– Нет.
– А чего же?
– Просто так…
– Думаешь, я тебя к жениху не довезу?
– Ничего я не думаю. Я сойду.
– «Сойду», «сойду»!.. Ну и сходи! – рассердился Алексей. – Подумаешь!.. Что я такого сделал? Я к тебе как к человеку, а ты… ты за кого меня принимаешь?!
– Да, а вы знаете, какие бывают люди! – горячо возразила Шурка. В глазах ее появились слезы. – Когда моя мама погибла… и я осталась одна… – Девушка вдруг запнулась и опустила голову.
Алексей виновато и сочувственно смотрел на нее.
Он хотел что-то сказать, но не нашел слов.
Помолчали.
Потом Шурка посмотрела на него, улыбнулась сквозь слезы и неожиданно сказала:
– Пить хочется, правда?
– Да, – ответил Алексей и тоже улыбнулся.
Остановка. Из вагона с котелком в руке выпрыгивает Алексей. Оглянувшись по сторонам, он бежит к станции. Толстый солдат, проводив Алексея взглядом, направляется к его вагону.
…Мимо санитарного эшелона Алексей пробегает к колонке. Пока из крана ленивой струйкой сочится вода, Алексей беззаботно поглядывает по сторонам.
У санитарного эшелона греются на солнышке несколько раненых. Оттуда слышится громкий смех.
От эшелона с ведрами бежит к колонке краснощекая полная санитарка.
Алексей снимает с крана котелок.
– Эй, женишок, – улыбается она, обнажая большие неровные зубы. – Дай-ка водички попить!
Пить ей не хочется. Это так, для знакомства.
– Некогда, доктор! – весело отвечает Алексей и, стараясь не расплескать воду, бежит к своему эшелону.
* * *
В вагоне стоит вконец напуганная Шурка. Перед ней – толстый солдат.
– А вот сдам тебя в военный трибунал, тогда узнаешь, как в секретные эшелоны проникать! Следуй за мной!
Шурка не двигается.
В дверях появляется Алексей с котелком воды.
– Следуй за мной!.. – повторяет толстый солдат.
– Не пойду! – упирается Шурка.
– Следуй, тебе говорят! – Солдат хватает Шурку за плечо.
Алексей одним прыжком метнулся в вагон.
– А ну брось!
– А-а!.. Явился, голубчик, – злорадно протянул толстый солдат. – Как же это получается: мы с тобой по-честному договаривались, а ты здесь гражданских лиц провозишь?
– Какая разница – один человек или два?
– Значит, разница!.. А ну, гражданочка!
Часовой взял Шурку за плечо.
Алексей подошел и, отбросив руку часового, встал между ним и Шуркой.
– Никуда она не пойдет! Ясно? Катись отсюда!
– Что-о?!.. – удивился солдат. – Это кто же здесь старший? Ишь устроился здесь со всеми удобствами – сено, девочка…
– Замолчи! – шагнул к нему Алексей.
– Думаешь, я не видел?.. Все видел!
– Что ты видел?
– Как вы с ней в сене кувыркались!
Короткий и точный удар сбил солдата с ног. Опрокинулся котелок с водой. Вскрикнула Шурка.
Солдат, сидя на полу, отупело хлопал глазами. Постепенно он пришел в себя и вдруг сказал спокойно и даже с каким-то злорадством:
– Оч-чень хорошо! Нападение на часового во время несения караульной службы! Знаешь, что за это бывает?
Он поднимается, поправляет обмундирование.
– Ну и дерьмо же ты! – с презрением говорит Алексей.
– Это с какой точки смотреть, – невозмутимо говорит толстый солдат, продолжая заправляться. – С твоей, может, и дерьмо, а с моей – мне цены нету! – И вдруг, рассердившись, кричит: – А ну, вылезайте к чертовой матери из вагона! Оба!.. Не подчинитесь – стрелять буду! Панику подниму… Имею полное право!
– Стреляй! Как страшно!
– Ты еще лейтенанта не видел, оттого такой храбрый. Сейчас я тебе устрою! – И солдат, решительно щелкнув затвором, поднял вверх винтовку.
– Ну ладно, – примирительно сказал Алексей, – погорячились, и хватит. Давай поговорим по-хорошему… – Он взял солдата за руки и мягко, но настойчиво заставил опустить винтовку.
– Мне с тобой говорить не о чем. Убирайся из вагона со своей…
– Ну! – вскипел Алексей и сжал кулаки.
Солдат поспешно отодвинулся.
– Даю два выстрела вверх… а потом!.. – Он спотыкается о вещевой мешок Алексея. Глухо звякнули консервные банки. – Разложили здесь… Тушенку жрете!
