– Где цыпленок? – прошептал я и стал ждать ответа. – Помнишь цыпленка? Где он?
– Так это ты двигал мою подушку? – спросила бабушка.
– Да. Когда ребенок…
– И что ты увидел?
– Цыпленка там не было.
– А что ты увидел?
– Скорлупку. Желток. Как в том яйце, которое разбил папа. А где же цыпленок?
– Он сбежал, – быстро ответила бабушка. – Когда вошел твой отец, я взяла его из твоих рук и спрятала под подушку.
– Ты уже говорила.
– Но когда отец отправил тебя в комнату, цыпленок сбежал. Пробежал вот тут по кровати, – она провела рукой поперек матраса, – а потом в кухню. Наверное, вылетел в окно.
– По ту сторону окна ничего нет. Только бетон.
– Для людей, но не для птиц. Цыпленок ведь очень маленький, он пролезет в любую щелку. Я уверена, он выбрался наружу.
Я стоял и обдумывал ее слова.
– А с ним все хорошо? – наконец спросил я. Представить сложно, как он выживет в ужасном мире пузырей.
– О да, не волнуйся. – Бабуля приложила ладонь к моему лицу, и щеке сразу стало тепло. – Я уверена, с ним все в порядке. Лучше быть на воле, чем в твоем… – Она замолчала.
– А если бы я захотел, мог бы пойти его проведать? – Мне вспомнилась дверь в кухне. И то, как я пытался повернуть ручку и ничего не добился. Если бы я попытался открыть нарисованную дверь, результат был бы тем же.
– Но тогда ты больше никогда не увидишь меня, – сказала бабушка. – И маму. И папу. И даже ребенка. Разве ты этого хочешь?
Я покачал головой.
– Ну? Этого ты хочешь? – повторила бабушка. Она ведь не видела меня.
– Нет.
– Конечно же нет. – Она притянула меня к себе за шею и прижала лицом к мягкому месту между грудью и плечом. Я отправил поцелуй в воздух. – Возвращайся в свою комнату, – раздался шепот над самым ухом.
– Я оставил кусочек скорлупы на случай, если цыпленок вернется. Он будет знать, где его дом.
Грудь бабули поднялась и опустилась.
– Ты такой славный мальчик.
Я кивнул, сильнее упираясь в ложбинку, и вдохнул запах ароматной пудры.
– А теперь иди в кровать. Поспи еще немного.
Той ночью бабушка невольно передала мне огромную силу.
В коридоре, по дороге в свою комнату, я почувствовал дуновение из окна. Прижавшись лицом к решетке, я закрыл глаза и стал глубоко дышать, радуясь окутавшим меня новым запахам сверху. Они не были похожи ни на один, который ощущался в подвале. Жалко было, что доносились они из такого далека, куда мне никогда не попасть. Даже если очень захочу. Дверь в кухне оказалась запертой. Ветер ударил мне в лицо. Потом я ощутил дыхание еще одного живого существа. Прямо у меня перед глазами порхал светлячок. Он опустился на выступ между окном и стеной за ним, он был как раз на уровне моей шеи.
Приземлившись, жучок сложил меленькие крылышки, с помощью которых опустил свое членистое тельце, и спрятал под панцирем. На самом деле у жесткокрылых это не панцирь, а еще пара крыльев, более прочных, с помощью которых они и летают.
Светлячок засеменил по бетонной поверхности в сторону решетки, прямо ко мне.
И он засветился.
Пару секунд тельце жука было волшебного зеленого цвета, исходившего от низа живота. В точности как на картинке в моей книжке про насекомых, которую я хранил под матрасом в изножье кровати. Впервые перелистывая страницы, я был очарован длинными лапками богомола, способностью маскироваться палочника, удивительной и разнообразной расцветкой бабочек. Но больше всего меня впечатлили жуки-светляки. Они были похожи на лампочки, свисавшие с потолка у нас в подвале. Только живые.
Светлячок опять вспыхнул и стал похож на того, из книги, нарисованного сидящим на травинке. Я просунул палец и положил прямо перед ним, закрывая проход по бетонному подоконнику. Светлячок забрался на него, развернув надкрылья, чтобы удержать равновесие. Я смотрел на него во все глаза, боясь моргнуть и пропустить быстрое движение. Когда он опять засветился, пришлось несколько раз моргнуть, такими сухими неожиданно стали глаза.
