Кавалергардский вальс
Книга четвёртая
Ирина Костина
«Мы не стремимся быть первыми, но не допустим никого быть лучше нас».
граф А. И. Мусин-Пушкин, кавалергард
© Ирина Костина, 2022
ISBN 978-5-4474-6734-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть десятая.
Заговор
март 1800 года
Зимний дворец
После трагичной истории в Петропавловской крепости великий князь Александр дал своему адъютанту Чернышёву пять дней выходных, чтобы тот пришёл в себя. И по истечению срока, когда Саша явился, как это было положено, утром в покои к цесаревичу, тот сперва заботливо осведомился:
– Как чувствуешь себя, Чернышёв?
– Готов к продолжению службы. Жду Ваших распоряжений, – ответил он.
– Это хорошо, – подбодрил его цесаревич. – Сегодня обойдёмся без поручений. У меня для тебя приятная новость.
– Какая?
– Император приказал тебя женить.
Сашка вытаращил глаза:
– Меня?? Женить??… На ком?
– На мадмуазель Гольтцер.
– Откуда он её узнал …?
– Кичигин на допросе поведал всё без утайки.
– …Трепло! – с досадой бросил в сторону Саша.
– Не слышу бодрости в голосе, Чернышёв! Я полагал, что это тебя обрадует! Ведь ты заявил, что ухаживаешь за этой барышней! Стало быть, намерен жениться.
– … Я не предполагал, что это будет так скоро… К тому же сейчас мне никак не до веселья. Вы же знаете, что моего лучшего друга…
– Знаю, – перебил его Александр. – Вот свадьба как раз и отвлечёт тебя от мрачных мыслей. К тому же Анастасия Генриховна – прекрасная партия! И Румянцев даст за ней неплохое приданое. А я по такому поводу пожалую тебя в капитаны гвардии! И подарю вам каменный дом на Морской улице. И будешь жить, как сыр в масле!!
– А нельзя ещё повременить? – взмолился Саша.
– Ты что, дурак, Чернышёв? – спросил его сурово цесаревич. – Ты не понял, что это приказ императора?? А это означает: ты либо женишься, либо едешь в Сибирь!!
– Понятно…
– Поэтому мы с тобой сейчас же едем к Румянцеву просить руки его воспитанницы!!
– Прямо сейчас?? – испугался Сашка.
– Да! Вопрос решённый и обжалованию не подлежит!!
Особняк Н. П. Румянцева
Неожиданный визит цесаревича Александра Павловича произвёл переполох в доме Румянцева! Хозяин, имеющий привычку разгуливать по дому в турецком халате, начал скоропалительно облачаться в мундир. Анастасию в срочном порядке горничные затянули в шёлковое платье небесного цвета и украсили волосы свежими цветами, надёрганными из вазы.
Взволнованные и нарядные хозяева предстали перед дорогим гостем, который прибыл, на удивление, без всяких церемоний в обществе одного адъютанта. Обменявшись приветственными любезностями, Румянцев радушно пригласил гостей в столовую:
– Ваше высочество, не желаете ли с нами отобедать?
Тот деликатно возразил:
– Николай Петрович, мы с моим адъютантом Чернышёвым с удовольствием отобедаем в Вашем обществе, но лишь после того, как уладим одно дело, которое и является целью моего к Вам визита.
– Понимаю, – кивнул Румянцев, – Если Вам будет угодно, то может пройти в кабинет.
– Нет, нет, – остановил его цесаревич, – Это излишне. Более того, я просил бы Анастасию Генриховну остаться.
Румянцев благосклонно кивнул:
– Как Вам будет угодно, Ваше высочество.
Великий князь приосанился и мягким баритоном, от которого сходили с ума придворные дамы, выразительно и размеренно начал:
– Уважаемый Николай Петрович… Признаюсь, что в данной роли я выступаю впервые. Поэтому прошу не судить меня строго, если что-то мною будет сказано не так. Но, как мне известно, в таких случаях говорят: у Вас товар, у нас купец. Не соблаговолите ли Вы отдать замуж Вашу красавицу-воспитанницу Анастасию Генриховну за моего верного адъютанта Александра Ивановича Чернышёва?
