Земля взаймы
Виктор Балдоржиев
© Виктор Балдоржиев, 2018
ISBN 978-5-4493-0229-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Никто не хочет умирать?
Серенгети, Сибирь, Сиэтл – три очень значимых слова для умного человека, которые говорят о заповедниках, богатствах планеты и душевной боли за Жизнь на Земле. Эти слова явились передо мной естественно, в процессе работы над текстами об экологии, природе, родном крае. Заповедником должна быть вся Земля. Но – Байкал губят, тайгу жгут, озёра и реки исчезают, степь превращается в пустыню. Горы свалок растут не только в мегаполисах, но и в даурской степи. Никто не хочет умирать?
Неужели? Но реальность говорит об обратном: человек только и занимается тем, что убивает себя и планету. Слова и форумы, декларации и заявления о спасении жизни на Земле даже на всепланетном уровне бесполезны, а порой кощунственны на фоне бездуховности и безнравственности правителей стран, надменных ничтожеств, губящих человека и его единственную пока обитель во Вселенной. Об этом мои мысли, наблюдения, наброски.
Это книга вопросов, на которые автор не даёт ответов.
Наследуя Землю, мы берём её в долг у наших потомков.
Земля нам даётся взаймы. Но кто говорит это потомству?
Осталось немного, братья и сёстры…
Речь вождя Сиэтла, обращённую к президенту Америки, но более всего – к белому человеку, от деятельности которого зависит жизнь на планете, умы человечества должны были взять за основу всего экологического движения за жизнь на Земле сразу же после того, как речь прозвучала. Но белый человек всегда считал, что он выше остальных. Утешает, что Сиэтл – единственный пока город на планете, названный именем вождя уничтоженных белым человеком аборигенов. Вариантов его речи сегодня довольно много, и теперь любая публикация высказываний вождя Сиэтла никогда не даст 100 процентной уникальности текста. Но это не важно, а важно то, что суть речи всё ещё не доходит до большинства.
По этой речи надо писать музыку, кантату, симфонию, реквием, пьесы, оперы, создавать скульптуры и потрясающие воображение панорамы. Никакой другой призыв к решению экологической проблемы не будет иметь такого значения, как эта речь, обращённая к белой расе в 1854 году.
Теперь человек должен переложить речь так, как он его чувствует.
Мой пересказ – мои чувства, мой вклад в движение за Жизнь.
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
– Белый человек, пришедший на наши и другие земли в погоне за своим благополучием и сытостью, хочет отобрать у нас не только землю, но и любовь к Земле. Он не хочет понять, как это много. Он заявляет, что оставит для нас места, где мы могли бы жить хорошо. А ещё он не устаёт говорить, что мы станем братья и сёстрами, а он – даже отцом всех, остальные будут его детьми. Но нам известно, что это совсем не так. Ведь всегда было не так.
Белый человек не знает, что Земля – это Мать, и она живая.
Разве можно продать или отобрать цвет травы, неба, тепла, исходящих от Матери-Земли? Нам трудно понять такие стремления. Мы ведь не управляем цветом неба, ветрами, дыханием земли и течением воды. Как это можно отобрать или купить у нас? Это то же самое, что попытаться купить мысль во взгляде человека. Его тоску или радость, нежность или любовь?
Человек белой расы ничего не смог узнать и почувствовать за свою историю! Он только овладевал и владел, снова овладевал и владел. Ел и наслаждался. Этого ничтожно мало для того, чтобы понять, что Земля – это Мать, и она живая.
Белый человек не хочет принимать мысли других, считая себя выше всех. Он не отличает один уголок земли от других, он не видит жизнь и красоту в разнообразии, он существо, которое появляется внезапно и берёт все, что ему требуется или чего он пожелает. Так поступает вор, который хочет, чтобы его считали честным. Придёт время, и однажды он захочет съесть и нас. Ведь Земля ему не мать, но он идёт по ней и насилует её вместе с детьми. Он не хочет знать о могилах своих предков и долгах перед потомками. Он только болтает об этом, чтобы обмануть честных людей. Но и все его мысли украдены у людей, которых он пытается уничтожить.
Каждый наследует землю в долг у тех, кто придёт после него.