В комнату я вернулся, осторожно неся перед собой палец со светляком на самом кончике.
Наверху храпел брат. Я тихонько открыл ящик и сначала положил в гнездо из майки драгоценную скорлупку, добытую под подушкой бабули.
– Вдруг ты захочешь вернуться, – сказал я цыпленку, которого не было.
Потом взял баночку из-под карандашей, которые положил на дно ящика, а внутрь поместил светляка. Он пополз, пытаясь отыскать, на что можно забраться в его новом жилище, карабкался вверх и сползал по гладкой стеклянной стенке. Я положил внутрь один карандаш, чтобы насекомому было чем заняться. Он поблагодарил меня, вспыхнув зеленым светом.
С той поры я был уверен, что в мире нет существа удивительнее того, кто может светиться самостоятельно.
6
Почти голый, лишь обернув полотенце вокруг талии, я вошел в ванную. Комната была большая, с плиткой на полу. На стенах тоже была плитка, но только наполовину, выше просто бетон.
Я сразу увидел сестру, сидящую на краю ванны свесив ноги внутрь. Вода лилась из крана и заполняла емкость. В подвале она никогда не была достаточно горячей, чтобы шел пар.
Сестра расстегнула бюстгальтер, и он упал в кучку одежды на полу. Встав, она стянула трусики, переступив ногами. Они стали мокрыми, впитав воду с икр. Я смотрел на синяки, появившиеся в тот день, когда она родила ребенка, от ударов о стол.
Даже от двери было видно, как быстро поднимается уровень воды в ванне. Она доходила уже почти до колен сестры. В воздухе запахло мылом.
Сестра повернула кран и выключила воду.
Одна рука потянулась к маске, вторая – к черным резинкам, скрещенным на ее затылке.
– Здесь я.
Сестра развернула плечо.
– Уже покатался на велосипеде?
– Да.
Мы все были обязаны заниматься на велосипеде три раза в неделю. Отец специально пристроил его в общей комнате под календарем. Велосипед был синий с белым и никогда не двигался с места, сколько ни крути педали. Когда наставал мой черед, я просил маму включать фильм и представлял, что катаюсь по местам, изображенным на экране.
Сестра подняла голову, так и не сняв маску. Между прядями черных волос появился кусок уха.
– И долго ты выдержал?
– Недавно приехал, – солгал я. – Сейчас очередь мамы.
– Хотел принять ванну?
– Ты против?
Сестра вздохнула, плечи ее поникли. Она поправила резинки маски, чтобы она плотнее прилегала к голове, затем оттолкнулась руками от края ванны и стала погружаться в воду. Резко выдохнула, когда уровень достиг груди. Вытянувшись, она запрокинула голову, чтобы намочить волосы, потом села и прислонилась затылком к стене.
– Давай же залезай, – сказала она.
Я плотнее закрыл дверь, бросил полотенце на раковину и забрался в ванну, устроился напротив сестры. Сначала я вытянул ноги, а потом согнул в коленях, как и сестра, чтобы не касаться ее ступнями.
– А ты хитрая, – усмехнулся я, поерзав. – Оставила мне место с пробкой.
Сестра засмеялась под маской. Услышать ее смех доводилось нечасто. Она протянула мне шампунь. Я намылил голову и отдал его обратно.
– Что будешь делать? – спросил я.
– То же, что и ты. Мыть голову. И лицо.
– Ладно, – сказал я и крепко зажмурился. – Я готов.
Сестра зацокала, потом я услышал, как щелкнули резинки на ее маске, пузырек выплюнул шампунь ей на ладонь, и она принялась наносить его на волосы и плескать воду на лицо.
– Все? – спросил я через некоторое время. Ответа не было. – Ты закончила?
Через несколько секунд я услышал голос сестры:
– Ты действительно боишься взглянуть?
Я прижал обе ладони к глазам. Пузырьки на поверхности воды липли к моему телу и лопались.
Я затряс головой.
– Ладно тебе, – фыркнула сестра. – Вспомни лица мамы и папы. Мое не намного хуже.
– У тебя же нет носа. Вместо него дырка, я не хочу на нее смотреть.
Сестра сжала мою руку.
– Посмотри на меня. Я знаю, ты хочешь. – Она сжала и второе запястье. В ванне поднялись волны, пробка царапала мне попу. Нога соскользнула, и большой палец уперся в покрытый волосами бугорок у сестры между ног.
