– Нет здесь никого, – произнёс разочарованно мужчина, который с кочергой. – Все на месте. Окна закрыты.
– Кто же тогда грохотал? – не унималась женщина. – Проверь-ка в библиотеке.
Я почувствовал, как девушка ещё сильнее вжалась в меня. Её тело мелко дрожало, под тонким шёлковым пеньюаром. Я очень осторожно обнял узкий стан, почувствовав маленький упругий животик. Её коса выпросталась из-под чепца, и пушистая кисточка упала на мой локоть.
– Не ходите туда, ради бога, – взмолился первый мужчина. – Там барин отдыхает.
– Какой барин? – удивилась женщина. – Сдурел что ли?
– Говорю вам, буквально полчаса назад приехал Пётр Алексеевич с товарищем.
– Чего же ты раньше молчал? – перешла на яростный шёпот женщина. – Пошли, пошли вон отсюда.
Хлопнула дверь, щёлкнул ключ, вращаясь в замке.
Я стоял, затаив дыхание, но не от страха, а от неудобного положения. Весь взмок от мысли, что совершаю что-то противозаконное, грешное. Держу в объятиях хрупкую, горячую, трепещущую девушку, незнакомую, вовсе не принадлежащую мне. Но и она тоже стояла тихо и не шевелилась.
Вдруг девушка напряглась, больно ущипнула меня за руку и выскользнула из объятий:
– Вы как посмели ко мне прикасаться? – гневно взвизгнула она.
– Простите. Но вы же сами меня сюда запихнули, – попытался оправдываться я, вылезая из укрытия.
– Ах, я ещё виновата? – негодовала девушка. – Это все из-за вас!
– Из-за меня?
– Конечно! Зачем вы крались ко мне? Чтобы напугать?
– У меня и в мыслях такого не было. Я зашёл в библиотеку, чтобы взять книгу почитать перед сном.
– Я вам не верю!
– Знаете что, прекратите во всем меня обвинять, – надоело спорить с ней. – Вы-то сами что тут делаете, когда вам положено спать?
– Не ваше дело!
– Вы – воровка?
– Что-о-о? – девушка чуть не задохнулась от гнева. – Да как вы смете так обо мне думать?
– Ну, так объясните. Ходите ночью по дому…. С ножом на меня кинулись…. Пойду ка я позову слугу.
– Хорошо, – сдалась девушка. – Я все объясню, но прежде вы должны мне помочь.
– Каким образом?
– Пойдёмте.
Мы вновь прошли в буфетную. Девушка чиркнула кресалом, зажгла свечу.
– Вот там, – она указала на буфет, – сверху лежит ключ. Мне его никак не достать. Не могли бы вы это сделать.
Я приставил стул, взобрался на него, поднял руку и нащупал среди пыли и мышиных катышков небольшой ключик. Передал его девушки. Она отпёрла им замок и отворила дубовые дверцы буфета. Лицо её просияло от счастья.
– Что вы хотите делать? – возмутился я, слезая со стула.
– Есть, – просто ответила девушка, сглотнув слюну.
– Но кто вам позволил отпирать буфет без спросу?
– Ну что вы, прямо, как моя воспитательница, – недовольно надула губка девушка и принялась накладывать в глубокую тарелку всевозможные сладости. – Чуть изюма…. Понимаете, я воспитываюсь в институте благородных девиц…. О, это засахаренные груши – обожаю…. Нам сладости дают только по субботам…. Надо же – цукаты…. И то, только одно печёное яблоко с ложечкой мёда…. А это что?
Сушёные абрикосы…
– Постойте, а если обнаружат пропажу?
– Ну не вас же будут ругать, – меня, – фыркнула она.
– Но я, выходит, соучастник преступления.
– До чего же вы нудный, – фыркнула она. – Лучше помогите мне. Достаньте вон ту бутылочку с крюшоном. Да не дуйтесь вы. Никто не заметит. Я взяла всего чуть-чуть. Вот, пожалуй, ещё орехов захвачу.
Она уверенно направилась в библиотеку: в одной руке тарелка с награбленным, другой захватив подсвечник. Я вынужден был последовать за ней с пузатой бутылкой крюшона.
Девушка поставила добычу на круглый столик, сама присела на маленький диванчик, предложила мне сесть на против. Откуда-то нашла два тонких стакана для воды.
– И так, вас зовут Семён Иванович? – вспомнила она.
– Добров, из Новгородской губернии, – кивнул я, разливая пузырящийся крюшон по стаканам.
– Софья Петровна фон Пален, – представилась девушка. – Можете не вставать и ручку мне не целовать – не те декорации. И вообще: до чего же неприлично у нас получилось первое свидание. Вы, пожалуйста, никому не рассказывайте.