Белый человек думает, что может купить Мать-Землю и Отца-Небо, как животное или вещь. Он пожирает мать и оставляет на своем пути пустыни. Я знаю, что он украдёт мысли и из моей речи…
Нам трудно это понять. Мы думаем совсем иначе, чем белый человек. Города его – это смерть для человечества. Там не может быть тишины. Там нельзя послушать шелест крыльев насекомых, распускание почек, блеяние ягнёнка, зовущего мать.
Шум и суета неживых вещей оскорбляют слух.
Какая же это жизнь, если нельзя услышать клики птиц в небе, увидеть бег антилоп по траве, контуры изюбрей в тайге? Мы всё ещё читаем полёт ветра над озёрами, реками и травами, того ветра, который несёт запахи еды на родных очагах. Мы всё еще читаем омытую дождём степь и пропитанную ароматом смолы тайгу. И мы всё еще не рвём цветы, мы говорим с ними и касаемся их головок.
Мы не всё еще потеряли в себе…
Но белому человеку уже не отличает воздух, которым он дышит от воздуха пожарищ и зловоний, как умирающий много дней бомж, обитающий посреди своих вонючих строений, из которых его выгнали такие же белые люди.
Что может случиться с одним человеком, может случиться и со всем живым миром. Всё во Вселенной имеет связь, мы связаны друг с другом невидимой паутиной, которую не разорвать.
Мы видели громадные территории уничтоженной вместе с живыми обитатели земли. Это сделано белым человеком. Наивный, он думает, что сможет разорвать паутину и, убив всех, сам останется жить вместе со своими недоразвитыми потомками..
Всех в мире объединяет одна кровь. Белому человеку кажется, что у него другая кровь, он не хочет знать о том, что мы одинаковы. Он умрёт от этого незнания и погубит всех остальных. Ведь чтобы ни случилось с Матерью-Землёй, это случится и со всеми её детьми.
Тот, кто плюёт на подобных себе, плюёт на самого себя.
Никому не освободиться от общей судьбы. Почему же белому человеку не хочется стать братом остальным? Ведь у всех нас один, никому неизвестный, Бог. Но белый человек считает, что он сам Бог или уже овладел этим Богом. Вы думаете, что это его беда?
Гордость одного, это беда всех!
Однажды белый человек задохнётся в своих же отбросах, а вместе с ним будут умирать в муках все остальные? Но он исчезнет первым.
Осталось немного. Сможем ли мы когда-нибудь стать братьями и сёстрами и спасти нашу Мать-Землю, а значит и всех нас? Долго ли мир будем слушать губительную болтовню белого человека, его правителей, безрезультатные состязания белых людей в уме, могуществе и красноречии? Мир уже задыхается!
Осталось немного…
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
Речь вождя Сиэтла, сказанную им на своём языке, записал доктор Генри Смит, белый человек, сохранивший послание краснокожего человека. Он знал язык индейцев и после перевода заявил, что английский язык его времени пока не может показать всю образность, красоту и эмоциональность речи вождя Сиэтла.
Возможно ли донести суть речи вождя Сиэтла до большинства сегодня?
СИЛАЧИ
Даурская степь в год 300-летия дома Романовых.
1. ЦАРСТВО ЗВЕРЕЙ И ПТИЦ
У самой границы зеленой и голубой Халха Монголии – торейские озера. Вокруг – океанская даль степи, ветры волнуют и гонят волны густых шелковистых разнотравий. Зун Торей – лазурное зеркало в этом зеленом океане. Барун Торей тянется, изгибаясь меж сопок, белой и голубой полосой на много верст. Воды озер сливаются с горизонтом, все переливается и радужно играет – небо, вода, облака!
Царство зверей и птиц…
Благоуханна торейская степь – солоноватая земля, ароматные и душистые травы и цветы до колена лошади, седой и терпкий ковыль. Под сводами высокого неба парят коршуны и орлы. Скользят, выныривая, по густой зеленой траве золотые лисицы, рыжеватые корсаки. Стремительно несутся тысячные стада дзеренов, играют и греются под солнцем у нор волчата, свистят на буграх любопытные сурки-тарбаганы. Повсюду пасутся важные и жирные дрофы, задумались в болотистых низинах цапли, летят над прохладной гладью воды гуси, лебеди, утки всех мастей и пород. Танцуют в высокой траве, поднимаются в полет и кружат, плавно распластав крылья, табуны журавлей. Непрестанно заливаются невидимые жаворонки.
В царстве зверей и птиц живут сильные люди.
