– И женщины, там наверняка много прекрасных женщин. Это всегда так бывает, брат, – с видом человека, пытающегося доказать собеседнику какую-нибудь истину, говорил он, – там, где еда и питье и веселье, там всегда женщины – желанные гости. Это они умеют.
Он отодвинулся от дастархана и лег с мечтательным видом, о чём-то мечтательно вздыхая. Я закусил кулак и изобразил нечто вроде кивания, вовсе не означавшего никакой лжи.
– Пошли! – резко сев, сказал незнакомец. Он вскочил на ноги, едва не ударившись в потолок моей низкой комнатки.
– Но куда? – смущенный такой решительностью собеседника, ответствовал я.
– Туда, в эту, как ты сказал, мешт.
– В мечеть, – поправил я.
– Да, в мешит, – ответствовал он, – Пошли! Хочу поскорее увидеть всё это.
Я хотел было возразить, но он просто взял меня за пояс, сгреб в охапку вместе с моим рваным халатом и своими не менее рваными кусками одежды, и вышел на улицу. Так мы направились в город: он – пешком, а я – словно поклажа – на нём.
***
В своём описании города, данном в начале этого рассказа, я упустил несколько важных деталей. Город Син, при всей своей безмятежной провинциальности, ни в чём не сравнимой с пышностью и великолепием таких великих городов как Балх или Самарканд или Бухара, или Хива, или хотя бы Сарай, что на Едиле, всё-таки был городом. Более того, это была укрепленная горная крепость, стена которой была рассчитана на то, чтобы отразить лобовую атаку дикарей-кочевников.
Помимо стены город защищал ров перед нею. Ров этот был глубок, грязен и смраден, ибо в него выливались все нечистоты города, собираемые единственным в городе арыком, который впадал в этот ров в непосредственной близости от городских ворот. Сами врата эти были сделаны из железа и обиты крепчайшей в этих местах древесиной. Перед вратами, если смотреть с внешней стороны, был мост, по которому могли одновременно проехать две телеги или пять лошадей. Врата и мост охранялись городскими стражниками из монголов и тех, что не знают имен своих родителей. Четыре ряда по два человека слева и два справа от ворот – итого шестнадцать пар глаз – словно войско на шахматной доске, наблюдали из бойниц за мостом круглые сутки. И это не считая стражников, которые впускали и намного чаще выпускали людей и караваны из города. Мост этот был самым защищенным в городе месте, не считая, разумеется, мечети, охраняемой самим Всевышним и ангелами его.
Вдоль стены, которая была широка настолько, что по ней могли разъехаться две лошади в разных направлениях, постоянно дежурили стражники, располагавшиеся не более чем в шестидесяти кадамах друг от друга. Там, где стена врезалась в горы, стояли небольшие, но крепкие и неприступные башенки, в которых число стражников я оценить не мог, но, сдается мне, эти точки тоже охранялись довольно неплохо.
Мой, как оказалось, вспыльчивый и быстрый в решениях друг мог оказаться в щекотливой ситуации, пытаясь пробраться в город. А вместе с ним и я. При лобовой атаке, которую, казалось, готов был предпринять мой решительный друг, едва ли у него (зачеркнуто) нас (зачеркнуто) него были шансы против армии, защищавшей мост. Столь эффектное оборонительное сооружение было посланием далеко на север в дешт: «Этот город с наскоку не взять»!
Впрочем, имелись в город и другие пути. Не для степных воинов, разумеется, а например, для тех его жителей, что жили за его стенами. То есть, тех, что были вроде меня. Нередко, выполняя какую-нибудь сложную и долгую работу по переписыванию книг или подсчёту проданных овец по заказу каких-нибудь городских купцов или духовенства, я делал её у себя дома, при свете свечи. Получал я такую работу обычно в городе, где-нибудь на площади у мечети или в районе торговых лавок у дороги, и тогда ходить от дома до заказчика и наоборот через мост было бы для меня слишком длительным и утомительным, особенно если в руках у меня бывали свитки с трактатами или счетные книги с расчётами.
Поэтому я ходил в город другим путём. В той правой, если смотреть снаружи, части города, в которой я, собственно, обитал, было много саманных домишек. В одном из таких жил и я. Домишки эти, с маленькими комнатами, кривые и грязные, стояли так плотно, что едва ли не друг на друге и в полном беспорядке, еще более запутанном, чем кривые улочки внутри города. И хоть отделял от стены города эти домишки глубокий ров, было переброшено через него несколько веревочных самодельных мостов, которые вели в отверстия в стене, а оттуда – в город. Такая архитектурная особенность города была удобна для её не самых благополучных горожан и вовсе не противоречила общей идее безопасности его. Снаружи из дешта город был всё ещё неприступен со рвом и стеною, а в случае нападения кровожадной конницы вряд ли её предводителям пришло бы в голову соваться в бедный саманный пригород.
Всё это я пытался по мере своих сдавливаемых крепким объятием своего нового товарища сил объяснить ему по пути в город, но едва ли это у меня получалось. Лишь подойдя к вратам, он остановился и внял моим мольбам не идти на мост.
После моих долгих объяснений и его молниеносных порывов всё-таки прорваться через ворота он всё-таки внял моему предложению, хотя и остался недоволен, ибо не получил ответа на вопрос: зачем надо было тащиться так далеко, если потом всё равно возвращаться на полпути назад?
Я завёл его в саманный городок. В тесных и темных проходах между домишками я неплохо ориентировался, ведя за собой моего друга. Он же что-то ворчал и с трудом преодолевал узкие щели, едва протискиваясь плечом там, где я проходил всем телом.
Наконец мы подошли к краю рва. Перед нами кадамах примерно в пятнадцати возвышалась стена, покрывавшая тенью все ближайшие строения. В стене напротив нас, чуть ниже уровня наших глаз, было отверстие в форме арки. К нему вели три натянутые веревки: одна на метр в глубине рва, две по бокам от неё на два кадама выше – мост и перила.
– Пойдем, – сказал я и, спрыгнув на нижнюю веревку, ухватившись за «перила», прошел по ней и добрался до арки, влез в неё.
– Я… нет… не могу, – впервые в голосе своего нового знакомого я почувствовал неуверенность и даже смущение.
– Пошли, говорю! – подбодрил его я.
Но он не шел. Он пристально смотрел в глубину рва с явным ужасом. Я как-то привык ходить по мосту и даже не задумывался, насколько глубок ров. Посмотрев туда же, я осознал, что для незнакомого с местными путями сообщения человека идея пройти по натянутому канату через пропасть в сорок кадамов может показаться несколько страшной. «Что же делать?» – подумал я в нетерпении. Ров смрадил невыносимо, несмотря на то, что я вроде бы привык не обращать на этот смрад внимания, а мой попутчик стоял неуверенно на том берегу и не двигался. Постояв с минуту, я вновь спрыгнул на канаты и, возвращаясь назад, заговорил с моим другом:
– Видишь, это просто. Держишься за канаты, балансируешь, не страшно.
– А вдруг она порвется? – указывая на веревку внизу, неуверенно возразил он. «С такой тушей как твоя, может, и порвется,» – подумал я, но вслух сказал:
– Она крепка и упруга. Три человека в самые загруженные дни по ней ходят одновременно.