Я повнимательнее взглянул в её лицо, и вдруг поразился, до чего же она красивая. А может мне показалось? Да нет же: какой чистый лоб. Темные кудряшки выбились из-под чепчика. А какие тонкие брови. Глаза большие, тёмные, но ещё смотрят наивно, по-детски. Щеки розовые, но скулы уже начали выделяться, как у взрослой девушки.
– Да что вы на меня так уставились? – вдруг спросила она.
– Простите, – я опустил взгляд, но тут же наткнулся на её стройные тонкие ножки, едва прикрытые пеньюаром.
– Не молчите. Расскажите о себе, – потребовала Софья Петровна. – И угощайтесь. Мне все это не съесть.
– Зачем же вы столько набрали?
– Всегда хочется попробовать всего, а когда начинаешь – и половину не осилишь.
Мы сидели не меньше часа и уплетали сладости, запивая их крюшоном. Уже вторая свеча растаяла. Я рассказывал о своём нелёгком детстве, о том, как умер отец, как трудно управлять хозяйством и как решился отправиться в Петербург. В конце рассказал, о знакомстве с фон Паленым в Гатчинском замке.
– Как же интересно! – восклицала Софья.
– Помилуйте, что же в этом интересного? – удивлялся я.
– Вы столько видели, даже в Гатчинском замке побывали. С самим наследником разговаривали. А я, вот, кроме сверстниц-воспитанниц, классной комнаты, да церкви – ничего не вижу. Отпускают только на праздник. Да с моей тётушкой какие веселья? Гости – чопорные старцы, да нудные церковные службы. Вот, когда папенька меня на рождественские праздники увозит – вот это – здорово!
И тут мы начали наперебой вспоминать, как хорошо на рождественских праздниках. Катание в санях. Ряженные. Ёлка. Ночная служба в церквях, а потом гуляния…
– Ой! – вдруг спохватилась Софья Петровна. – Уж скоро прислуга проснётся. Простите, я вас совсем заболтала. Вы же устали, наверное.
– Нет, ни сколько, – уверял я её.
Мне так не хотелось отпускать эту чудную ночь. Побыть ещё чуть-чуть наедине с этой удивительной девушкой, да что там – хоть всю жизнь. Я не припомнил, чтобы когда-нибудь мне попадалась такая весёлая, интересная собеседница, с которой вот так, просто можно проболтать столько времени. Видишь её впервые, а такое впечатление, будто давно знаком. Да если честно признаться, я и с девушками почти не встречался. Ну, если только с веснушчатыми кузинами, скучными и некрасивыми.
Напольные часы, видом своим похожие на крепостную башню, ударили пять раз, напоминая, что сказка заканчивается. Мы быстро прибрали остатки ночного пира. Софья, взяла свечу, которая уменьшилась до жалкого огарка, подошла к двери, ведущей на лестницу. Но дверь оказалась заперта.
– О, боже! – в ужасе воскликнула она. – Как же я теперь попаду в свою спальню?
Я подошел к двери, дёрнул ручку – бесполезно. Да, история складывалась к скандалу.
– Все из-за вас! – с упрёком сказала Софья. – Придётся ночевать у вас в гостиной.
– Постойте! Это невозможно! – замотал я головой. Что она ещё удумала? – Коли нас застанут утром…. Как тогда оправдаться?
– Придумайте. Вы же кавалер, – безразлично пожала плечами девушка. – Я заночую в кровати, а вы ложитесь на полу.
Вот такого оборота я ожидал меньше всего. Лихорадочно придумывал какой-нибудь выход.
– Я бы не против…. Но воротится Пётр Алексеевич и что подумает?
– Подумает, что вы погубили его дочь, и тогда он вызовет вас на дуэль, и убьёт, – так обычно бывает. А я буду горько рыдать, оплакивая вас и, в конце концов, уйду в монастырь…
– Полно вам шутить! – начал сердиться я, подумав: уж не сумасшедшая ли она.
Девушка звонко рассмеялась.
– Однако, как вас легко напугать. Не беспокойтесь. Я пройду через верхний этаж. Там сейчас темно, жутко…. Но я ничего не боюсь.
– Позвольте вас проводить, – пробормотал я, пытаясь загладить вину за свой конфуз.
– Не стоит. Вот ещё, – фыркнула Софья. – Спокойной ночи.
Она скользнула в боковую дверь. Огонёк свечи поднимался вверх вместе с шуршащими лёгкими шажками. Исчез за поворотом лестницы.
– Спокойной ночи! – послышался настойчивый шёпот сверху.
