– Добрый день, – сказал Рус охраннику, проходя к лестнице.
– А, это вы? – удивился охранник.
«Вот, блин, – подумал Рус, – сейчас начнет меня опрашивать да допрашивать, и я совсем опоздаю».
– А вы к кому? – спросил охранник.
– К себе я, – ответил Рус, побежав вверх по лестнице.
– Стой! Куда?! – закричал охранник, кинувшись за ним следом. Рус влетел на второй этаж и кинулся направо по коридору к тридцать второй аудитории. Он уже почти добежал до нее, как почувствовал на спине сильные руки охранника.
– Стоять! Не рыпаться! – строго сказал он и, взяв Руса за шиворот, потащил к выходу.
– Да что вы делаете?! – стал возмущаться Рус. – Я на лекцию опаздываю.
– Ничего, все опаздывают, – спокойно ответил охранник, – но порядок для всех один. Сначала пропуск, потом лекция.
– Да вы не понимаете, я новый преподаватель, а вы меня как преступника тащите, отпустите! – потребовал Рус.
– Разберемся, ты иди да помалкивай.
– Вот ведь система, твою мать, – сказал Рус, – ни на улице, ни в суде, ни на дороге, ну нигде нету никакого уважения к человеку! Кругом все друг друга чморят, пытаясь обмануть первыми, считая, что так и должно быть. Да не должно такого быть! – сказал Рус, повысив тон, и резким выпадом нырнул под руку охранника, вывернув ему руку за спину.
– Что ты делаешь, щенок?! – вскрикнул охранник.
– А ничего. Вы это кому? – удивился Рус, посмотрев по сторонам.
– Тебе, щенок!
– А тут нет щенка, – ответил Рус.
– Ты мне поговори, поговори, вот я тебе задам, когда вырвусь.
– А, вот вы, значит, как, угрожаете мне? – строго спросил Рус7, взяв его за шиворот и посмотрев в глаза охраннику взглядом Седого – полным адского холода, в котором Рус жил последние годы изо дня в день, – и намерения охранника сразу же изменились, потому что он почувствовал скрытую силу Руса, силу его воли решать, о которой Рус пока и не догадывался.
– Да ладно, ладно вам, – пробормотал охранник, – ну отпустите меня, отпустите, я переусердствовал. Идите, идите, куда шли, и все.
– Точно все!? – спросил Рус, все еще держа его за руку.
– Да, точно, точно, я обещаю.
– Ну, ладно, – согласился Рус, отпустив его руку. Охранник потер ноющее плечо.
– Да уж, не ожидал, что какой-то пацан…
Рус посмотрел снова в его сторону и жестко произнес:
– Вы, товарищ, жертва социализма, признающая силу и власть, а не доброту и уважение к ближним, а потому глупо рассчитывать на понимание вами простых слов. Такие, как вы, признают силу, как породистые бойцовские псы, признающие своего жестокого хозяина.
– Ну, чего смотрите? Не ожидал я, что так вот вы сможете, – ответил охранник жалобным голосом.
– Ладно, простите меня, – неожиданно сказал Рус, – я был неправ, мне стыдно.
От этих слов охранник онемел.
– Не понял, – ответил он.
– Вот поэтому-то я никогда и не дрался в школе, – ответил ему Рус, – чтобы потом не испытывать стыда и угрызений совести от дачи сдачи. Подраться легко, а вот остаться собой, чтоб жить, не отводя глаз от стыда, всегда трудно. Мне проще простить.
– Простить?! – удивился охранник, потирая руку. – А я никогда никого не прощал, – ответил он растерянно.
– У каждого свой путь, – сказал Рус, поднимаясь по лестнице на второй этаж. – И насколько он правильный, мы сможем узнать лишь тогда, когда придет время собирать камни.
Под растерянным взглядом охранника Рус поднялся на второй этаж, прошел к своей недосягаемой аудитории номер тридцать два, взялся за ручку двери и решительно потянул ее на себя, пройдя внутрь.
Аудитория была большая – это был обычный класс, как в школе: метров сорок площадью, прямоугольный, с шестью пластиковыми окнами, новый, свежий, видимо, только после ремонта.