Белеют и чернеют по берегам озер юрты, пасутся на просторах табуны, стада и отары. Хорошо жить, никто не мешает. Бурхан1 дал солнце, небо, землю, дожди. Растет трава. Плодятся и жиреют овцы и скот. Довольны и сыты люди. Сила есть. Сильный человек – это добрый человек!
Пощипывают траву стреноженные вороной и гнедой. Подложив под головы седла с высокими красными луками, лежат и беседуют двое в синем и зеленом халатах-тэрликах…
2. МАРХАЙ, ХАРМАЙ И ДРУГИЕ…
– Мархай, кто живет лучше всех? – спрашивает Хармай, хотя знает, кто живет лучше всех.
Мархай выпаливает сразу:
– У кого пять видов скота есть, они плодятся, размножаются, одевают и кормят человека. Все об этом знают.2
– А железо не плодится?
– Ты дурак, Хармай! Разве может железо родить теленка или ягненка? Не бывает железного хошхонока3 или железных буз!4
– А земля плодится?
– Земля все родит…
Увальням по восемнадцать лет. Налитые мясом и жиром, гладкие и круглые, хоть катай их по степи, они пасут отары своих отцов. Все у них круглое и жирное. Оба круглоголовые, круглобрюхие, у них мясистые щеки, оттопыренные круглые уши. И ноги, и руки у ребят колесом. Мархай пучеглазый, в синем халате и русских сапогах, а Хармай узкоглазый, в зеленом халате и монгольских гутулах с загнутыми носками. Мархай наивный, а Хармай хитрый. В остальном они похожи.
Мархай осиливает тридцать буз, и Хармай не отстает. Есть у людей сила! Отара отца Мархая заполняет при подсчете половину котловины у горы Шахалан, и у отца Хармая столько же овец, они кормят и одевают много людей в степи. А добрый человек Толстый Арсалан кормит и одевает еще больше людей, его овцы заполняют всю котловину. Он живет между двумя озерами и может вместить в своем брюхе сто буз! Толстый Арсалан сильный человек, но он не борется и не соперник Мархаю и Хармаю, которые мечтают стать самыми сильными в степи.
И толстый Арсалан, и отцы Мархая и Хармая осиливают помногу буз и хошхоноков, в праздники носят хромовые сапоги, халаты и шубы у них крыты шелком, отделаны бархатом и парчой, брички крашеные. Это тоже упитанные и округлые люди, все они друзья купца Губельмана, худого чернобородого старика, живущего на маленькой станции Борзя. Губельман смуглый до синевы, у него большой горбатый нос, борода в смоляных колечках, думая, он накручивает их на палец, глаза старика черные, острые, но добрые и с искоркой смеха. Он друг бурят, которые смуглы до черноты.
– Мархай, а старик Губельман осилит пятьдесят буз? – вдруг спрашивает хитрый Хармай, как бы проснувшись.
– Да он же худой, сил у него нет! – выпаливает Мархай и усмехается, покусывая травинку. – Я видел, он только четыре бузы осиливает, а хошхонока – один кусочек.
– Четыре! – восклицает Хармай и вздыхает, – значит, у него и вправду ничего нет.
У Губельмана нет ничего живого, что плодилось бы и размножалось. У него только статный гнедой мерин. Купец покупает чужих коров и овец, грузит их в красные деревянные вагоны, которые тащит, пыхтя, Огненная Телега. Губельман увозит коров и овец далеко-далеко, в дом Романовых, в котором живет много-много людей. Дом старый-престарый, в этом году ему будет триста лет. Триста лет дому! Так говорил Губельман, когда Мархай и Хармай пригоняли скот на станцию? Почему Романовы живут в таком старом доме и еще пускают к себе так много людей, которым Губельман возит и возит на мясо коров и овец? Значит, у Романовых и их постояльцев тоже нет ничего живого?..
Старик Губельман построил три новых дома. В одном он кормит людей. Много раз Мархай и Хармай покупали там бузы. На станции нет сильных людей, от них пахнет железом и углем.
– Хармай, а русский сколько буз осилит? – спрашивает Мархай.
– Русские бузы не едят, – наставительно замечает Хармай. – Они пьют водку и нюхают корку хлеба. Ты разве не знаешь?
– Едят! – закричал, вдруг вспомнив что-то, Мархай. – Я видел, Бухэ Сантя5 сорок буз осилил у нас во время Цагалгана.6
– Бухэ Сантя может осилить и шестьдесят, – завистливо рассуждает хитрый Хармай, – но Бухэ Сантя не русский.
