Предыдущий опыт подсказывал: если пожаловаться метрдотелю, тут же явится служащий, добросовестно израсходует на борьбу с пронырливыми насекомыми большой флакон ужасно вонючей жидкости – дихлофоса. Однако победителями из этой схватки человека, точнее – «волшебницы-химии» – с тварями, уже несколько миллионов лет обитающими на Земле, выйдут всё-таки «бараты», некоторые особи которых напоминают своими размерами подросших мышат.
Приняв душ и переодевшись, Вольфганг выпил банку ледяного пива, закусил солёными орешками и спустился в холл. У дверей стояло несколько потрёпанных такси неопределённого цвета и возраста. Вольфганг кивнул шофёру одного из них и отправился по указанному священником адресу.
В скромном двухэтажном особняке долго не отзывались на кнопку электрического звонка. Прошло минут пять, пока Вольфганг догадался, что это устройство не работает. Постучал ключами от своего офиса в массивную деревянную дверь, давно не знавшую краски. Окна первого этажа осветились тусклым светом, и в проёме двери появился худощавый молодой мулат. Он долго, внимательно слушал Вольфганга. Буркнув «Подождите!», бесцеремонно захлопнул дверь и надолго исчез. Возвратился в сопровождении двух бородатых мужчин лет сорока, в которых Вольфганг без труда узнал соотечественников, хотя изъяснялись они на португальском языке почти безупречно.
Он назвался и предъявил визитную карточку. Сообщил, что адресом его снабдил священник из Блуменау. Но это не ослабило нескрываемую настороженность, с которой оба встретили пришельца. Отлучившись на несколько минут, вернулись, нехотя пригласили войти в прихожую и осведомились, чем могут быть полезны.
Вольфганг принялся импровизировать довольно складную, как ему казалось, легенду о тоске по братьям по оружию, уцелевшим в мясорубке войны. Однако собеседники прервали незваного гостя, сказав, что они – единственные немцы «в этом проклятом захолустье», и по возрасту никак не могли быть участниками Второй мировой. Занимаются, мол, биологическими исследованиями местной фауны и флоры уже давно. Прижились, женились на бразильянках, завели детей.
Один из хозяев выразительно посмотрел на часы, и Вольфганг счёл за благо ретироваться.
Ближайший рейс в Бразилиа был только утром следующего дня. Вольфганг зашёл в дешёвый, но чистый ресторанчик, выбрал по совету словоохотливого хозяина «фейжоаду». После сытного фасолево-мясного ужина решил прогуляться по главной улице городка, обсаженной огромными манговыми деревьями. Время от времени увесистый упругий плод срывался с ветви и смачно разбивался об асфальт или о крыши припаркованных автомашин. Чтобы не схлопотать нокаутирующий удар в голову, Вольфганг предпочёл держаться поближе к лужайкам перед домами. Потом свернул на первую же улицу – как оказалось, плохо освещённую и безлюдную.
Пройдя сотню метров, он увидел, как перед одноэтажным неприметным коттеджем остановился длинный белый «Линкольн». Из него вышли двое недавних знакомцев. Оглядевшись по сторонам, бородачи открыли заднюю дверцу машины и помогли выбраться высокому худому старику, который держался так, будто его тело закостенело и потеряло способность сгибаться.
Отблески неонового света, который заливал крошечную бензоколонку нефтяной корпорации «Петробраз», находившуюся почти напротив коттеджа, позволили Вольфгангу на какое-то мгновение разглядеть мертвецки бледное лицо старика. Это был Густл, он же Густав Вагнер!
Пытаясь усмирить запрыгавшее в груди сердце, Вольфганг постоял в тени мангового дерева. Когда за тремя мужчинами захлопнулась дверь дома, он быстро прошёл мимо.
