Но Анна Иоанновна долго не решалась ставить подпись под этим приказом. Она даже плакала, и несколько раз просила герцога Курляндского пересмотреть материалы допросов, чтоб убедиться, нет ли там ошибки. Умоляла позволить ей заменить для Волынского казнь на ссылку. Но своим жалостным отношением к Артемию Петровичу лишь разжигала ревность Бирона и ненависть его к сопернику. Чем сильнее тот озлоблялся, тем яростнее противился просьбам государыни о снисхождении к осуждённому. Наконец, фаворит, теряя терпение, поставил перед императрицей вопрос ребром:
– Или я?! Или этот проходимец Волынский?!
И государыня сдалась.
27 июня на площади Сытного рынка состоялась казнь Артемия Петровича. Вместе с Волынским пошли на эшафот два его соратника – архитектор Петр Еропкин и советник адмиралтейской конторы Андрей Хрущев. Остальных прилюдно били кнутом и разослали в ссылки. Дочерей Волынского Анну и Марию велено было постричь в монахини и сослать в отдалённые монастыри.
Этим летом императрица отменила свою ежегодную поездку в загородную резиденцию Петергоф. И на это было две причины. Первая – государыня была нездорова; её мучили приступы боли, от которых она порой лишалась чувств. А казнь Волынского, которую Анна Иоанновна пережила, как потерю близкого человека, усугубила частоту этих приступов.
А вторая причина – Анна Леопольдовна была на сносях, и малютка вот-вот должен был появиться на свет. Императрице очень хотелось присутствовать при этом радостном событии.
12 августа 1740 года принцесса благополучно разрешилась мальчиком, на радость царствующей тётушки. Младенцу дали имя Иоанн (в честь деда) и отчество Антонович. Государыня тут же объявила новорожденного законным наследником престола и поместила его в покоях, подле своих.
В летнем императорском дворце по поводу рождения цесаревича вторую неделю шумели балы. Но сама Анна Иоанновна появлялась на них не более, чем на пару часов. Затем в сопровождении фрейлин и статс-дам удалялась в свои покои. Ночи она проводила в окружении лейб-медиков и верных шутов, первые из которых стремились облегчить её нестерпимые боли, а вторые изо всех сил старались рассмешить и позабавить государыню в нелёгкие часы бессонницы.
Из-за того, что гости редко видели на балах императрицу, слухи об её тяжёлой болезни нарастали, как снежный ком. Все были озабочены одним вопросом – кто же будет наследовать престол в случае, если государыня преставится? Вернее, кто удостоится чести регента при младенце-императоре?
дом шведского посланника Нолькена в Санкт-Петербурге
Слухи о болезни русской императрицы просачивались к иностранным посланникам. И заставляли волноваться не только Францию, но и Швецию.
Шведский президент Государственной канцелярии граф Юлленборг срочно направил депешу в Петербург своему посланнику Нолькену, в которой предполагал, что, если русская царица в скором времени умрёт, то это повлечёт новый виток беспорядков в России, связанных с борьбою за власть. Поэтому нацеливал Нолькена уже сейчас активно искать контакта с одной из русских оппозиционных группировок, которая в обмен на шведскую финансовую и военную помощь ещё до своего прихода к власти согласилась бы на территориальные уступки для Швеции.
Проблема войны с Россией неуклонно муссировалась в Стокгольме. Сосредоточенная за зиму многочисленная русская армия на Выборгской стороне, безусловно, сдерживала шведских генералов. Но аристократия во главе с Юлленборгом упорно скандировала в рикстаге лозунги, призывающие к войне!
Из-за невозможности достичь единогласия двух непримиримых партий, выступление шведской армии продолжало отсрочиваться, несмотря на то, что миновала зима, весна, и лето уже подходило к концу. И Юлленборг, возглавляющий партию «шляп», озарился идеей – заручиться поддержкой у оппозиционной русской группировки, с тем, чтобы внести раскол в русскую элиту.
По его мнению, попытать счастья можно было у трёх претендентов: первый – это герцог Курлянский, вторая – Анна Леопольдовна и третья – царевна Елизавета.
