На завтрак в ресторане гостиницы подоспели и Чардынин с Харитоновым. Дмитрий Иванович, как всегда, был галантен. Он явился в ресторан с букетом цветов и, отвесив поклон, демонстративно вручил его мне.
– Вера Васильевна, разрешите? – задал он вопрос и, не дожидаясь ответа, отодвинув свободный стул, присел рядом.
– Ну конечно, Дмитрий Иванович, – опоздав с ответом, ответила я, проглатывая очередной кусочек бутерброда.
– Я надеюсь, эти скромные апартаменты предоставили Вам возможность отдохнуть после дороги? – с широкой улыбкой задал он следующий вопрос.
– Не беспокойтесь, Дмитрий Иванович, я уже в рабочем режиме, – улыбаясь в ответ, утвердительно произнесла я.
– Вот и хорошо, очень хорошо! Я бы хотел показать Вам нашу новую студию. Правда, студией это назвать пока еще трудно, но первый павильон практически готов к работе! – не скрывая своего восторга, выпалил Харитонов.
– Мой дорогой Дмитрий Иванович, я буду готова через полчаса, – уже серьезно ответила я и, допив последний глоток чая, поднялась из-за столика и направилась в номер. Харитонов сопровождал меня долгим нежным взглядом.
Быстро подправив макияж и переодевшись, через полчаса я уже спускалась из номера к парадному входу гостиницы. На улице меня ждал автомобиль с двумя джентльменами – Дмитрием Ивановичем Харитоновым и Петром Ивановичем Чардыниным.
– Господа, вы хоть чай успели выпить? – с издевкой, смеясь, спросила я.
– Я-то да, а что успел выпить Петр Иванович, я, извините, не знаю, – смеясь, ответил Харитонов.
Петр Иванович порозовел и скромно улыбнулся.
– Верочка, садитесь быстрее, пока Вас не узнали, – буркнул Чардынин.
И он был прав! На улице перед авто уже начали останавливаться прохожие, с любопытством рассматривая нашу троицу.
Одесса уже давно проснулась и занялась своими делами, нам же предстояло заняться своими. Время шло, а впереди было несколько нереализованных идей, которыми просто кишела голова Харитонова.
Мы въехали на Французский бульвар. Самым красивым уголком Одессы всегда называли улицу, именовавшуюся когда-то «Фонтанской дорогой». В 1902 году, в честь визита царя Николая II во Францию, Малофонтанскую дорогу переименовали во Французский бульвар.
М
И именно здесь Харитонов умудрился купить участок земли и начал строительство своей студии. Хотя, в общем-то, я никогда не сомневалась в предприимчивости и дальновидности Дмитрия Ивановича.
Проехав мимо длинного деревянного забора, мы оказались на территории будущей студии. Кругом кипела работа. Строители что-то пилили и таскали на тележках, постоянно слышались стук молотков и ругань землекопов. Машина остановилась напротив входа в стеклянное сооружение высотой в несколько метров. С первого взгляда знающему толк в кино посетителю было ясно: перед ним павильон для съемок кинематографических лент! Я почувствовала страстное желание войти и начать играть. Свет софитов, декорации, костюмы и даже постоянная беготня статистов – все это создавало неповторимую атмосферу кино. Оно манило к себе, притягивало невидимым магнитом, а притянув, больше не отпускало. Не отпускало никогда!
Поднявшись по широкой парадной лестнице, я вошла внутрь павильона. Здесь еще было пусто: ни людей, ни декораций; и только обилие солнечного света наполняло все здание. Я прошлась по пустому залу. И вдруг какая-то неведомая сила подхватила меня – и через мгновение я танцевала, кружась посреди пустоты в лучах летнего солнца. В голове звучала музыка. Она увлекала меня, не давая остановиться, наполняла необъяснимой радостью и восторгом. Но вот, музыка закончилась, а с ней и мой безумный танец. Только сейчас я заметила стоящих на входе Харитонова и Чардынина. Они смотрели на меня с удивлением и восторгом. Я подошла к ним со словами:
– Господа, я буду здесь играть!
– Ух! – Дмитрий Иванович громко выдохнул.