Номер на этом строении отсутствовал, но соседний коттедж значился под цифрой 34. Оставалось выяснить название тёмной улицы. Пришлось дойти до первого перекрёстка, где на низкой бетонной пирамидке было мелко высечено: руа Тирадентис. Трудно найти на карте Бразилии город или посёлок, в котором не встретишь улицу или площадь, названную в честь этого национального героя, в XVIII веке боровшегося за свободу своей страны от португальской короны и казнённого в 1792 году. Будучи зубным врачом, он вошёл в историю под прозвищем «Выдери зуб», как переводится с португальского языка слово tiradentes. Удастся ли на сей раз беспощадным охотникам на бывших фашистов выдрать очередной нацистский «зуб»?
XX
Информацию о добровольной «командировке» Вольфганга в штат Мату-Гросу, длившейся менее суток, Алексей счёл очень полезной.
– Вы делаете несомненные успехи, – наставительным тоном сказал он. – Почему бы Вам не стать профессиональным разведчиком? Уверяю, это очень интересная, захватывающая профессия, приносящая большое удовлетворение и придающая острый вкус, в общем-то, пресной жизни современного человека.
Вольфганг усмехнулся и вежливо, но холодно поблагодарил советского «товарища» за откровенность и высокое доверие, дав, однако, понять, что отнюдь не жаждет участвовать в выполнении каких-либо новых «благородных миссий». И даже мелких поручений и элементарных просьб.
– Что Вы, – заметно смутившись, ответил тот, – мы вовсе не собираемся злоупотреблять Вашими угрызениями совести, добротой и расположением к нам.
…Размеренный ритм жизни возобновился: работа – светские мероприятия – отдых в клубе предпринимателей по воскресеньям, где можно было размяться, играя с коллегами в теннис, «петаку» – разновидность бадминтона, но без ракеток: по тяжёлому волану надо бить голой ладонью, преодолевая боль, – или в гольф. Участилось общение с бразильскими друзьями, в основном, местными коллегами-фирмачами, банкирами и высокопоставленными служащими правительственных учреждений, расплодившихся в новой столице южноамериканского гиганта.
А чтобы как-то встряхнуться, очередной короткий отпуск семья Вахендорф решила провести в Буэнос-Айресе, слывшем среди иностранцев в Бразилиа «латиноамериканским Парижем». И к тому же всемирной столицей танго!
Да, соседняя страна вполне оправдала многие ожидания. По-старомодному солидный Буэнос-Айрес произвёл на Вольфганга и Татьяну очень приятное впечатление, прежде всего, своей внешней схожестью с крупными западноевропейскими городами, а также богатой культурной жизнью. Они обнаружили, что только театров в аргентинской столице – около семи десятков, среди которых знаменитый Оперный имени Колумба. Татьяна захлопала в ладоши, узнав, что на открытии этого храма искусства в 1908 году пел её великий соотечественник Фёдор Шаляпин, а кроме него на сцене «Колумба» выступали Анна Павлова, труппа Дягилева…
Они вволю насмотрелись спектаклей, новых западноевропейских фильмов – здесь их показывали лишь немного реже, чем надоевших изделий Голливуда. И смогли отдохнуть от бесконечных бразильских телевизионных новелл – «мыльных опер», которыми пичкала зрителей крупнейшая компания «Глобу». Её хозяева-мультимиллионеры упорно пытались внушить беднейшему населению своей страны отрадную мысль: богатые тоже люди; иногда поплакать приходится даже сильным мира сего. Нужно только ещё немного потерпеть, и этот приятный для обездоленных момент обязательно наступит. А значит, и справедливость наконец-то восторжествует.
Пожалуй, если бы хозяева строительной компании предложили Вахендорфам переехать в Буэнос-Айрес, источающий по вечерам пленительные мелодии Астора Пьяццоллы и Карлоса Гарделя, в город, где по выходным в парках и на танцплощадках ресторанов проходят самодеятельные конкурсы исполнителей танго среди всех желающих, независимо от возраста и социального положения, они вряд ли стали бы возражать.