Задача, которую Юлленборг поставил перед Нолькеном, – определить, кто из троих будет согласен уступить Швеции финские земли в обмен на оказанное содействие в получении короны. И начать переговоры.
А, поскольку Франция теперь выступала союзником Швеции, Юлленборг посоветовал Нолькену, обсудить поиски оппозиционеров с Шетарди в надежде снискать в нём соратника.
Нолькен пригласил Шетарди к себе в дом под предлогом дружеского визита. И, коротая вечер за партией в шахматы, стал прояснять мнение Версаля о русской обстановке вокруг наследования престола.
Нолькен поставил на шахматную доску рядом двух королей:
– Давайте представим, – сказал он, – что, чёрный король – это Анна Иоанновна, действующая императрица. А белый – её законный наследник, младенец Иоанн.
На клетку позади «императрицы» он поместил чёрного ферзя:
– Это Бирон.
– Очень метко, – согласился Шетарди, – Фаворит и, вправду, всей своей сущностью похож на ферзя.
Нолькен продолжал выставлять фигуры:
– А это родители наследника – Анна Леопольдовна и Антон-Ульрих, – и позади белого короля сосредоточил фигурки двух слонов.
Маркиз Шетарди включился в игру и с другой стороны в двух клетках от чёрного короля установил белого ферзя:
– А это, – сообщил он, – обделённая сестрица государыни, царевна Елизавета.
– Что ж, все претенденты на наследование престола в сборе, – согласился Нолькен, – Допустим, императрица умирает…
Он убрал с доски чёрного короля, обнажив его клетку перед сосредоточенными фигурами. Каждая из них оказалась на расстоянии одного шага к тому, чтоб занять освободившееся место.
– Как Вы полагаете, чей сейчас ход?
– По закону, ход должен сделать белый король, – ответил Шетарди, – Он наследник, утверждённый императорским манифестом.
– Если он занимает трон, то ближайшие к нему, по родственной линии, будут супруги Брауншвейгские. Они и возьмут регентство.
«Значит, вероятность первой очереди, что следует налаживать переговоры с Анной Леопольдовной и её супругом», – подумал Нолькен, – «Принцесса, добра и покладиста; будет не сложно, припугнуть её войной и добиться требуемых уступок».
Но, слава богу, он не произнёс этого вслух, потому что…
– В таком случае, Вы должны понимать, русская внешняя политика будет целиком подчинена интересам австрийского дома! – строго сообщил Шетарди, поджимая губы.
«Ах, вот оно что! Французы противятся изо всех сил усилению влияния Австрии. И Анна Леопольдовна в том для них – главная помеха на русском престоле», – понял Нолькен, – «Вступать в контригру с союзной Францией теперь не резонно; можно накликать беду куда более сильную. Итак, кандидатура Анны Леопольдовны с её супругом на трон Российской империи для нас пока откланяется».
Он послушно положил плашмя на доску обе фигурки слонов:
– Всё верно, – рассудил он в угоду французу, – Слоны – фигуры подневольные. Они ходят лишь по прямым линиям. И возле трона они лишь постольку, поскольку на нём восседает их сын Иоанн. А, если его не станет?
Шетарди обрадовался:
– А ведь и в самом деле! С младенцем всякое может случиться. Ну, вдруг? И тогда Брауншвейгская фамилия отметается от престола одним движением руки.
– Вы правы. Кто остаётся? Бирон и Елизавета. Два ферзя. Две фигуры, вольные двигаться в любом направлении.
– В этой парочке присутствует забавное противоречие! – развеселился Шетарди, – Один из них не имеет никаких законных прав на корону, но источает огромное желание любой ценой водрузить её себе на голову! А другая, напротив, имеет все законные права на престол, но не изъявляет никакого желания, чтоб за него побороться.
После ухода Шетарди, Нолькен долго думал, на кого же сделать ставку – на Бирона или Елизавету? Прикидывал так и этак и, наконец, выбрал Елизавету.
Он просто не смог придумать, чем бы заинтересовать баловня судьбы Бирона, у которого итак есть всё? А Елизавете Нолькен решил просто предложить денег (он был наслышан о том, что она постоянно испытывает в них нужду и имеет массу долгов). А подспудно он намекнёт принцессе на то, что Стокгольм станет и впредь оказывать ей достойное финансовое содействие, если она, в свою очередь, будет не против оказать содействие Швеции в некоторых обоюдных вопросах.