Алексей улыбнулся:
– Хочешь, я тебе еще банку дам?
Солдат молча отвернулся.
– Ну, две…
– Оскорбление личности хочешь тушенкой замазать?
– Да ты не сердись!.. Я по-свойски. Хочешь, извинюсь?
Солдат помялся.
– Ладно… Давай тушенку.
Алексей достал две банки и протянул их часовому. Тот с обиженным видом принял их и стал запихивать в карман. Инцидент, казалось, был исчерпан.
В это время в дверях показался лейтенант.
– Это еще что такое?! – сказал он высоким голосом, щурясь сквозь толстые очки.
– Вот, товарищ лейтенант, самовольно проникли в вагон. Принимаю решительные меры!.. – сразу докладывает толстый солдат.
– Кто такие?.. Куда едете? – спросил лейтенант.
– До Георгиевска, товарищ лейтенант. Вот мои документы. – Алексей протягивает документы.
Лейтенант прочитал бумагу.
– Ого!.. – воскликнул он и с интересом оглядел Алексея. – А девушка с вами?
Алексей и Шурка ответили одновременно, только она сказала «нет», а он сказал «да».
Лейтенант улыбнулся.
– Понимаете, товарищ лейтенант!.. – горячо начал Алексей. – У нее все вещи и деньги пропали, так что приходится…
– Ладно-ладно!.. Не ври, – перебил его лейтенант. – Только вы с огнем поосторожней!..
– Я не курю.
Лейтенант повернулся к Гаврилкину и заметил банку тушенки, которую тот пытался засунуть в карман.
– Это еще что? – спросил он строго.
– А это, товарищ лейтенант… – Гаврилкин повертел банку, как будто впервые увидел ее, – вроде как тушенка.
– Где вы взяли? У них?.. Сейчас же верните!
– А они, товарищ лейтенант… того… добровольно!
– Прекратить разговоры! – закричал вдруг лейтенант высоким голосом. – Стойте, как полагается! Опять вымогательством занимаетесь! Двое суток ареста! – Очки лейтенанта мерцали недобрым светом.
– За что же?.. – начал было толстый солдат.
– Позор! – сказал лейтенант, тронул очки, спрыгнул на землю и исчез.
Толстый солдат развел руками. В одной из них была банка.
– Ну вот… – сказал он. – Я ж говорил… Зверь!
Заливается звонким смехом Шурка. Она поднимает с полу опрокинутый котелок и показывает Алексею пустое дно.
Смеется она заразительно и с удовольствием, как смеются только в юности. Алексей широко улыбается.
Он подходит к двери и распахивает ее.
– Теперь можно! Теперь нам никакой «зверь» не страшен.
– «Зверь»!.. – улыбнулась Шурка. – А все-таки как приятно, Алеша, когда думаешь о человеке плохо, а он оказывается хорошим!
Алексей кивнул.
Оба задумались. Потом Шурка вдруг спросила:
– Алеша, а вы верите в дружбу?
– А как же. Солдату без дружбы нельзя.
– Нет, это я знаю. А вот между парнем и девушкой?
– А почему же? Есть девушки даже лучше ребят.
– Я тоже так думаю, а некоторые считают, что возможна только любовь.
– Ерунда! Я, например, с одной девчонкой дружил… Дружили и ни о какой любви не думали.
– А может быть, этого не замечаешь, а сам любишь?
– Ее-то? – удивился он. – Ну нет!
– А может, она?
– Да она девчонка совсем… Соседка наша Зойка. Нет, любовь – это другое, – сказал Алексей и нахмурился.
Шурка улыбалась своим мыслям.
– Алеша, а вам хотелось бы встретить друга?.. Настоящего, чтобы на всю жизнь? – спросила она после паузы.
Алексей кивнул утвердительно.
– И мне! – обрадовалась девушка. – Вот выдумаете, почему я еду? Вы думаете, что…
– Ты правильно делаешь, что к нему едешь! Ты – молодец.
– Ой, все это не так!
– Молодец, молодец. Не то что какая-нибудь вертихвостка.
– Нет, Алеша, вы ничего не знаете…
Оба замолчали. Потом девушка посмотрела на Алексея и, решившись, сказала:
– Знаете, Алеша?..
– Что? – Он повернулся к ней.
Она смутилась. Отвела взгляд.
– Очень пить хочется. Правда?
– Да.
Ночь. Поезд мчится мимо разрушенных сел, мимо обгоревших станций, мимо сброшенных с путей разбитых вагонов.
Шурка не заметила, как уснула на плече у Алексея. Он не может уснуть. Сидит задумавшись. Прислушивается к дыханию девушки. Шурка во сне доверчиво прижалась щекой к его плечу. Он осторожно поднимается и отходит к двери. Смотрит на проплывающие мимо темные деревья молодой рощи.