Я вновь стащил с ног надоевшие сапоги. С удовольствием растянулся на скрипучем диване. Живот бурлил, как французская революция, после столь странного ужина. Но сон вновь никак не шёл. Как все странно и волшебно, думал я. Какие-то удивительные приключения. Столько сразу навалилось. Вот, жил себе в глуши четырнадцать лет, размеренно, спокойно…. А тут, словно в бурю попал: Гатчина, сам великий князь назначил на высокую должность. С чего? Меня, мальчишку – и сразу командиром батареи. Без образования, без опыта…. Скажи кому из своих – не поверят, на смех поднимут…. А это чудная девушка. Вот свела же судьба этой ночью, в этом доме....
Я никак не мог забыть её милое личико не то девушки, не то ещё девочки. А как она грациозно двумя пальчиками брала засахаренные груши…. А после: зубками острыми – клац – и откусывала, как хищница. Все в ней было противоречиво: мягкий голос и порывистая речь; плавные движения и стремительный шаг; наивные слова и злые шутки. А как прижимал её к себе в тёмном углу за шкафом.... Нет, об этом нехорошо думать! Но все же, она такая тёплая и мягкая. Так же в детстве кот Рыжик, будучи котёнком, залезал ночью в постель, прижимался к боку, мягкий, тёплый…. Нет, Софья же не котёнок, она – девушка, благородная девушка… девочка… девушка…. Все равно, не хорошо об этом вспоминать.
Дверной молоток с лязгом стукнул несколько раз. Раздался снизу недовольный голос слуги, скрежет засова. Человек уверенно поднимался по лестнице, звякая шпорами. Фон Пален вошёл в гостиную, принеся на плаще холод и свежесть поздней осени.
– Спит? – спросил у слуги, кивнув в мою сторону.
– Спит, недоросль. Умаялся, – ответил слуга.
– Ну и я хоть часок вздремну.
Он стащил ботфорты, скинул камзол и плюхнулся в кровать. Лишь только из его горла вылетел первый храп, как тут же вновь настойчиво загрохотал дверной молоток.
– Кто же там дверь ломает? – пробурчал слуга. – Уж утро! Господа приехали поздно. Им выспаться надо!
– Отпирай быстрее, дурак! – послышался гневный окрик Никиты Панина. – Иначе я вышибу эту чёртову дверь, да с тебя шкуру сдеру!
Лестницу сотрясли тяжёлые быстрые шаги.
– Пален! Пален! Ну что вы, ей богу, дрыхните?
Панин снял шляпу и стряхнул с неё мокрый снег прямо на ковёр.
– Вы врываетесь, как Ясон в пещеру Минотавра, – ещё не до конца очнувшись, пробормотал фон Пален. – Что случилось? Вы проигрались в карты, и вам нужны деньги?
– Какой бред вы несёте, Пётр Алексеевич. Какой проигрыш? Тут такое дело, а вы про какие-то деньги, – обиделся Панин, нервно меряя широкими шагами гостиную.
– Ну, хорошо, хорошо…. – Фон Пален еле-еле приподнялся, сонно щурясь. – Что-то серьёзное?
– А стал бы я вас в шесть утра по пустякам тревожить?
– Так говорите. Я полон внимания, – начал сердиться фон Пален.
– Я всю ночь провёл в Зимнем дворце со знакомыми офицерами. Мы выпивали, играли в карты…
– Ну вот, – протянул разочарованно фон Пален, пытаясь опять приникнуть к подушке. Глаза его закрывались.
– Да слушайте же!
– Слушаю, слушаю… – пробормотал фон Пален покорно.
– Прибежал офицер, что стоял в карауле у покоев императрицы и рассказал…
Фон Пален вскочил с постели, схватил сюртук и ловко, одним движением сунул руки в рукава.
– Семён, – крикнул он. – Поднимайтесь, живо! – Вновь обернулся к Панину. – Что с императрицей?
– Удар.
– Что говорят лекари?
– Какие лекари? Там такая суматоха поднялась! Камердинер, Захар Зотов носится, орёт на всех, как ужаленный, требует рвотного порошку…. Я только видел, как её несут слуги, вшестером. На постель поднять не смогли, императрица – дама крупная, постелили матрац какой-то малиновый, да так на полу и оставили. Я – сразу к вам. Вспомнил, как вы мне толковали о пророчестве этого монаха, как бишь его? Авеля!
– Правильно и сделали. – Фон Пален натянул ботфорты. – Семён, ну что вы там возитесь?
– Так что будем делать? – растеряно спросил Панин.
– Мы с вами – в гвардейские казармы. У вас есть надёжные друзья из офицеров?