Еще какое-то время мы вместе ходили по территории будущей студии, и Харитонов, красноречиво жестикулируя руками, рассказывал, что где будет находиться. Планы у него были грандиозные, и этому человеку можно было верить.
В кино Дмитрий Иванович Харитонов пришел еще в 1906-ом году. Вложив деньги в прокат фильмов, он довольно быстро стал владельцем больших кинотеатров.
В 1909-ом он становится владельцем кинотеатра и прокатной конторы «Аполло» в Харькове, с филиалами в Одессе, Киеве, Ростове-на-Дону, Петербурге. С 1909-го по 1912-й год Харитонов финансировал в Харькове съемки фильмов и производство «киноговорящих картин».
В 1913-ом году в собственном доме Дмитрий Иванович открыл крупнейший в Харькове кинотеатр «Ампир», а в 1915-1916-ом годах издавал в Харькове журнал о кинематографе «Южанин».
В 1916-ом он переехал в Москву, где построил (на улице Лесной) крупнейшую киностудию в России. К нему перешли работать ведущие актёры и режиссёры: П. Чардынин, В. Висковский, М. Бонч-Томашевский, Ч. Сабинский.
И вот, этот удивительный человек пригласил нас на обед в свой коттедж, который он снял неподалеку от студии с видом на море.
Погода стояла по-настоящему летняя. Все располагало к обеду под открытым небом, и Дмитрий Иванович, сделав необходимые распоряжения, вышел ко мне на веранду, обращенную в сторону моря.
– Красиво, не правда ли? – тихим голосом спросил он.
– Очень! – так же тихо произнесла я и добавила, – Вы знаете, я очень люблю море. Люблю этот бескрайний простор, где глазу не за что зацепиться. Море мне напоминает о безграничности человеческих чувств: они тоже, как море, иногда бушуют, а иногда тихи и скромны…
– Да, да, Вы правы! Ну, тогда продолжим! Впереди нас ждет «Княжна Тараканова». Вы так тонко чувствуете своих героинь, что лучше Вас на главную роль я никого и не представляю!
– Вы мне льстите, Дмитрий Иванович! Ну, какая из меня княжна-авантюристка? – смеясь, ответила я.
– Поверьте, я нисколько не преувеличиваю. Чем же еще объяснить грандиозный успех Ваших фильмов? Одной лишь красотой? Не думаю! Именно чувственность Ваших героинь наилучшим образом передает их характеры, и очень близка и понятна зрителям. Одним словом, у меня есть задумка и кое-какие наброски к сценарию, подготовленные Чардыниным; прошу Вас, ознакомьтесь, – Дмитрий Иванович закончил свою мысль и глубоко вдохнул.
– Конечно, с превеликим удовольствием! – заключила я.
Стол был накрыт здесь же, на веранде, и мы сели обедать. Первый тост поднял Харитонов:
– Мои дорогие друзья и коллеги! Разрешите мне, скромному администратору, поднять за вас свой бокал. Я очень хочу, чтобы здесь, в Одессе, в это тяжелое для всех время, мы все-таки обрели свой душевный покой и сняли с вами еще не один десяток фильмов!
Все подняли бокалы с красным одесским вином. Дмитрий Иванович, выпив половину содержимого в бокале, поставил его на стол и пристально посмотрел на Чардынина. Тот чуть не поперхнулся.
– А Вы, дорогой мой режиссер, готовьтесь к съемкам нового фильма. Это будет рассказ о любви и предательстве, о разочарованиях и муках, – после этих слов Харитонов залпом допил остаток вина.
Петр Иванович вопросительно посмотрел сначала на Дмитрия Ивановича, потом на меня. Я пожала плечами и уставилась взглядом на тарелку. Над столом повисла тишина.
После второго бокала вина Чардынин явно осмелел.
– Дмитрий Иванович, я, конечно, рад Вашей идее, но давно хотел спросить, почему именно о княжне Таракановой? Я понимаю, что образ очень интересен и неоднозначен, да и история уж очень увлекательная, но все же… Не устанет ли зритель от истории повествования? – с явным интересом спросил Петр Иванович.
