завидев очередной приближающийся луч, я нырнула. Что если смотритель меня заметил? Я оставалась под водой, пока луч не прошел мимо. Всплыла и оглянулась на маяк. Рядом с ним уже никого не было.
И вдруг прожектор погас. Я ждала. Свет больше не загорелся.
Я попыталась представить себе смотрителя. Вообразила, как он слоняется один-одинешенек по огромному пустому маяку, спускается и поднимается по каменной винтовой лестнице, и лишь эхо вторит его шагам. Сидит один как сыч и таращится в море. Потом зажигает прожектор. Разве это жизнь? Какой человек может так существовать? И почему свет погас и больше не зажегся?
Мрачные мысли преследовали меня всю дорогу к дому.
До пирса я добралась почти на рассвете. Дрожа от усталости, вскарабкалась по веревочной лестнице.
Проскользнула на нашу лодку, повесила куртку у камина. К утру она должна просохнуть. Мама, включая камин, устраивала по ночам настоящую баню.
Я прокралась в свою каюту и наконец-то легла в кровать, возблагодарив счастливую звезду, сиявшую на моем потолке, за то, что вернулась домой целая и невредимая. А еще за то, что никто пока не раскрыл моего секрета.
Глава 4
– Не забудь свои вещи!
Мама, стоя в дверях, протягивала мне предмет, увидев который я похолодела.
– Угу, – буркнула я, беря сумку с купальником и полотенцем.
– И пошевеливайся! Ты же не хочешь опоздать?
– Не хочу. – Опустив голову, я принялась рассматривать песок, забившийся между досками причала. – Мам… – прошептала я.
– Что, лапочка?
– А мне обязательно сегодня идти в школу?
– Разумеется, обязательно! Какая муха тебя укусила?
– Я неважно себя чувствую. – Скорчив страдальческую гримасу, я схватилась за живот.
Мама перешла по сходням, присела на корточки и приподняла мое лицо за подбородок. Не-на-ви-жу, когда она так делает! Приходится зажмуриваться, чтобы не смотреть ей в глаза, и чувствую я себя донельзя глупо.
– Что еще за выкрутасы? – спросила она. – Это из-за новой школы? Тебе там не нравится?
– Да нет, нравится, – торопливо проговорила я. – Ну, в общем и целом.
– Тогда в чем дело? В уроках плавания?
Я попыталась отвернуться, но мама крепко держала меня за подбородок.
– Нет, – соврала я, отводя глаза, насколько было возможно.
– Я думала, мы решили эту проблему. Или ты боишься, что не сработало?
Ну почему, почему я не сообразила сразу? Как можно быть такой тупицей? Неужели нельзя было догадаться, что, как только я «излечусь», меня сразу отправят на плавание!
– Просто живот болит, – слабым голосом пробормотала я.
– Брось, поросенок, ничего у тебя не болит, и ты сама это прекрасно знаешь. – Мама наконец-то отпустила мой многострадальный подбородок. – Вперед! Труба зовет! – Она шлепнула меня по мягкому месту. – Все будет хорошо, вот увидишь, – ласково добавила она.
– Ага, – буркнула я и нога за ногу побрела по причалу на набережную, к автобусной остановке.
Когда я вошла в класс, миссис Партингтон как раз закончила перекличку. Она выразительно посмотрела на часы и сказала:
– На сей раз я закрою глазок, но больше не опаздывай.
Она всегда так шутит. Мы смеемся, потому что один глаз у нее на самом деле слепой, и ей даже закрывать его не надо. Он такой же ярко-голубой, как и зрячий, но совершенно неподвижный. Этот глаз буравит вас, даже когда миссис Партингтон смотрит в другую сторону. Жуть, короче. А когда она с тобой разговаривает, ты вообще не понимаешь, куда смотреть. Поэтому при ней мы стараемся вести себя тише воды, ниже травы. Класс миссис Партингтон всегда самый дисциплинированный.
Впрочем, сегодня мне было не до смеха. Извинившись, я прошла на свое место и села, запихнув под стол ненавистную сумку.
Утро выдалось кошмарным. Я ни на чем не могла сосредоточиться. Мы проходили сложение и вычитание одночленов, и я все время ошибалась. И ужасно на себя сердилась, потому что раньше всегда справлялась с математикой. Миссис Партингтон неодобрительно поглядывала на меня своим здоровым глазом.
Когда прозвенел звонок на перемену, я на самом деле почувствовала себя больной. Нужно было успеть к автобусу, который отвезет нас в бассейн. Все стремглав бросились из класса, а я целую вечность складывала в пенал ручки и карандаши.