Шурка разметалась во сне. Алексей глядит на девушку, потом тихо подходит к ней, наклоняется и укрывает своей шинелью.
Поезд подходит к какой-то станции.
Останавливается между двумя составами.
Алексей берет котелок и поднимается.
Шурка открывает глаза:
– Куда ты, Алеша?
– Воды принесу… Ты спи.
Он спрыгивает вниз. Мимо проходит железнодорожник с фонарем в руке.
– Постоим, папаша? – спрашивает Алексей.
– Должно, постоим.
– А колонка где?
– Вон там.
Алексей подлезает под стоящий рядом состав, бежит через пути к колонке. У колонки – длинная очередь. Подходит Алексей. Из репродуктора слышны слова сводки. Вся очередь, замерев, слушает их. «В результате тяжелых боев, в которых уничтожено много живой силы и техники противника, наши войска оставили город Курск».
Алексей обращается к очереди:
– Разрешите, товарищи, котелок набрать, я с эшелона, – просит он.
И, словно найдя выход горькому чувству, женщины набросились на солдата:
– Все здесь с эшелона!..
– В очередь вставай!
Алексей помялся и, махнув рукой, пошел назад к эшелону.
В это время завыла сирена. Из репродуктора послышались слова диктора:
– Граждане, воздушная тревога!..
Оглянувшись назад, Алексей увидел, как от колонки разбегается очередь. Тогда он вернулся. Спокойно набрал воду и, поглядывая на небо, по которому рыскал луч прожектора, быстро пошел к эшелону. Какие-то люди пробежали мимо него. Кто-то ругался у соседнего состава. Алексей полез под вагон и замер – эшелона не было. Он выскочил из-под вагона и оторопело смотрел на пустые пути. Вдруг он заметил того же железнодорожника с фонарем.
– А эшелон где? – спросил он его.
– Ушел эшелон… а ты что, остался?
– Вы же говорили, что он постоит! Нарочно людей подводите? – чуть не со слезами набросился на старика Алексей.
– Воздушная тревога! Приказано разгрузить станцию.
– Что же делать?.. А? Отец? Скажи, что делать? Я должен его нагнать. Посоветуй!
– На Узловой он простоит часа три, а то и больше. А только как до Узловой добраться?
– Надо добраться! Не может быть, чтобы не было способа. Подумай, отец. Может, машина какая?
– Машина?.. А ты к лесному складу беги. Склад-то этот за станцией. Близко.
Склад лесоматериалов. Штабеля бревен, досок, теса. Все это – в тревожном синем отсвете электрических лампочек военной поры.
У склада стоят два старых грузовика.
В одну из машин две женщины-грузчицы накладывают доски. Им помогает маленькая, средних лет женщина в телогрейке. К машинам подбегает Алексей. Он обращается к сидящему в переднем грузовике шоферу. Тот, в полушубке и зимней шапке, дремлет, склонившись к баранке.
– Послушай, друг, мне сказали, тут есть машина на Узловую!
Шофер поднимает голову и оказывается пожилой женщиной с усталым и сонным лицом.
– Извиняюсь, – пробормотал растерявшийся Алексей.
«Шоферша», зевнув, проговорила:
– Вон, иди с ней договаривайся. – И, указав на женщину в телогрейке, снова склонила голову к рукам, лежащим на руле.
Алексей направляется к женщине в телогрейке. Та стоит, разговаривая о чем-то с кладовщиком. Грузчицы перестали работать и прислушиваются к их разговору.
– Я сказал – все, значит, все! Конец! – грубо орет кладовщик.
Алексей подходит ближе и слышит, как женщина тихо, с горечью говорит:
– Совести у тебя нет! Десяток досок недодал. У нас же скот под открытым небом стоит!
– У всех под открытым небом! – орет кладовщик. – Все понимают – война! А ты все канючишь! Уходи, не мешай другим грузиться!
– Постыдись, отдай доски – все равно пропьешь, а колхозу они вот как нужны!
– А ты со мной пила?! – еще громче заорал кладовщик. – Пила?! Да? Ты кого оскорбляешь?! – грудью напирает он на маленькую женщину. – А ну проваливай! – Он толкает ее.
У Алексея нет больше сил сдерживаться. Он бросается к кладовщику и, задыхаясь от ярости, почти шепотом говорит:
– Ты что же, гад, делаешь? Перед тобой женщина!
– А ты что суешься? Ты кто такой?! – орет кладовщик.
Сжав кулаки, Алексей молча, медленно идет на кладовщика. Он очень страшен сейчас. Кладовщик попятился.