Рус прошел к лекторской трибуне, положил свой портфель на стол рядом с ней, встал за трибуну и молча окинул всех взглядом. Студенты особо и не заметили его присутствия, о чем свидетельствовал не прекращавшийся галдеж. Некоторые сидели, другие стояли, несколько девушек поправляли макияж.
– Инн, а Инн, – услышал он, – как ты думаешь, наш новенький преподаватель хорошенький? Холостой? – спрашивала одна из сидящих за первой центральной партой девушек другую.
– Не знаю, – отвечала ее соседка по парте, – мне все равно.
– А я думаю, что тебе не должно быть все равно, потому что твой парень дурак.
– Почему ты так о нем выражаешься?! – рассердилась девушка по имени Инна.
– Только дурак может бить свою девушку.
– А он и не бил меня, а так просто… толкнул, – ответила она, отвернувшись от собеседницы в сторону, обиженно надув губы.
– Ну, знаешь: бил, толкнул… все равно он – дурак. Не должен мужчина на женщину руку поднимать! Ты с ним только потому, что вы с ним с самого детства вместе, вот ты и считаешь, что это большой плюс. Я же считаю, что вы уже порядком друг другу надоели, и тебе надо бы уже послать его.
– Я сама знаю, как мне поступать в жизни! – отрезала Инна, повернувшись и вызывающе посмотрев соседке в лицо. – Я взрослая и, знаешь, сама как-нибудь во всем разберусь.
Хоть и было Русу интересно послушать разговор дальше, но ему было уже пора начинать свою лекцию, к тому же он так удачно вписался в класс, что его присутствия до сих пор никто не заметил.
– Добрый день, господа студенты! – громко сказал Рус, обратившись к аудитории.
Аудитория замолкла, многие обернулись в его сторону. Девушки с этой парты удивленно посмотрели на него, открыв рот.
– Приветствую вас, – снова сказал он, окинув взглядом студентов, отдельно кивнув этим двум удивленным девушкам, дав им понять, что он тоже в курсе их разговора.
– Я – ваш новый преподаватель спецкурса «Лицензирование в Петербурге: правовые проблемы». Сразу хочу сказать, что тот, кто будет посещать все мои лекции, получит зачет автоматом, – объявил он поспешно, о чем тут же пожалел.
Студенты стали молча присаживаться за свои парты, многие были по-прежнему удивлены.
– А вы не удивляйтесь, сейчас приступим, и если что кому будет непонятно, спрашивайте сразу, по ходу мысли, будем вместе с вами разбираться в вопросах лицензирования.
– А как вас зовут? – спросила его сидящая напротив та самая студентка, которая советовала Инне бросить своего парня.
– Правильный и своевременный вопрос, – сказал Рус, – меня зовут Ростислав Анатольевич Лимонов.
– А вы не родственник того самого бунтаря Лимонова? – спросил кто-то из класса под неожиданно раздавшиеся смешки.
– Нет, я не его родственник, – сухо ответил Рус, внимательно посмотрев на спросившего, – а ваше имя как?
– Студент Березин, – ответил он.
– А имя?
– Павел.
– Павел? – переспросил Рус.
– Да.
– Не совсем удачное имя, – ответил Рус.
– Почему же? – удивился Березин.
– Да так, знаю я с таким именем одного плохого человека, – ответил Рус, отойдя от трибуны и присаживаясь за свой преподавательский стол. – Но вы, надеюсь, хороший, честный человек? – добавил Рус, посмотрев на Березина. От слов Руса Березин опешил и не знал, что сказать.
– Да вы присаживайтесь, не стойте, – сказал ему Рус. Студент сел. По классу пробежал удивленный гул голосов.
– Что ж, будем считать знакомство наше состоявшимся, – произнес Рус, доставая из портфеля свои тетради, кодексы и выкладывая их на стол.
– Приветствие наше затягивать не будем, предлагаю сразу перейти всем нам к делу, – сказал Рус, поднявшись со стула и снова заняв место у преподавательской трибуны. По классу снова прокатился негромкий гул голосов.
– Что ж, думаю, все согласны, – подытожил Рус. – Мой спецкурс разработан мною и является основой моей магистерской диссертации, которую я буду скоро защищать на кафедре Коммерческого права в СПБГУ. Поэтому вопросы, которые я в ней ставлю, я беру из своей личной практики, сталкиваясь с проблемами в сфере лицензирования на каждом шагу. Именно об этих проблемах мы и будем с вами говорить на моих лекциях.