Анастасия в приятном изумлении тихо ахнула.
Да и Николай Петрович был изрядно удивлён; не тем, что Чернышёв изволит просить у него руки Анастасии, а тем, что его воспитанницу (не объявленную официально дочерью) пришёл сватать сам сын императора!!
– Я польщён, Ваше высочество, – честно признался он, – Капитана-поручика Чернышева я давно знаю! И, как внучатого племянника моего старого друга князя Репнина! И, как достойного офицера и хорошего приятеля моей Анастасии! Поэтому буду счастлив видеть его своим зятем!!
– Что ж, очень хорошо, – кивнул цесаревич.
– Однако, по всем правилам, следует спросить у девицы, – и Николай Петрович обернулся к ней. – Настенька, даёшь ли ты согласие на предложение великого князя?
Она в ответ робко улыбнулась и ответила:
– Я согласна.
– Прекрасно! – обрадовался Александр Павлович, пожимая руку Румянцеву, как при заключении выгодной сделки, и кивая Анастасии. – Поздравляю Вас, сударыня!
Чернышёв, который за всё это время не проронил ни слова, ощутил, как в глубине его души неприятно засвербело. Он исподтишка взглянул на счастливо улыбающихся всех троих. И ему показалось, будто всё это происходит не с ним. Словно он смотрит со стороны на некое действие, в котором сам не участвует…
– Что ж! Раз всё так удачно сложилось, то пожалуйте к столу, дорогие гости! – широким жестом пригласил их Николай Петрович. – Не мешало бы отметить такое приятное событие!!
Они прошли за стол. И Сашу усадили рядом с Анастасией. Он сел, всё ещё не осознавая происходящего. Все оживлённо что-то обсуждали. Поднимали тосты. Договаривались о сроках помолвки. Выбирали церковь, в которой надлежит провести венчание, и дату свадьбы… И Саша, скорбно промолчавший весь обед, выразил единственную просьбу: чтобы свадьба состоялась не раньше осени. Румянцев согласился.
Когда гости стали прощаться, больше всего Чернышёв боялся, что Анастасия или Николай Петрович попросят его задержаться. Поэтому он стараясь не смотреть им в лица, быстро раскланялся, наравне с великим князем, и они вместе удалились.
Вечер того же дня
Санкт-Петербург, Фонарный переулок
Расставшись с цесаревичем, Саша рассеянно побрёл пешком, что называется, «куда глаза глядят». Он презирал себя. Что он наделал?! Может, вернуться к Румянцеву? И всё отменить! Объяснить! Покаяться!! Умолять его простить… Саша метнулся было назад, но тут же остановился. Нет. Что он скажет? Какими глазами посмотрит на него с Анастасией? Сам великий князь пришёл его сватать!… Шутка ли?!
Он бродил так по улицам и изводил себя внутренними диалогами очень долго, пока не стало смеркаться. И Чернышёв, погружённый в тягостные мысли, в темноте налетел на фонарный столб, пребольно ударился головой! Заметил качающуюся вывеску на столбе «Пескари». Сообразил, что находится в Фонарном переулке возле известного в столице трактира. Ощутив, что продрог под пронизывающим ветром, Саша решил, что это возможность не только согреться, но и утопить в бокале вина щемящую совесть.
Попытка утопить совесть потребовала нимало времени и денег. Чернышёв напился в хлам, пораскинул пьяными мозгами и неожиданно прояснил для себя: во всех его бедах виноват император Павел!
Деда его Николая Репнина он отправил в отставку и выслал в Москву. Одного его друга – Ивана Щербатова – отправил на войну, где тот погиб. Другого друга – Пётра Барятинского – приказал повесить! Любовь всей его жизни – Надя – была вынуждена уехать в Мекленбург из-за того, что император дал назначение туда князю Хотеновскому. И теперь он, Саша, по приказу императора, вынужден жениться на Анастасии!
Император Павел – причина всех его бед и несчастий! Император – жестокий рок и проклятье! Распалённый этой идеей, Саша не заметил, что выражает свои мысли громко вслух, привлекая внимание посетителей трактира.
– Долой императора!! – кричал он, захмелевший, размахивал кружкой.