– Нет, русский, он только по-бурятски говорит и одевается, – снова закричал пучеглазый Мархай, угрожающе привставая.
– Если говорит и одевается по-нашему, тогда он наш. У него есть пять видов скота, – хмыкнул Хармай, тоже привставая.
– У него и лицо, и волосы, и глаза – все, как у русского! – яростно закричал Мархай и толкнул Хармая.
– Бухэ Сантя ездит к вам, чтобы жениться на твоей тетке Мажит! Если он русский, тогда и дети ее, и дети ее детей будут русскими. Вы все будете русскими! – язвительно крикнул Хармай, отодвигаясь, но не успел. Мархай влепил ему жирную оплеуху. Схватившись за ухо, Хармай резво вскочил на ноги, но тут же получил вторую порцию.
– Вот тебе, вот тебе. Сейчас ты станешь русским! Я тебе нос большим сделаю, глаза у тебя посинеют, как вода, рожа покраснеет! Получай за мою тетку! – приговаривал Мархай, дубася Хармая пухлыми руками по жирным бокам. Но Хармай вдруг догадался и обрадовано закричал:
– Стой, дурак! Бухэ Сантя превращается в бурята! Ты же сам сказал, что он одевается и говорит по-нашему, у него есть пять видов скота, которые плодятся. Понял, дурак?
Озадаченный Мархай останавливается, но тут Хармай, изловчившись, одаривает его смачной затрещиной.
– Я тебе говорил, что русские бузы не едят? А Бухэ Сантя ест, значит он превратился в бурята! – пыхтит Хармай, охаживая приятеля затрещинами.
– Погоди, погоди! – отскакивает ошеломленный Мархай. – Он, наверное, может осилить и восемьдесят буз, если сорок осилил.
– Запросто! – кивает, отдышавшись, Хармай. – Но Толстого Арсалана ему не победить, тогда придется юрту над ним ставить, в дверь-то он не входит! Старик Губельман говорил, что дядя Арсалан тяжелее нас двоих! Стояли или не стояли мы с тобой на красивых весах?
Раскрыв рты, они смотрят друг на друга, и радостно смеются…
Губельман знал ребят с пеленок. Он угощал их сахаром и конфетами, и в глазах его вспыхивали смешливые огоньки.
– О, какими сильными стали! – сказал старик в прошлом году и поманил их за собой, где у забора из жердей стояли блестящие весы. Ребята, поправляя кушаки, радостно зашагали за стариком.
– Встаньте-ка, буруны7 мои, вот сюда, – показал купец на весы. Мархай с Хармаем живо встали на площадку, закачались, животы у них вываливались, поправляя кушаки и шмыгая носами, они смотрели на купца, который приговаривал, передвигая сверкающие железки:
– Тихо, тихо. Так, надо побольше гирю… Ого, как выросли! – воскликнул старик, когда остановилась качающаяся стрелка весов. – Да это целый хаширик!
И он задумчиво пошел от весов, заложив руки за спину и покачивая черной головой, к бричкам и телегам, где собрались буряты и шумно спорили с приказчиками. Ребята долго, с любопытством, разглядывали блестящую стрелку, где были нарисованы черточки и цифры. Это был волнующий момент!..
– Стояли мы с тобой на весах или не стояли? – продолжает Хармай. – Мы с тобой хаширики. А скоро будем гунанами и дунэнами. Тогда нас никто не победит. По сто буз будем осиливать!
Подпрыгнув, Мархай принимает борцовскую стойку.
– Давай бороться!
– Давай! – подпрыгивает и начинает кружить, пригнувшись, Хармай.
Начинается азартная возня. Пригнувшись, он топчутся по траве, пыхтят и пытаются схватить друг друга за рукава халатов. Неожиданно Мархай делает стремительную подсечку и Хармай падает. Вороной и гнедой удивленно поднимают головы, но смотрят куда-то вдаль, на сопки.
– Я победил! – кричит, ликуя Мархай.
– Давай снова, – предлагает Хармай, забыв, что он хитрый. Они снова кружат, наклонившись и уперев головы, пытаясь свалить друг друга… Но тут раздался конский топот, увальни не успели опомниться, как по их спинам загуляли плети.
– Вот они, бездельники, отары смешались, им и дела нет!