– А вы правда всем, кто будет ходить на ваши лекции, поставите зачет автоматом? – спросил его Березин с места.
– Правда, – ответил Рус, поняв, что назад повернуть он уже не сможет, и поспешил добавить: – Но только тому, кто покажет мне свой полный конспект записанных моих лекций.
– Тогда я обязательно буду ходить, обязательно! – выкрикнул с места Березин. – Мы с вами друзья, Ростислав Анатольевич, – сказал он, сжав кисти обоих рук и потрясая ими в воздухе.
– Дружба сдать зачет без конспекта не поможет.
Тут та же самая студентка сделала реплику:
– А любовь поможет?
Студенты засмеялись.
– И любовь не поможет, – ответил Рус, как будто бы не слышал смеха после вопроса. Конечно же, он все слышал, просто ему было далеко сейчас до этой темы.
– Что ж, пора нам начинать, – произнес он серьезным тоном.
Первая лекция Руса прошла весьма успешно. Он даже сам от себя не ожидал такого успеха. Студенты слушали его, многие даже слушали во все уши. Рус и не думал, что он может так хорошо и красиво излагать свои мысли. Он умел рассуждать, но вот что он умеет говорить так увлекательно, он не знал и не предполагал. Ему самому уже начинала нравиться его новая работа, потому что в диалоге со студентами ему легче давались выводы над поставленными им же вопросами, то есть студенты в диалоге с ним сами наводили его на правильные постановки необходимых вопросов, на которые они вместе давали ответы. А это было успехом, ибо, как догадывался Рус, установить контакт с аудиторией – и есть главная задача любого учителя, а если еще лектор сможет заинтересовать в своем предмете учеников, то это вообще высший пилотаж преподавания. Получается, что Рус вполне мог себя считать профессионалом, если ему это так легко удалось. Хотя, быть может, в успехе играли немаловажную роль его гены? Родители Руса были учителями: мама – учителем начальных классов, отец – преподавателем и доцентом кафедры «научного коммунизма» в одном из ВУЗов СССР, до той поры, когда он еще не был диссидентом. А вот когда он уже им стал, Русу вместе с родителями приходилось переезжать из города в город, чтобы уйти от преследования КГБ. А гонения на его отца происходили по политическим мотивам: за правду, за неосторожное слово с критикой партии, либо какой-либо исторической фигуры. Так и Рус был борцом за правду, понимая, что он скорее все-таки запутавшийся борец за ложь. А теперь он чувствовал, что снова стоит на твердой дороге, которая ему нравится, потому что она ему понятна, она честна, трудна и не опасна, поскольку лишена риска для жизни, который всегда присутствовал, пока он работал с лохотронщиками из Апрашки: с Седым, Мишей и Петей. «Да уж, – подумал Рус, – я – адвокат – борец за правду, а на самом деле – запутавшийся борец за ложь».
Рус стал увлеченно готовиться к каждой лекции, он искал информацию по теме в Интернете, в газетах, обращал внимание на практические проблемы, искал пути их разрешения, а вместе со студентами пытался строить правовые модели регулирования этого узкого направления административно-правовых правоотношений, поскольку само лицензирование – это прерогатива власти давать то или иное разрешение на какую-либо предпринимательскую деятельность. И Русу все нравилось, на своих лекциях он воодушевлялся от своих рассуждений, они уносили его совсем в иной мир, в котором царил покой и порядок, в котором правил ум и оценка, а не связи и коррупция, как в реальности, и он был счастлив. Наверное, он был один из массы преподавателей института Марии Владимировны, на лекции которого стремились приходить все студенты. Даже из других курсов студенты просились послушать его, что ему льстило. Но, как мы уже знаем с читателями, в каждом светлом есть и свое темное: в каждой светлой стороне намерения или любого дела есть и своя темная сторона в виде следствия или результата. Так было и тут: искренность Руса как преподавателя и человека, его увлеченность, его скрытый темперамент, энергия, его понимание счастья как покоя в виде гармонии своего субъективного мира с миром вокруг – объективного, все это несомненно притягивало к нему не только студентов как учеников, но и студенток как женщин. И как-то раз он снова задал аудитории один из пришедших ему неожиданно на ум вопрос и в задумчивости, непроизвольно, посмотрел в глаза студентке, сидевшей за центральной партой, как раз той самой, которой советовала ее подруга бросить своего парня. Рус посмотрел и… замолчал, надолго уставившись ей в глаза. Он сначала смотрел в поисках нужной мысли в своей голове, потом растерялся, забыв, о чем он говорил, а еще через несколько секунд вообще забыл обо всем на свете, рассматривая ее глаза. Ему понравился их большой размер и цвет, какой-то ярко-синий, скорее даже бирюзовый, и Рус стал бесцеремонно рассматривать глаза Инны Грицаевой дольше, чем было необходимо для короткой паузы в поисках мысли. Инна, не смущаясь, так же спокойно смотрела в глаза Русу. Рус все молчал, по аудитории уже прокатился первый смешок от этой неожиданной ситуации, но не нашел массовой поддержки. Некоторые студенты, слушающие Руса, записывали его лекции, а поэтому соседка по парте Инны Грицаевой – Дворкина Лена – нарушила затянувшееся молчание.