– Поторапливайся, Эмили, – сказала, не оборачиваясь, миссис Партингтон, вытиравшая доску. – Приятно иногда хоть что-то сделать вовремя.
– Да, миссис Партингтон, – вздохнула я и побрела из класса, волоча за собой сумку.
К автобусу я шла как сомнамбула. Мелькнула мысль: если вот так идти, то, может, класс уедет без меня? Но стоило миновать школьные ворота, как меня окликнул Филип Нортвуд:
– Эй! Подлиза! – завопил он.
Все обернулись посмотреть, кого он так назвал.
– Подлиза? С чего это вдруг?
– Брось, мы же видели, как ты выпендривалась на прошлой неделе в бассейне. Боб потом весь урок трындел, как ты замечательно плаваешь и что мы должны постараться и брать с тебя пример.
– Ага, – поддакнула Мэнди Раштон, появляясь из-за спины Филипа. – Мы все слышали. И видели.
Я утратила дар речи. Мэнди… видела? Что именно она видела? Нет-нет, не может быть! Хвост ведь тогда даже не успел как следует вырасти. Или успел?..
– Ничего подобного, – наконец выдавила я.
– Ну да, конечно. Воображала, – ухмыльнулась Мэнди.
– Заткнись.
И тут подошел мистер Берд, наш физрук.
– Так, ребята! Все по местам, – скомандовал он.
Я уселась одна. Джулия сидела по соседству, через проход.
– Этот Филип просто придурок, – сказала она, поставив сумку на колени. – Он тебе завидует, потому что не умеет плавать.
Я попыталась улыбнуться.
– Спасибо, Джу…
– Подвинься-ка, Джули. – Рядом с ней плюхнулась Мэнди Раштон и, осклабясь, поглядела на меня. – Или ты хотела сидеть рядом с девочкой-рыбой?
Джулия покраснела, а я отвернулась к окну. Автобус запрыгал по брусчатке. Слова Мэнди не шли у меня из головы, засели там как гвоздь. Девочка-рыба? Что она имела в виду?
Автобус въехал на стоянку.
– Ты идешь, Эми? – спросила Джулия, в то время как Мэнди вскочила и принялась проталкиваться вперед.
– Да-да, сейчас, – ответила я, делая вид, что зашнуровываю кроссовки.
Может быть, спрятаться под сиденьем, а когда все вернутся с урока, соврать, что упала в обморок или что-то в этом роде?
За окном вдруг загомонили, потом на время все стихло, затем раздался громкий стон, и гомон возобновился.
– Но, сэр, это несправедливо! – услышала я голос Филипа и осторожно выглянула в окно.
Инструктор Боб разговаривал с мистером Бердом, а класс толпился вокруг. Некоторые уже поставили сумки на землю. В следующую секунду я почувствовала, что в автобус кто-то зашел, и испуганно скорчилась на сиденье, затаив дыхание. Шаги неумолимо приближались.
– Ты все еще со шнурками возишься? – услышала я голос Джулии.
– А? – Я подняла голову.
– Чем ты тут занимаешься?
– Ничем, просто…
– Ладно, неважно. – Она уселась на сиденье. – Бассейн отменяется.
– Почему?
– Местный совет намечает увольнения, и персонал объявил забастовку. Они просто забыли сообщить в школу.
– Шутишь?
– А что, похоже?
Я посмотрела ей в лицо. Джулия действительно выглядела расстроенной. Я опустила глаза и покачала головой.
– Боже, это так несправедливо, правда? – проговорила я, стараясь не лыбиться во весь рот. – Интересно, что мы теперь будем делать?
– Именно об этом мистер Берд сейчас беседует с Бобом. Кажется, нас собираются повезти на экскурсию.
– Фу, скучища! – Я сложила руки на груди, надеясь, что выгляжу такой же огорченной, как Джулия.
Наконец автобус тронулся. Мистер Берд радостно объявил, что мы едем в Мейсфинский лес. Мэнди, сидевшая у прохода, подозрительно смотрела на меня. Я же еле сдерживалась, чтобы не вскочить и не заорать во все горло «Ура!».
Я легла рано, чтобы поспать хотя бы несколько часов перед встречей с Шоной. Путь к камням отыскался довольно легко, на сей раз я приплыла туда первой. Вскоре послышался знакомый плеск хвоста, рассыпающего радужные брызги.
– Привет! – Я помахала рукой, когда Шона вынырнула на поверхность.