Перепуганные люди шарахались от него, как от чумы. Кончилось всё тем, что хозяин трактира приказал прислуге вытолкать взашей опасного посетителя. Два дюжих молодца сгребли в охапку пьяного Чернышёва и выбросили на улицу, предусмотрительно оттащив его подальше от трактира.
Саша с трудом поднялся из мокрого снега и, шатаясь из стороны в сторону, тщетно пытался хоть за что-нибудь уцепиться, чтоб устоять на ногах. Перед глазами всё кружилось до тошноты: тёмные дома, голые деревья, толстая круглая луна…
Неожиданно возле его уха раздалось визгливое ржание коней, скрип колёс и гневный крик извозчика:
– Эй, дурило! Жить надоело?! Чего под колеса кидаешься?!… Поди прочь!!
Саша в ответ схватился обеими руками за оглобли кареты, видя в этом единственный способ не упасть. Из окна кареты вдруг показалась женская ручка в белой перчатке, и ангельский голос удивлённо осведомился:
– Аким! Что там произошло??
– Барыня Ольга Александровна! Пьяный офицер какой-то!! Повис на оглоблях!
Плотная оконная занавеска отдёрнулась, и Сашиному туманному взору явилось прелестное женское лицо, показавшееся ему в тот момент ликом ангела. Чернышёв бросился к ней:
– Мадам!! – он повис на дверце её кареты, – Отечество в опасности!!
– Какая прелесть! – рассмеялся «ангел». Дама пригляделась к нему и в изумлении прошептала. – Бог мой! Адъютант Его высочества? Вот так находка!
И она поманила его пальчиком:
– Поди сюда ближе, красавчик! Что ты там говоришь?
Саша, окрылённый тем, что нашёл-таки соучастника, влез головой в окошко кареты и выпалил, дыша перегаром:
– Император – наш враг!! Надо спасать Отечество!
– Да неужели?! – весело рассмеялась в ответ дамочка. – Я вижу, ты – герой! Будем вместе спасать империю?
– С Вами? – задохнулся от счастья Сашка. – Сколько угодно!!
– Тогда поехали!! – озорно предложила ему собеседница.
Он, польщённый её доверием, подтянулся на руках и пролез прямо в окно кареты, свалившись к ногам прелестной незнакомки. Она расхохоталась в ответ на его выходку:
– А ты смелый, кавалергард! Я обожаю отчаянных мужчин!!
Расхрабрившись от комплимента, Чернышёв попытался приосаниться, но не устоял на ногах и свалился прямо на дамочку, припечатав её своим телом к сиденью. Она на удивление расхохоталась ещё громче.
Сознание Чернышёва продолжало лихорадочно кружиться хмельной каруселью. Он туманно посмотрел в лицо незнакомке и пробормотал недоумённо:
– … Кто Вы?
– Я – твоя судьба, – кокетливо усмехнулась она, привлекая его к себе.
Набережная рек Мойки и Фонтанки
Павел посетил стройку нового замка, что возводился по его личному проекту у истока двух рек – Мойки и Фонтанки. Место было выбрано императором не случайно. Здесь прежде располагался деревянный Летний дворец императрицы Елизаветы Петровны, где, собственно, 20 сентября 1754 года Екатерина Алексеевна и родила великого князя Павла Петровича.
Павел считал, что замок, возведённый на месте, где он родился, непременно принесёт ему защиту и спокойствие! А, чтобы заручиться поддержкой ангела-хранителя семьи Романовых – святого Михаила, он повелел будущий замок именовать Михайловским.
Все эти условности и тяга к символам говорили о том, что император боится. Он, помня предсказание инока Авеля, чувствовал себя окружённым врагами, и неумолимо торопил строительство. Число рабочих на стройке доходило до шести тысяч одновременно, и обязаны они были работать и днём и ночью (при свете факелов и фонарей).
К началу 1800 года здание уже было возведено. Оно коренным образом отличалось от всех построек Санкт-Петербурга, так как напоминало европейский замок-крепость XV века. Сделанный в виде квадрата, внутрь которого вписан восьмиугольный внутренний двор, замок был полностью окружён рвом, наполненным водою, и попасть в него можно было через мосты, которые поднимались и опускались на цепях и охранялись часовыми.