Сестра потянула мои руки в разные стороны.
– Посмотри на меня, посмотри, – твердила она.
Ей удалось убрать руки от моего лица, но я плотно сжал веки. Настолько, что увидел кружащие разноцветные точки. Я заныл и попытался встать, но сестра схватила меня за колени и заставила сесть. Пробка больно впилась в ягодицу.
Сестра старалась открыть мои глаза. Я старательно жмурился из последних сил. Было больно. Пальцы ее оказались цепкими и сильными.
– Посмотри на меня, посмотри, посмотри…
На одном глазу образовалась щель, пропустившая полосу света. Я смог разобрать какие-то цвета и формы, но в этот момент дверь ванной отворилась.
– Что… что ты делаешь? – закричала мама.
Сестра отпрянула. Громко хлопнула дверь. Мне на глаза легла мамина ладонь. Я невольно заморгал, чтобы дать отдых глазам.
– Тебе повезло, что сюда зашел не отец, – сквозь зубы процедила мама. – Вылезай. Немедленно.
Ноги сестры отодвинулись, опять появились волны, я чувствовал колебания воды на уровне груди. Она встала, и я услышал, как падали капли с ее тела. Что-то твердое уткнулось мне в грудь, от ужаса по спине пробежали мурашки. Это был нос моей сестры. Ее пластиковый нос. Маска перевернулась на воде, и нос задрался к потолку.
– И это возьми, – велела мама, ткнув туда, где плавала маска. – Никто из нас не желает видеть твое лицо.
Я слышал, как натянулись на голове сестры резинки, мокрые, они издавали другой звук.
– Как хотите, – пожала плечами сестра и вышла.
Мама осталась со мной, пока я не решился вылезти из воды. Потом она встала на колени, завернула меня в полотенце, обняла и поцеловала в шею.
– А какое у нее лицо?
Мама вытерла мне глаза уголком ткани. Они еще пульсировали от усилий, когда я жмурился.
– Зачем тебе это знать?
Я молчал.
– Ты ведь не хочешь, – сказала мама. – Тебе и не нужно. Твоя сестра всегда носила маску дома. Так решил отец.
– А она носила ее, когда жила наверху?
– Ты ведь знаешь, что нет. Она надела ее после того, что случилось. После пожара.
Я видел, как затуманились мамины глаза. Нос присвистнул. Один глаз закрылся прежде, чем второй, но вскоре его опять стало видно.
– Но ведь огонь не добрался до меня.
– Конечно нет. – Мама потрепала меня по голове. – Ты ведь был у меня в животе. Ты стал нам подарком.
– А как это – жить наверху?
– С чего так много вопросов? – Мама отстранилась и оглядела меня. – У нас есть все, что и у остальных. Дом, семья. У людей, живущих наверху, нет чего-то большего.
Я вспомнил о ветре, иногда залетавшем в окно.
– Почему папа солгал мне о двери в кухне?
Мама выпустила из рук полотенце и внимательно посмотрела на меня.
– Маленьким мальчикам родители часто рассказывают сказки. Ты ведь не думаешь, что Человек-сверчок на самом деле существует, правда?
– Тсс, он тебя услышит. А я не хочу, чтобы он меня нашел.
Мама опять вытерла мне глаза.
– Надо же… Как хорошо ты помнишь тот день? Ты ведь был вот такой крошечный. – Она развела немного большой и указательный пальцы. – Вот такой.
Я пожал плечами и выпятил нижнюю губу. Мама улыбнулась. Это всегда ее забавляло.
– Это потому, что ты очень умный мальчик, – произнесла она, отвечая сама себе. Мама погладила мое лицо грубой рукой. – И ты знаешь, что никуда не уйдешь, даже если дверь будет открыта. Куда ты пойдешь? – Она обняла меня поверх полотенца, потом оглядела пронзительным взглядом и улыбнулась.
– Никуда, – ответил я.
В одних трусах я отправился в кухню, где на плите булькал морковный суп. Мне удалось услышать, о чем говорила собравшаяся там моя семья.
– У нас все заканчивается, – сказала мама, задев кастрюлю чем-то металлическим.
– Он должен был прийти еще вчера, – отозвалась бабушка.
И тут вошел я. И увидел маму, стоящую на цыпочках у шкафа. Она пыталась достать что-то с верхней полки. Помимо плиты с двумя конфорками, раковины, духовки и холодильника здесь было множество шкафов, тумб, ящиков и полок.