– Ростислав Анатольевич, ну что же дальше? – спросила она.
– Что?! – переспросил Рус, растерянно посмотрев на Дворкину.
– Я вот писала за вами, писала, не успевала, а вот теперь все дописала и не знаю, что писать дальше, – сказала она как-то немного рассержено. – Вы уже давно ничего нам не говорите, – высказала она претензию.
– Да? – удивился Рус. – Тогда напомните мне, на чем я остановился? – попросил он своих студентов.
– Вы остановились… – начала доселе всегда молчавшая на лекциях Инна Грицаева, – …на правоприменительной практике законодательства о лицензировании игорного бизнеса, – проговорила Инна, снова встретившись взглядом с Русом. Рус заметил, что она как-то странно на него смотрит, улыбается. «Странно, – подумал Рус, – она какая-то сегодня странная», – сказав вслух:
– Верно, спасибо, что не потеряли мою мысль, Инна.
В этот момент раздался звонок, свидетельствующий об окончании лекции.
– Ну что ж, завтра начнем с этого места, а сейчас всем до свидания, – сказал Рус. Студенты повскакивали со своих мест, за минуту очистив аудиторию. Инна Грицаева вышла из класса последней, перед выходом она обернулась, спросив:
– А почему вы на меня так странно и долго смотрели, Ростислав Анатолиевич?
– Когда? – спросил Рус, собирая свой портфель.
– Сегодня на лекции перед самым ее концом.
– Может, перед ее окончанием? – поправил он.
– Да, так будет правильнее, – согласилась она, – перед ее… окончанием, – сказала она, сделав паузу перед последним словом, посмотрев на Руса как-то по-игривому с улыбкой.
– Не помню, – ответил он, собирая свой портфель.
– Ааа, – удивленно ответила она.
Рус посмотрел на нее и заметил, что ее глаза заблестели в расстройстве. Но ему было наплевать, почему они блестят и по какой причине.
– Всего вам доброго, – сказал он.
– До свидания, – недовольно и немного зло, как показалось Русу, ответила Инна, выйдя из класса. Рус собрал свой портфель, закрыл аудиторию на ключ и пошел в деканат, чтобы отдать ключ секретарю и отметиться.
– Добрый вечер, – сказал Рус, войдя внутрь, – вот, Эльвира, ключ от аудитории, – сказал он, положив его ей на стол.
– А, оставляйте, – сказала она, не поворачиваясь к нему лицом.
– До свидания, – сказал Рус.
Эльвира так и не обернулась к нему, он пожал плечами, повернулся и вышел из деканата.
– Ростислав Анатольевич! – услышал он, уже когда подошел к лестнице. Он быстро вернулся в деканат.
– Да, Эльвира, вы меня звали?
– Ростислав Анатольевич, вот вам… – сказала она, протянув Русу запечатанный конверт.
– Что здесь?
– Тут ваша зарплата.
– Зарплата? – удивился Рус. – А что, разве уже прошел месяц?
– А мы платим за отработанные часы. Вы вот тут распишитесь, – сказала Эльвира, передав Русу листок расчетной ведомости.
– Хорошо, – ответил Рус, ставя свою подпись.
– Ну все, отлично.