– Приветик! – Она помахала в ответ. – Поплыли?
– Куда?
– Увидишь. – Шона опять нырнула, махнув хвостом и плеснув мне в лицо водой.
Мы плыли лет сто, не меньше. Шелковистая, гладкая вода напоминала тягучий, расплавленный шоколад из рекламы. Мне казалось, что я вот-вот растворюсь в ней.
Шона, легко рассекая волны, плыла впереди. Иногда оглядывалась, проверяя, не отстала ли я, и махала рукой вправо или влево. Я послушно смотрела туда и видела либо косяк крошечных рыбок, плывущих так, будто они выступали на соревнованиях по гимнастике, либо удивительные желтые водоросли, тянущиеся вверх, точно подсолнухи. Какое-то время рядом с нами держалась шеренга серых, в тонкую полоску рыб, быстрых и расчетливых, напоминающих бизнесменов в строгих костюмах.
Только когда мы наконец остановились и всплыли глотнуть воздуха, я сообразила, что все это время находилась под водой.
– Как это у меня получилось? – удивилась я, переводя дыхание.
– Что именно? – непонимающе спросила Шона.
– Мы, должно быть, проплыли целую милю, – сказала я, оглядываясь на крошечный островок вдалеке.
– Милю с четвертью, – уточнила Шона извиняющимся тоном. – Папа на прошлый день рождения подарил мне плескометр.
– Что-что подарил?
– Ой, прости, я все время забываю, что ты совсем недавно стала русалкой. Плескометр показывает, сколько ты проплыла. Вчера я как раз измерила расстояние до Радужных камней.
– Каких камней?
– Радужных. Где мы с тобой встретились.
– А, да. – Внезапно я осознала, что находилась не в своей стихии: во всех смыслах этого слова.
– Честно говоря, я опасалась, что ты не осилишь, но мне очень хотелось тебя сюда привести.
Я огляделась. Море как море, ничего особенного.
– Зачем? И ты не ответила на мой вопрос. Как мы сумели так долго продержаться под водой?
– Мы же русалки, – просто сказала Шона, пожав плечами. – Поплыли, хочу кое-что тебе показать.
С этими словами она свечкой ушла в глубину, а я последовала за ней.
Чем глубже мы погружались, тем холоднее становилась вода. В темноте блеснула рыбья чешуя. Мимо проплыла огромная серая, в черную крапинку рыбина с презрительно приоткрытым ртом. Танцевали, словно прыгая на батуте, розовые медузы.
– Смотри! – Шона указала налево.
Оттуда, словно сонное торнадо, приближался, вращаясь, огромный косяк юрких черных рыбок.
Мы опустились глубже, и меня прошиб озноб. Шона схватила меня за руку и показала вниз. Там находилось нечто, напоминающее безразмерный ковер из морских водорослей!
– Что это? – пробулькала я.
– Сейчас увидишь.
Шона потащила меня еще глубже. Вокруг заскользили водоросли, они липли к телу, обвивали хвост. Что затеяла Шона? Куда она меня ведет?
Я уже собиралась сказать, что с меня довольно, как вдруг водоросли расступились, будто мы наконец-то продрались сквозь густую чащу и попали на поляну. В центре подводного леса находилась песчаная прогалина.
– Ну и где мы? – спросила я.
– А сама как думаешь?
Я огляделась. На песке лежала широкая металлическая труба, рядом на водорослях было развешено несколько метров рыбачьих сетей, а поодаль на ржавых пружинах покачивались два древних велосипеда.
– Понятия не имею, – призналась я.
– Это же наша игровая площадка! Вообще-то, плавать сюда запрещено, но все равно все приплывают.
– Почему запрещено?
– Нельзя заплывать так далеко от дома, это опасно. Тебя могут заметить. – Шона исчезла в трубе. – Догоняй! – донесся изнутри ее голос, странным эхом разнесшийся по поляне.
Я последовала за ней, скользнув внутрь холодного металла. К тому времени, когда я выплыла из другого конца трубы, Шона уже растянулась на сети, как в гамаке. Я присоединилась к ней.
– Нравится? – спросила она, когда мы спустились вниз.
– Ага, клево.
– Клево? – недоуменно нахмурилась Шона.
– Ну, классно, прикольно…
– А-а-а! Ты хотела сказать «прибойно»?
– Вроде того. – Я еще раз оглянулась вокруг. – Откуда здесь взялись все эти вещи?
– Что-то само падает в море, что-то выбрасывают люди. Мы подбираем и приспосабливаем для себя. – Шона боком устроилась на велосипедном сиденье и принялась раскачиваться взад-вперед. – Приятно, когда есть с кем поиграть.