По возвращении из отпуска Вольфганг снова окунулся в повседневную рутину.
XXI
На поездке в столицу Аргентины настояла Татьяна. Она попыталась оторвать мужа от посторонних дел, о которых смутно догадывалась по его частым неловко объясняемым отлучкам. Иногда он не являлся домой даже в обеденное время, которое они привыкли считать обязательным для общения за трапезой в те дни, когда не посещали званые коктейли и приёмы. Неужели появилась любовница? Нет, Татьяна слишком доверяла ему, чтобы допустить крамольную мысль о предательстве их взаимного чувства.
Скорее беспокойство вызывали встречи Вольфганга с друзьями из ГДР, а тем более с некоторыми русскими, в её отсутствие. Из недомолвок понять всего она, конечно, не могла, да и не пыталась. Но что-то предполагала и старалась домыслить. Вмешиваться не решалась, хотя испытывала немалую тревогу: вдруг за какие-то недозволенные действия её мужа арестует и подвергнет пыткам местная тайная полиция? Правда, агенты спецслужбы ведут беспощадную борьбу, кажется, только с находящимися в подполье коммунистами. Но кто даст гарантию безопасности, ведь Вольфганг – бизнесмен, он не защищён дипломатической неприкосновенностью. У него даже служебный автомобиль с обычными бразильскими номерами…
Татьяне оставалось надеяться, что рано или поздно муж добровольно поведает хотя бы о некоторых сторонах своей нынешней параллельной жизни, чтобы рассеять собственные сомнения, омрачавшие его, как она чувствовала, едва ли не с первых дней пребывания на латиноамериканском континенте.
XXII
Однажды вечером выпуск телевизионных новостей компании «Глобу» ошарашил Вольфганга сенсацией:
«В местечке Атибая, штат Сан-Паулу, арестован 70-летний немец по фамилии Вагнер. Он жил в скромном домишке, комнаты которого украшали картины, принадлежащие кисти самого хозяина. Комиссар местной полиции полагает, что это – нацистский преступник, известный как «Палач Треблинки».
На первой же очной ставке один из бывших узников концлагеря – польский еврей-иммигрант, живущий в нашей стране, опознал его. Но у этого Вагнера, похоже, «не все дома»: он заговаривается, путает имена и даты. К тому же почти не знает португальского языка, хотя давно живёт в Бразилии и имеет её паспорт. Немец помещён в психиатрическую лечебницу, где находится под круглосуточной бдительной охраной. А сейчас послушайте отрывок магнитофонной записи во время очной ставки, который удалось раздобыть нашему репортёру».
На разделённом пополам телеэкране появились чёрно-белые фотографии двух пожилых мужчин: орлиный профиль седого австрийца, похожего на сурового бразильского генерала Эрнесту Гайзела, ставшего к тому времени президентом страны, и одутловатая физиономия лысого, с виду добродушного поляка. Встреча проходила в отделе политической полиции города Сан-Паулу.
Подпись под фотографией первого гласила: «Густав Вагнер, бывший заместитель начальника концлагеря „Собибор“, виновный, как полагают, в гибели около 70 тысяч человек еврейской национальности».
Строка под снимком поляка поясняла, что это Станислав Смайзнер, бывший узник «Собибора», опознавший австрийца, которого бразильская пресса упорно именовала немцем.
– Привет, Густав! Не узнаёшь? А мне так и не удалось стереть твою мерзкую физиономию из памяти. После того, что ты творил с беззащитными людьми, забыть тебя не было никакой возможности. Сколько раз все минувшие годы ты являлся мне в самых ужасных снах, и я просыпался в холодном поту, мечтая задушить тебя собственными руками. Жизненные силы мне придавала одна лишь уверенность в том, что бог обязательно покарает тебя и остальных человекоподобных чудовищ. И вот теперь это должно свершиться. Лучше поздно, чем никогда!