– Там ничего нет, – сказала мама, пошарив рукой, будто искала то, что не видно снизу. – Все, что у нас осталось, – на столе.
Опустив пятки на пол, она развернулась и увидела меня.
– Пора ужинать. Садимся за стол.
Мама подошла к столу первой, положила руку бабушке на плечо и губами указала на отца. Они все сидели в конусе света, который нарисовала на столе висящая над ним лампочка. Я увидел, что волосы под резинками маски на голове сестры еще мокрые.
Мама и бабушка принялись раскладывать по местам пакеты с рисом, банки с консервированным тунцом, яйца и мешки картофеля. Сейчас они лежали в шкафах, как и всегда. Правда, теперь свободного места стало гораздо больше.
– Кстати, раз ты пришел, – повернулся ко мне отец. – Почему ты постоянно торчишь у того окна? Мечтаешь уйти отсюда?
– Я был не у окна.
– И никуда уходить он не хочет, – вмешалась мама.
– Он много чего прячет в ящике, – выпалил брат.
– Вот как? И что ты там прячешь? – заинтересовался отец.
Брат открыл рот, чтобы выложить все, что знает, но тут на столе появилась кастрюля с дымящимся супом.
– Давайте поедим, – сказала мама.
Половником она принялась разливать суп по тарелкам, расставленным бабушкой. Она наполнила и седьмую тарелку. Ту, из которой никто никогда не ел. Содержимое всегда выбрасывали в мусорное ведро или выливали в раковину.
7
А тем вечером прилетел еще один светлячок.
Лежа в постели, я слушал обрывки фраз, долетавших до меня из общей комнаты, где вся семья смотрела фильм по телевизору. Папа включал его так часто, что я помнил наизусть каждое слово, паузу и даже выстрел.
Я шепотом произносил их в темноте.
В подвале был телевизор, но не было антенны и сигнала. На большой книжной полке стояло много кассет, которые мы смотрели на видеомагнитофоне с надписью «Бетамакс» на боку. Папе нравились фильмы про ковбоев.
Подражая скачущему на лошади храбрецу, я вытаскивал из-под одеяла воображаемый пистолет, составляя его из пальцев, и стрелял. И тогда заплакал ребенок. Будто мои пули долетели до его кроватки.
Послышались мамины шаги по коридору, за ней бабушкины. После того как он едва не задохнулся, они в страхе бежали к нему, боясь опять увидеть синим.
Я осторожно приоткрыл дверь, интересно было узнать, что происходит. Экран телевизора отбрасывал блики на стену в коридоре. Папа сидел в полосатом кресле, а брат на коричневом диване и смеялся совсем не к месту, когда следовало бы нахмуриться, он не вполне понимал, что происходит. Сестра устроилась на полу и использовала диван как спинку, ноги были скрещены, руки сложены на животе. Взгляд ее был таким, будто она смотрит не в телевизор, а на аквариум.
– Заткните этого ребенка! – заорал отец. Его крик был громче выстрелов в кино и даже плача моего племянника.
Я прошел по коридору к его комнате и наступил на что-то острое. Это оказался маленький гвоздик из ящика с инструментами отца. Я испугался, что он впился в ногу, но он отскочил и покатился по полу.
Войдя в комнату, я сразу почувствовал запах пудры. Мама стояла у кроватки и укачивала на руках ребенка. Увидев меня, она приложила палец к губам, чтобы я молчал. Когда лицо ее освещала вспышка света от экрана, если, например, показывали солнечный день в горах, я мог отчетливо различить черты. Однако, если экран был темным, когда показывали измазанное грязью лицо ковбоя, лицо превращалось в серое пятно.
Я обхватил руками маму за талию под растянутой футболкой, теперь ребенок был совсем рядом.
– Тише, успокойся, – прошептал я.
Мама вздохнула. Стоящая за спиной бабушка обняла меня, оставив лежать руку на моей голой груди.
И вот тогда я увидел.
Кружащийся зеленый огонек в коридоре. Несколько вспышек пунктиром провели линию от потолка до пола. Я оттолкнул бабушкину руку и готов был броситься ловить светлячка.
– Ну-ка, подожди, – сказала мама, и я решил, что она говорит со мной и тоже видела зеленый огонек. В спальне вспыхнул свет, и светлячка не стало видно.