Я присела на другой велосипед, обвив раму хвостом.
– Ты о чем? О друзьях?
– У меня, вообще-то, есть друзья. А вот лучшей подруги нет. Все, похоже, считают меня зубрилой, неспособной стать кому-то лучшей подругой.
– Но ты ведь действительно много занимаешься. Даже плаваешь по ночам на остров, чтобы подготовиться к контрольной.
– Так и есть. Значит, ты тоже находишь меня скучной?
– Что ты! Я считаю, ты… ты просто прибойная!
Шона смущенно улыбнулась.
– Почему здесь никого нет? – поинтересовалась я. – Даже немножечко страшно.
– Эх ты, чаячьи мозги! Ночь же глубокая!
– А, ну да, правильно. – Я держалась за руль и раскачивалась, как на качелях. – Хотелось бы мне повидать других русалок, – сказала я задумчиво.
– И в чем проблема? Приплывай к нам в школу.
– Ночью? Не хочешь же ты сказать, что у вас есть ночная продленка?
– Днем приплывай. В субботу.
– В субботу?
– В субботу утром у нас есть уроки. Почему бы тебе не приплыть на этой неделе? Я всем скажу, что ты моя двоюродная сестра. Вот это будет поклевка!
– Поклевка?
– Хотела сказать «клево». Извини, перепутала.
Я задумалась. Джулия тоже пригласила меня в гости как раз в эту субботу. Можно было наврать маме, что иду к Джулии, а Джулии – что мама не отпустила. Но ведь у нас с ней только-только начала завязываться дружба. В следующий раз Джулия может и не позвать. И с кем я тогда останусь? А как же Шона? И, потом, она – русалка и хочет отвести меня в настоящую русалочью школу! Разве можно упустить такой шанс?
– Договорились, – сказала я. – Так и сделаем.
– Великолепно! А родители тебе позволят?
– Смеешься? Никто там не знает, что я – русалка.
– Никто, кроме папы и мамы, да? Ведь если ты – русалка, значит, они тоже…
– У меня нет отца.
– Ой, извини.
– Да все нормально. Считай, его и не было. Он бросил нас сразу после моего рождения.
– Акулья печенка! Это ужасно!
– А, чихать я на него хотела. Он даже не объяснился, просто однажды исчез и все. Мама до сих пор не оправилась от удара.
Шона молчала, напряженно глядя на меня.
– Ты чего?
– Говоришь, отец покинул вас, когда ты была маленькой?
– Да.
– И ты не знаешь, почему?
Я помотала головой.
– И куда он делся, тоже не знаешь?
– Нет. Не знаю и знать не хочу, после того, как он с нами поступил.
– А вдруг с ним что-нибудь случилось?
– Например?
– Например… Например, его похитили. Или он не смог вернуться. Или…
– Или он просто смылся. Скатертью дорожка.
– Но что если он…
– Шона! Я не хочу о нем говорить. У меня нет отца, ясно? И хватит об этом.
На поляну выплыл косяк длинных белых рыб и исчез в водорослях, чьи ленты мягко сомкнулись за их хвостами.
– Прости, – сказала Шона. – Так ты будешь в субботу?
– Если тебе еще этого хочется, – повернулась я к ней.
– А то! – Она соскользнула с велосипеда. – Поплыли, нам пора назад.
Мы возвращались к Радужным камням, от вопросов Шоны я совсем загрустила. Потому что сама задавала их множество раз. Почему мой отец ушел? Неужели он меня не любил? Не хотел, чтобы я рождалась? Вдруг это из-за меня он бросил маму?
Увижу ли я его когда-нибудь?
Глава 5
Помахав маме на прощание, я зашагала по пирсу.
– Пока, солнышко! Желаю хорошо провести время! – крикнула она мне вслед.
– Пока, мам! – весело ответила я, думая при этом: «Ну же! Иди на лодку!».
Я шла, нескладно переставляя ноги и поминутно оглядываясь. Мама продолжала улыбаться и махать мне всякий раз, когда наши глаза встречались.
Наконец она спустилась с палубы, закрыв за собой дверь. Дойдя до конца пирса, я в последний раз обернулась, просто чтобы удостовериться, что мама там уже не стоит, и, не сворачивая к набережной, спрыгнула на берег, пробежала несколько шагов и шмыгнула под пирс. Торопливо стянула джинсы и туфли, спрятала их под камень. Купальник я надела заранее.