– Есть, конечно.
– Вот и отлично. Вы верхом или в карете?
– Верхом.
– Семён, дорогу помнишь в Гатчину? Бери коня, скачи немедля, да не жалей.
– Конь дорогой, дядин, – промямлил виновато Панин.
– Какого чёрта, Никита Петрович! – возмутился фон Пален. – Судьба России решается, а вы коня жалеете. Скачите, Семён! Постойте! Возьми мой плащ, иначе закоченеешь по дороге.
Он протянул мне суконный плащ, подбитый заячьим мехом.
– И все же, мы на чью сторону встанем? – очень серьёзно спросил Панин.
– На ту, на которую меньше всех ставят, – ответил так же серьёзно фон Пален. – Участвовали когда-нибудь в осаде?
– Бывало, – кивнул Панин, не понимая, к чему клонит губернатор Курляндии.
– Знаете, как по штурмовой лестнице взбираться? Можешь орден получить, а могут и вниз скинуть. Так, что, вы со мной? – глядя в упор, спросил у него фон Пален. Лицо его сделалось деревянной маской.
– Уж если решил, так с вами, – смело ответил Панин. – К славе, так к славе, на эшафот, так на эшафот.
Смерть Императрицы
Холодный ветер кидал в лицо мокрый снег. Я кутался в плащ, оставляя лишь щель для глаз. Шнурки, держащие шляпу, натёрли подбородок. Сильный, высокий конь Панина шёл быстро, уверенно. Пена летела из ноздрей вместе с клубами пара. Ноги от напряжения сначала болели, но вскоре я их уже не чувствовал, как и не чувствовал рук, сжимавших узду.
Верста за верстой пролетали поля, леса, деревеньки с церквями и погостами. Впереди показалась полосатая будка со шлагбаумом. Часовой выскочил из будки. Но я понудил коня взвиться в воздух и перемахнуть через преграду. Вслед услышал оклики, предупредительный выстрел. Подскакав к подъезду замка, увидел Кутайсова на крыльце. Тот выгуливал свою пушистую собачонку.
– Где Его Высочество? – еле выдавил я из себя, казалось, вместе с лёгкими. – Срочное донесение.
– Добров, у вас вид, как у всадника апокалипсиса, – неуместно пошутил брадобрей.
Собачонка визгливо залаяла, прячась у Кутайсова в ногах.
– Возможно, вы недалёки от истины. Дело очень важное.
– Ого! – по-дурацки подпрыгнул он, выделывая ножками изящные движения. – Его Величество в Мельнице, обедает с друзьями. А что за дело?
Но я уже повернул упиравшегося коня, воткнул шпоры в бока. Бедное животное тяжело двинулось вперёд, храпя и задыхаясь.
Мельница – небольшое поселение, находившееся в пяти верстах от замка. Павел и его супруга, Мария Фёдоровна только что вышли из харчевни в окружении вельмож и офицеров. Подкатила карета наследника. Павел Петрович хотел было подняться в карету вслед за супругой, но заметил всадника, погонявшего взмыленного коня и остановился. Ветер стих. Выглянуло солнце. Я услышал, как Павел Петрович тревожно воскликнул:
– Кто это? – И замер, будто предчувствую что-то недоброе.
– Так это же Добров! – узнал меня Аракчеев и быстро зашагал навстречу. Издалека крикнув: – Добров, вы зачем коня загнали. Он же издохнет сейчас.
Я подъехал к Аракчееву, наклонился и передал ему все, что велел фон Пален. Аракчеев тут же побледнел и бросился обратно к наследнику.
– В чем дело? – отшатнулся от него Павел.
– Императрица! – промычал Аракчеев.
– Что? – не понял Павел.
– При смерти.
Павел Петрович уставился на него, как будто впервые видел этого человека. Потом, как-то моментально собрался, выпрямился и громко сказал:
– Что ж! Я готов к любой ситуации. Скорее в замок. Мне нужно пятнадцать минут на сборы.
Он запрыгнул в карету, крикнув кучеру:
– Гони!
Следом поспешили коляски и кареты с придворными.
– Давайте с нами, – предложил мне Аракчеев. Он сидел с тремя офицерами в открытой четырёхместной коляске.
– А как же конь? – не решался я. – Я не могу его бросить.
– Загнали вы его. Оставьте. Коль не подохнет, сам к конюшням придёт.
Животное громко, резко всхрапнуло, содрогаясь всем телом, и повалилось набок. Я еле успел высвободить ноги из стремян. Совершив кувырок через голову, без сил растянулся на земле. Офицеры меня подняли, отряхнули прилипшую сухую траву.