– Думаю, что не должен! История будет действительно увлекательной и интригующей. А на Веру Васильевну придут, как и всегда – с добродушной улыбкой произнес Харитонов.
– Ну, Вам виднее, Вам виднее, – с неуверенностью в голосе, наливая себе следующий бокал вина, прошептал Чардынин.
Глава 4
«За каждую слезу по капле крови»
Евгений Францевич ворочался в плетеном кресле, стоящем на сценическом помосте. В одной руке он держал чашку с уже остывшим кофе, в другой – несколько листов бумаги и внимательно что-то читал. Я, пройдя утомительную процедуру переодевания и нанесения грима, выскочила из своей гримерной, и, умело лавируя между рабочими, создававшими новые декорации будущей сцены для фильма, подошла к Бауэру. Евгений Францевич, видимо, услышал шорох юбки моего платья и сначала перевел взгляд на ноги, а потом медленно, как бы оценивающе, перешел на само платье и, в конце концов, на мое лицо.
– А, Верочка! – с восклицанием произнес Бауэр и тут же поправил, – Вера Васильевна!
– Вы хотели меня видеть, Евгений Францевич?
– Ах, да, да. Хочу посоветоваться с Вами о ваших действиях в этой сцене, – спешно ответил Бауэр и добавил, – давайте пройдемся, я хочу Вам сейчас все рассказать. С этими словами на тот момент уже известный режиссер российского кинематографа Евгений Францевич Бауэр, взял меня за руку, и мы вышли в центр павильона.
– Вот здесь поставим камеру. Общий план. К этим кушеткам вы с «мамой» – госпожой Хромовой – подойдете из глубины кадра и сядете на них. Мама – на эту, а Вы – на эту… – Евгений Францевич ожил и начал бегать по уже выстроенной сцене, показывая руками и всем телом, что я должна делать во время съемок. Он продолжал:
– Присели, потом мама берет Вашу правую руку в свои руки. При этом Вы печальны. Ведь только что, во время танца с князем Бартинским, он произнес заветные для Вас слова: «Ты будешь моей… ты моя… моя», и Вы не знаете, что делать… Вы его тоже любите, а вышли замуж за другого, нелюбимого! Все это вырывается из Вашей груди, и Вы решаетесь поговорить с мамой. Поговорить откровенно!
Пока Бауэр носился по сцене, я, как маленькая девочка-гимназистка, молча стояла и наблюдала: то смотря на него, то на обстановку декорации комнаты, где будет происходить это действие. Евгений Францевич очень любил шикарно обставленные интерьеры. Для этого кадра он подготовил комнату с дорогой мебелью и высокими комнатными растениями. Окна были оформлены вычурными декоративными решетками, а на заднем плане виднелись круглый деревянный столик с настольной лампой и статуя греческой богини. Одним словом, все это создавало впечатление нагромождения дорогих вещей, собранных в одном месте без всякого эстетического вкуса. Именно этим часто страдали все наши великосветские салоны и имения. Тут Бауэр не отошел от правды.
– Я все поняла, Евгений Францевич, – тихо произнесла я и села на кушетку, на то место, которое мне указал режиссер. Бауэр метнулся к месту расположения камеры, сложил пальцы обеих рук в прямоугольник и внимательно начал всматриваться сквозь него, как бы создавая композицию кадра.
– Отлично, Вера Васильевна! Просто превосходно! И, играя, не забывайте о глазах. Играйте ими. Они – Ваш козырь, и в них вся суть! – восклицал маэстро.
Я увидела отражение своих глаз в стоящем рядом бокале, наполненном до краев красным вином. Короткое воспоминание о работе с Евгением Бауэром куда-то улетучилось.
– Вера Васильевна, Верочка, Вы о чем-то задумались? Петр Иванович хочет сказать тост! – все так же восторженно произнес Дмитрий Иванович.
Я отвела взгляд от бокала, и, взяв его в правую руку, приподняла от стола.