– Я тоже вспомнил тебя. Это я снял тебя и твоих братьев с эшелона, когда вас доставили в «Собибор». Я спас тебе жизнь, послав работать в мастерскую. А ведь ты тогда был ещё сопливым мальчишкой.
– Ты послал меня в мастерскую, потому что я уже знал ювелирное ремесло. Ты и твой начальник Франц Штангль коллекционировали ювелирные украшения, которые мы вам делали из золотых коронок зубов, вырванных или выбитых не только у мёртвых, но и у живых узников. Я сам видел немало таких сцен! Моих родителей ты отправил прямиком в газовую камеру, потому что они не были ювелирами. Туда же ты швырял и сотни малолетних детей, даже младенцев, лишь потому, что это были евреи, в большинстве своем польские, голландские и словацкие. А мне посчастливилось уцелеть только благодаря подвигу советского заключённого-смертника, настоящего героя Александра Печерского, организовавшего массовый побег в октябре 1943-го…
– Я никого не убивал, ни в чём не виноват и не раскаиваюсь. Я лишь выполнял приказы Франца Штангля. А приказы не обсуждаются, тем более – во время войны…
– Ты нагло лжёшь! Это ты решал, кто из узников должен умереть немедленно, а кому предстояло ждать своей очереди в застенках. Ты безжалостно орудовал кнутом, разделяя людей, как скотину, на группы смертников. Будь мужчиной и хоть раз в жизни посмотри правде в лицо!
– Ты поплатишься за эти слова. Да, я сортировал этих нелюдей и в «Собиборе», и в «Треблинке», потому что поддерживал идеи расовой гигиены. У меня была неограниченная власть над всеми вами! Но ты зря думаешь, что те времена канули в Лету. Ошибаешься. Мне жаль тебя. У нас хватит сил, чтобы стереть в порошок таких, как ты!..
«Меж тем нам остаётся добавить: по мнению беспощадного охотника на нацистов, знаменитого еврея, архитектора по профессии Симона Визенталя, в Южной Америке, прежде всего в Аргентине, Парагвае, Чили, Боливии, да и в нашей стране до сих пор преспокойно живут около половины из десяти тысяч бывших эсэсовцев и их подручных разных национальностей, которым удалось скрыться от правосудия после Второй мировой войны.
Знающие люди называют такие зловещие имена, как «Ангел смерти» доктор Менгеле или житель Рио-де-Жанейро, ныне пенсионер Альбрехт Густав Энгельс. Если верить расследованию журнала «Вежа», этот сеньор – в недавнем прошлом директор филиала компаний «Телефункен» и «Мерседес-Бенц» в Бразилии – во время войны был шефом германской разведки в нашей стране. Возглавлявшаяся им шпионская сеть снабжала «Абвер» информацией о передвижениях военных кораблей и транспортных судов союзников в Южной Атлантике. Она передавала и секретные данные об американской военной промышленности. Немецкие агенты действовали почти открыто до тех пор, пока Бразилия не вступила в войну на её завершающем этапе на стороне антигитлеровской коалиции.
Всем нам, бразильцам, есть над чем поразмыслить, взвесить плюсы и минусы подобного гостеприимства. И, возможно, принять какие-то ограничительные меры. Пусть даже символические. Репутация такой большой страны, как наша, которая претендует на заметную роль в важных международных делах, не должна страдать из-за присутствия недобитых фашистов».
XXIII
На следующий день все газеты выстрелили аршинными заголовками, оповещавшими об аресте Густава Вагнера по кличке Густл.
Одна из них, ссылаясь на медицинскую сестру сан-паульской лечебницы, утверждала, что в первую же ночь старик попытался покончить с собой довольно оригинальным способом: растоптав собственные очки, успел наглотаться стекла. Пациенту пришлось срочно и неоднократно промывать желудок с помощью клизмы. После этой процедуры он принялся биться головой о стену, и санитарам потребовалось немало усилий, чтобы его усмирить.