С февраля начались отделочные работы. Придворные мастера: скульпторы, камнерезы и художники не успевали так быстро создавать все необходимые детали, как требовал государь. И Павел решил: чем создавать новое, быстрее будет использовать что-то готовое. По его приказу были разобраны несколько павильонов в Царском Селе и целый дворец в Пеле. Из Академии художеств были вывезены колонны, фризы и скульптуры. Со стройки Исаакиевского собора везли мрамор. В Таврическом дворце разобрал паркет из дорогого дерева.
В результате замок приобретал вид мозаики из не сочетающихся и противоречивых направлений в архитектуре и искусстве. Но Павла ничуть не смущало такое хаотичное смешение стилей. Позже искусствоведы скажут, что «Михайловский замок самый выразительный символ Павловской эпохи! В его облике явственно воплотились художественные вкусы и своеобразие личности императора Павла».
Расчищенную площадь перед замком, которую, Павел распорядился именовать площадью Коннетабля, ему захотелось украсить памятником Петру I, которого он считал великим русским царём. Но создание памятника – дело не быстрое, а Павел спешил! И тогда на складах отыскался памятник Петру скульптора Бартоломео Растрелли (отца знаменитого архитектора Зимнего и Екатерининского дворцов); он пылился там уже более пятидесяти лет.
Этот памятник заказал мастеру ещё при жизни сам Пётр в 1716 году в ознаменование победы над шведами. По замыслу Растрелли царь Пётр был изображён в одежде римского императора, верхом на коне. Но великий царь так и не дожил до окончания работы скульптора. Последующие правительницы, Екатерина-I, Анна Иоанновна и Анна Леопольдовна не озаботились тем, чтобы увековечить великого предка.
Елизавета Петровна намеревалась установить памятник отцу на площади перед Зимним дворцом, но была не в восторге от произведения Растрелли, и долго оттягивала с решением. И в итоге Елизавета скончалась, а памятник вновь остался не у дел.
Екатерина Алексеевна, после вступления на престол, решила отдать дань великому царю-реформатору и установить в его честь достойный памятник. Осмотрев статую работы Растрелли, императрица, обладающая природным хорошим вкусом, решительно отвергла её и пригласила для создания монумента французского скульптора Фальконе. Чьё творение (в современной трактовке «медный всадник») и было установлено на Сенатской площади со скромной надписью «Петру первому. Екатерина вторая».
И вот теперь всеми забытая и отвергнутая скульптура Растрелли была извлечена на свет божий и, наконец, пробил её звёздный час! Павлу вычурный облик Петра в римском образе пришёлся по душе. Архитектор Волков торопливо изготовил пьедестал, облицованный мрамором, и украсил его бронзовыми барельефами «Полтавская баталия» и «Бой при Гангуте». И памятник был установлен перед Михайловским замком.
Павел, копируя гений своей матери, велел высечь на постаменте: «Прадеду правнук».
Сейчас Павел стоял рядом с памятником и наблюдал, как рабочие водружают на фасад над главными воротами замка длинный мраморный фриз. Этот фриз Павел распорядился забрать со стройки Исаакиевского собора. Фриз был огромным, состоял из трёх плит с высеченной на них во всю длину библейской строкой: «ДОМУ ТВОЕМУ ПОДОБАЕТЪ СВЯТЫНЯ ГОСПОДНЯ ВЪ ДОЛГОТУ ДНЕЙ».
Неожиданно за спиной император услышал чей-то тяжёлый вздох:
– Кощунствуешь, государь…
Павел вздрогнул и обернулся. Рядом стояла пожилая женщина в скромной одежде и грустными мудрыми глазами смотрела на него. Он опешил:
– Кто такая?? Как смеешь говорить со мной?!
– Кличут Ксенией. Иду по святым местам, – почтительно ответила та, тяжело опираясь на деревянную клюку.
Павел рассердился:
– Вот и иди себе с богом! – и заносчиво добавил, как бы в своё оправдание. – В доме этом будет жить императорская семья, значит, дом этот – святыня!!
Странница грустно покачала головой:
– Нет, государь, жить ты здесь не будешь. Не прожить тебе и стольких лет, сколько букв в этой священной строке.