– Друзья, я хотел бы выпить за нашу дорогую Веру Васильевну! Не надо лукавить! Успех наших фильмов – это, прежде всего, ее заслуга! Такой нежной, чувствительной женщины я лично не встречал никогда, пока не встретил Веру Холодную! За нее! За ее здоровье и долгие годы насыщенной творческой деятельности! – Петр Иванович и Дмитрий Иванович, как и подобает настоящим джентльменам, выпили стоя, вогнав меня в краску. Я присоединилась к тосту, немного надпив из бокала. Где-то вдалеке слышался прибой моря. Он успокаивал и манил к себе, а еще что-то шептал, что-то хотел рассказать, рассказать именно мне.
Евгений Францевич Бауэр был моим первым и настоящим учителем в кино. Он первый поверил в меня. Сначала его привлекла моя внешность, а впоследствии он что-то еще нашел во мне… нашел то, что даже для меня оставалось и остается загадкой. Фильм по Тургеневу «Песнь торжествующей любви» стал моим первым откровением на экране. Евгений Францевич дал мне сразу главную роль, а господин Ханжонков, владелец киноателье, посмотрев только рабочие материалы фильма, заключил со мной контракт на три года. Что они тогда нашли во мне?
И вот новая картина «Жизнь за жизнь» или «За каждую слезу по капле крови». Евгений Францевич был доволен тем, как я двигалась перед камерой, иногда упрекая меня за чрезмерно наигранные жесты.
– Вера Васильевна, глаза, помните о глазах! Вашего взгляда, говорящего о Ваших чувствах, будет для зрителей более чем достаточно! – настаивал он.
Я подчинялась. Мне очень хотелось играть, а не просто быть красивой женщиной на экране. Красивых женщин в кино тогда хватало и без меня: Софья Гославская, Ольга Гзовская, Вера Каралли, и этот список можно было продолжать и продолжать.
Фильм принес грандиозный успех для всех нас, а из меня сделали «королеву экрана». Зритель поверил трагедии простой девушки, которую неродная мать выдала замуж за богатого коммерсанта. Она и ее сводная сестра полюбили другого – красавца князя Бартинского, за которого вышла замуж сестра героини. Этот запутанный любовный узелок развязывается убийством князя, которое выдается за самоубийство на финансовой почве. Ух! Бауэр закрутил несколько сюжетных линий и показал высокий класс драматургии. Никто не знал, что плакала и переживала не только моя героиня, но и я, когда оставалась совсем одна, сидя в гримерке в конце рабочего дня.
Я почувствовала, как слеза стекает по щеке, и поспешила ее убрать белой накрахмаленной салфеткой. Свежий ветерок продолжал дуть со стороны моря, развеивая последние воспоминания. Я повернула голову к Чардынину и Харитонову. Те, увлекшись своим разговором, не заметили, как я погружалась в свои воспоминания. Ну и Слава Богу! Им не надо знать, что я чувствую и о чем думаю. Это не мужское дело!
На веранду вошла служанка и гордо объявила о приходе управляющего строительством, господина Менделя. Дмитрий Иванович попросил его позвать к столу. Через секунду к нам присоединился среднего роста пожилой мужчина с ярко сверкающей на солнце лысиной.
– Таки да, таки я пришел! – с улыбкой и явной иронией произнес он, поклонившись всем присутствующим. Подойдя ко мне, он взял мою руку, поцеловал ее и, глядя мне в глаза несколько мгновений, не отпускал ее.
– Вера Васильевна, в жизни Вы еще божественнее, чем на экране! На экране Вы черно-белая, а так, я смотрю, очень даже разноцветная, – продолжал иронизировать господин Мендель.
– Присоединяйтесь к нам, Исаак Илларионович, – предложил Харитонов, еле сдерживая смех.
– С превеликим, так сказать, удовольствием! – воскликнул управляющий и, положив себе толстый портфель на колени, сел за стол.
– Петр Иванович, Вера Васильевна, позвольте представить вам нашего дорогого управляющего строительством студии, господина Менделя Исаака Илларионовича. Дорогого в буквальном смысле. Он самый лучший администратор, которого я смог найти сейчас в Одессе, – произнес Харитонов.
– Это потому, мой любезный Дмитрий Иванович, что остальные уже сбежали. Я просто замешкался! – со смехом констатировал Исаак Илларионович.
Дмитрий Иванович налил Менделю бокал вина и предложил всем выпить за здоровье нашего нового знакомого.