Дабы соблюсти секретность, подобраться к дочери Петра он решил через её преданного друга и лекаря Жана Лестока, передав через него царевне записку с просьбой о встрече.
Царевнин дворец
Весь день столица изнывала от удушающего горячего зноя. К ночи жара спала и, в преддверии грозы, воздух сделался тяжёлым и липким, точно патока.
Елизавета Петровна возвращалась с очередного куртага из императорского Летнего дворца в карете с доброй подругой Маврой, сестрицей Анютой и преданным лекарем Лестоком. Опираясь на руку Лестока, она вышла из кареты и остановилась, обмахиваясь веером:
– Постоим немного.
– Я устала, сестрица, – призналась Анюта, – Хочу спать.
– Ступай, – разрешила царевна и кивнула Маврушке, – Проводи. Что-то не нравится мне её хандра. Как бы не расхворалась.
Они с Лестоком остались одни.
– Душно, – пожаловалась Елизавета.
– Да, уж. Есть от чего задохнуться.
– О чём ты?
– Вы видели, Ваше высочество? Сегодня императрица выглядела особенно плохо! Она едва сидела в кресле! И ушла, не дождавшись танцев, – Лесток перешёл на шёпот, – Я располагаю точными сведениями, что она мочится кровью и страдает ежедневными обмороками из-за сильных приступов боли! Дни её сочтены!!
Царевна продолжала совершать размеренные движения веером и молчала.
– Россия стоит на пороге большой смуты! – не унимался он, – Случись сейчас что с императрицей, на престоле окажется младенец. И тот, кто отвоюет право регентства, будет управлять страной.
– У этого младенца есть родители, – напомнила Елизавета.
– Принцесса Анна Вам не соперница! За те три года, что она провела взаперти после неприятной истории с графом Линаром, да ещё год просидела в своих покоях из-за беременности, она привыкла к затворничеству.
– Ну, и что?
– Принцесса Анна не жаждет завоевать любовь подданных и сплотить вокруг себя единомышленников! – пояснил Лесток, – Вероятно, она полагает, что её будут почитать лишь за то, что она родила России наследника! Все её сподвижники – одна фрейлина Менгден! А её самой будто и нет вовсе!! Это не правительница, а – фантом, пустое место!!
Елизавета лишь мягко улыбнулась в ответ:
– Тем она и будет желанна Кабинету министров! Безвольной натурой легко управлять.
– Да, если бы только её супруг не был Брауншвейгским принцем! – парировал Лесток, – Вы же понимаете; едва он вступит в регентство, назавтра же русский двор наводнят австрийцы. Неужели Вы готовы допустить, чтобы Венский двор заправлял делами России?
– Принцу Антону-Ульриху регентство? – иронично хмыкнула царевна, – Ты забыл про герцога Курляндского!
Лесток нахмурил лоб:
– Про герцога Курляндского?
– Вот уж кто сделает всё, чтоб не допустить к власти Брауншвейгскую фамилию, лишь бы самому остаться у кормушки! – рассмеялась Елизавета, – Ох! И что он только уже ни делал, чтоб закинуть ногу на трон!! Вообрази, уговаривал государыню выдать Анну за его сына Петрушку. А теперь настойчиво сватает его за меня.
– А Вы что же?
– Я? Я взяла время подумать. И, если только я соглашусь на этот брак, то после смерти сестрицы Бирон преподнесёт мне корону на блюдечке.
– Так, может, это хорошее предложение?
– Шутишь?!
– Вы можете стать императрицей!
– Одно только слово, что императрицей. Но править-то Бирон будет сам!!
– Но герцог не любим при дворе, – напомнил Лесток, – За десять лет он снискал себе лишь зависть и ненависть. К тому же русские вельможи никогда не забудут его низкого происхождения.
– Равно, как и моего!
– Ваше высочество! Вы – дочь их любимого царя Петра Великого.