– Ты что? Псих? Контуженый? Ты смотри! Эй! – в страхе все громче и громче повторяет он, продолжая пятиться. Он спотыкается о какой-то предмет и падает на штабель из бревен.
Алексей склоняется к нему, рывком хватает за ватник, замахивается.
– Бабы! – орет кладовщик. – Бабы! Отдайте ему доски! Бабы! – Он в страхе закрывает глаза.
Алексей, огромным усилием сдержав себя, отшвыривает кладовщика, поворачивается и быстро выходит из склада.
…Кончилась погрузка. Алексей сидит в кабине. Женщина включает мотор.
– Ну и злой ты, парень!.. До сих пор лица на тебе нет.
– Я не злой… – глухо отвечает Алексей, – а только… я таких ненавижу! Он хуже фашистов! Те враги – и все ясно. А эти!..
– Это правильно, – вздыхает женщина. – Подлец один, а скольким людям жизнь портит.
Алексей приоткрыл дверцу, высунулся и увидел трусливо выглядывающего из ворот кладовщика.
– Счастье твое, что времени мало! – крикнул ему Алексей. – Вернусь с фронта – я с тобой не так поговорю! – Он хлопнул дверцей.
А когда машина тронулась, осмелевший кладовщик закричал вслед:
– Ты еще вернись! Ты сначала вернись с фронта!
Ночь… По размокшей от дождя дороге идет машина. Алексей взволнованно прислушивается к неровной работе мотора. Мотор ревет, захлебывается. Машина медленно продвигается вперед, съезжая в скользкие колдобины.
– Черт меня дернул сойти с эшелона! – нервничая, говорит Алексей.
– Ничего, авось догонишь… На Узловой поезда иной раз по полсуток стоят. Тебе далеко?
– В Георгиевск.
– Свободно может простоять! На фронт – другое дело. Туда без остановки… – Женщина глубоко и горько вздохнула. – Эх, война, война! Конца-краю не видно.
– Дорога дрянная.
– Да… Сын у меня на фронте. Полевая почта сто тридцать девять. Не слыхал?
– Нет.
– Танкист… Водитель танка… – начала было «шоферша», но перебои в моторе усилились. Женщина замолчала, поспешно схватилась за ручку подсоса. Напрасно. Мотор работал все глуше и наконец замолк.
Алексей огорченно взглянул на женщину.
– Что поделаешь, – сказала она и невесело пошутила: – Машина-то мне ровесница!
…Алексей ожесточенно крутит ручку. Женщина бросается от капота к кабине и снова от кабины к капоту, дергает за какие-то рычаги. Мотор нехотя начинает работать.
Снова идет машина. Гудит, захлебывается мотор.
– Так и живем с этой техникой… А все-таки колхоз людей кормит… Одни бабы, а кормит! На все бабы – и работать, и детей смотреть, и слезы лить… Только бы живой вернулся… Молодой он, горячий, сам в драку лезет!
Мчится по дороге машина. Мотор работает ровно. Мимо проносятся мокрые от дождя стволы деревьев.
– Тащит старушка! – одобрительно говорит шофер. – Она, проклятая, у меня с норовом: то с места не сдвинешь, а то летит как бешеная…
– Так, может, и эшелон догоним?
– А что? Возможное дело. Минут через сорок будем там.
Увязшая в грязи машина. По колеям видно, как она проскочила поворот и съехала в болото. Земля вокруг глубоко истоптана сапогами. Грязные доски торчат из-под колес. Около машины стоят Алексей и его спутница.
– Теперь до конца войны отсюда не вылезем! – махнув безнадежно рукой, говорит она. – Прости меня, дуру старую. Третьи сутки не сплю.
Алексей огорченно молчит.
Издалека, нарастая, слышится тяжелый гул моторов и скрежет металла.
– Что это? – спрашивает женщина.
– Кажется, танки.
Гул и скрежет все ближе, и вот из дождливой ночной мглы появляется силуэт тяжелой машины. Разворачиваясь, танк освещает Алексея и шофера лучами своих фар и, подержав их несколько секунд на свету, грозно ревя, проходит мимо.
За ним – другой, третий, четвертый… И каждый светом своих фар выхватывает из темноты старенькую машину и стоящих около нее женщину и солдата.
– К фронту, – говорит солдат.
Последний танк, разворачиваясь, освещает их и, вдруг подъехав вплотную, останавливается. Откидывается крышка люка, и из танка высовывается молодой усатый красавец – командир машины.
– Привет аргонавтам!.. – кричит он с веселым задором. – Что? Идет ко дну ваш кораблик?!. – И, не дождавшись ответа, обращается к кому-то сидящему внутри машины: – Вася, волоки тросик – выручим челюскинцев!