Она осадила его одним строгим взглядом:
– Не будь наивен, мой друг! Я прекрасно знаю, что обо мне говорят при дворе! Они не могут мне простить моей матери, лифляндской простолюдинки. И того, что отец сочетался с ней браком уже после моего рождения, – и посмотрела вверх на сгущающиеся тучи, – Идём в дом, Жан! Сейчас будет дождь.
Лесток не желал отступать:
– Елизавета Петровна, и всё же Вы недооцениваете своё окружение! – и, предусмотрительно оглядевшись вокруг, сообщил, понизив голос, – Шведский посланник Нолькен сегодня на балу пожелал выразить своё намерение поговорить с Вами наедине. Он передал записку.
Елизавета двумя пальцами перехватила из его рук записку и усмехнулась:
– Швеция?! Что, почуяла, что запахло жареным?
Грянул дождь. Царевна, подхватив подол платья, весело хохоча, бросилась к крыльцу. Лесток, поддерживая её под локоть, устремился вслед.
Спустя три дня Нолькен отписал в Стокгольм, что его первая встреча с Елизаветой прошла успешно. Деньги царевна приняла. В ответ же на его условный намёк об оказании содействия Швеции в некоторых обоюдных вопросах, ничего не сказала, но отреагировала приятной улыбкой.
Граф Юлленборг одобрил действия посланника и велел продолжать намеченные действия в отношении дочери Петра Великого, в подробностях сообщая ему незамедлительно обо всех деталях, касающихся этого предприятия.
дом княгини А. И. Гессен-Гомбургской
– Катенька! К тебе гостья, – сообщила Анастасия Ивановна, пропуская к ней в комнату Анну Скавронскую.
Катерина, отложив вышивание, удивлённая поднялась, приглашая гостью присесть:
– Проходи. Я рада тебе.
Та сняла шляпку и расположилась на кушетке.
– Я распоряжусь насчёт чая, – пообещала княгиня и удалилась, оставив девушек наедине.
– Я пришла просто так, по-приятельски, – будто извиняясь, произнесла Анюта.
– Ты очень хорошо сделала, что пришла. Ко мне редко, кто приходит. После того, как Маша…, – Катерина осеклась, – В общем, после того, как случилось это несчастье с Волынскими, я лишилась единственной подруги. И теперь скучаю.
– И у меня всё в точности так же, – подтвердила Анна, – Знаешь, я подумала, раз уж мы обе дружили с Машей и обе в одночасье лишились этой дружбы, то, может быть, ты не станешь возражать против того, чтоб я навещала тебя. А ты – меня.
– Ты предлагаешь дружить?
– Да, – робко подтвердила она и взволнованно прикусила губу, – Что скажешь?
– Я скажу, что очень рада!! – воскликнула Катерина, – Ведь у меня совсем нет подруг.
– У меня – тоже.
– Выходит, мы два сапога пара, – рассмеялась Катя.
– Постой, ты сказала, что у тебя нет подруг. А разве Анастасия Ягужинская тебе не подруга? – настороженно поинтересовалась Анна.
– Что ты! Нет! Я её почти не знаю!
– Но она была у тебя на дне рождения в прошлом году.
– Её Петя Трубецкой пригласил. Они дружат с детства.
– Вот как? – Скавронская облегчённо вздохнула, – Это хорошо.
– Почему это хорошо?
Анюта смущённо поправила ленту на платье и произнесла:
– Видишь ли, если бы ты была её подругой, то мы вряд ли смогли бы дружить.
– Почему?
Она вдруг потупила взгляд и долго не решалась заговорить. Наконец, подняла на Катю большие испуганные глаза:
– Скажи, раз уж мы подруги, то я могу тебе доверить свой секрет?
Она растерялась:
– Мне прежде никто никогда не доверял секретов. Но…, конечно, можешь. Обещаю, сохранить его в тайне.
Анюта доверительно взяла её за руку и выдохнула:
– Мне очень нравится Иван Лопухин.
– Ух…, – только и смогла произнести Катя, потрясённая её искренним признанием, – А он?
– Раньше мне казалось, что и я ему нравлюсь. Но последнее время я склоняюсь к мысли, что он меня обманывает. А началось всё в тот день, у тебя в гостях, когда Ягужинская вдруг при всех рассказала, что Лопухин ухаживает за ней и заваливает дорогими подарками.