– Крис, – останавливает серьезным тоном, – Милая, ты пойдёшь со мной. Сейчас тебе не стоит этого видеть.
– На улицу, – безапелляционно произносит Павел. – Попроси у медсестры на выходе, для неё чего-нибудь из успокоительного, – бросает в сторону Вани.
– Не спиртное? – неловко отзывается в ответ.
– Не разрешат, так возьми в моём багажнике бутылку и дай ей выпить ещё. Это лучше, чем то состояние, которое её вскоре настигнет.
Бросает ключи, ловко пойманные в полёте. Безвольно сижу, полуприкрыв глаза. Смутно понимая, о чём говорит Павел. Может быть хуже? Разве такое возможно?
Без доли сопротивления, вслед за Ваней поднимаюсь с холодного плиточного пола. Бережно поддерживает меня под локоть от падения, увлекая в сторону выхода. Мысленно усмехаюсь превратностям судьбы. Он ведёт себя так, словно я хрустальная статуэтка, готовая рассыпаться на сотни мелких осколков при малейшем повреждении. Его глаза наполнены неподдельным беспокойством и… чем-то большим, ранее не проскальзывающим во взгляде. Сочувствием? Страхом? В другой ситуации я бы сказала: любовью. И согласилась бы в это поверить… Во что угодно, лишь бы отвлечься от мыслей о родителях, которые сейчас с большим трудом купирую в самом зачатке. Павел прав. Необходимо напиться. До потери сознания. Возможно, так станет легче. Возможно…
Путь на улицу кажется более близким, чем предыдущее плутание в хитросплетении пропитанных лекарственным запахом коридоров. Он молчит, взяв меня за руку, а я, желая урвать хотя бы каплю столь необходимого тепла, ощущения надобности, присутствия, сокращаю расстояние до минимума, прижимаясь плотнее.
Поток воздуха освежающе бьет в нос. Облегчает дыхание и, кажется, скидывает хоть на грамм ту усталость, подавленность, что активно чувствовалась в больнице. В помещении, тяготящем одним внешним убранством. А если задуматься, что в это время твой… близкий человек… Господи, не надо, пожалуйста! Не позволяй мне принять эту мысль!
Ваня оставляет меня на крыльце, накидывая на плечи свой пиджак, а сам спускается к машине Павла, вытаскивая из багажника резную бутылку коньяка. Быстрым темпом передвигается к своему автомобилю, забирая что-то с передних сидений. С расстояния в десяток метров не разобрать. Да и не это сейчас приковывает мой взгляд. Не отрываясь, смотрю на машину, припаркованную немного сбоку. Двигатель выключен. Свет фар притушен. Салон выглядит абсолютно пустым. Если не учитывать тот факт, что за тонировкой стекла легко может скрывать своё присутствие тот, кто не спешит себя афишировать. Смотрю на заднее боковое. Не отводя глаз. Ощущая физически, будто он столь же внимательно рассматривает меня. Хочется подойти в ту же секунду, со всей силы ударив ногой по двери. Выплеснуть ярость, огненным комом возрастающую внутри. Отчаянно прокричать:
– Это всё из-за тебя! Это ты во всём виноват! Не будь этой чёртовой встречи – всё в моей жизни было бы иначе! Ты сломал всё… Господи…
Колени безвольно подгибаются и я сажусь на крыльцо, глотая слёзы, проговаривая беззвучно одним движением губ:
– Ты сломал мою жизнь, запустив вереницу событий… Ты убил меня той встречей, Всеволод… И ничего уже не изменить…
Ваня подлетает ко мне крайне быстро. Будто в этот момент мне нужна его помощь. Наверное, со стороны так и выглядит, а на деле, именно сейчас я ни в ком не нуждаюсь. Лучшим вариантом было бы забиться в угол, где никого нет. Или укрыться в толпе безразличных к чужим чувствам людей.
– Крис, ты в порядке? – присаживаясь напротив, опирается коленями в ступени, не страшась запачкать светлые джинсы.
Устало смотрю на него, смутно понимая, как в подобной ситуации правильно будет ответить.
Делая усилие над собой, шепчу тихо:
– Спасибо тебе.
– Давай забудем всё, что было раньше, – еле слышно парирует в ответ.
Не продолжая более разговор, видно решив, что сейчас он совсем бесполезен, пододвигается ближе, закрепив руку на моём затылке, аккуратно касается своими моих губ. Не раздумывая над правильностью своих действий, отвечаю, обвивая его шею руками. Как бы оно ни было после, своим присутствием рядом он позволяет мне не сойти с ума от отчаяния и безысходности, затаившейся где-то внутри. Наверное, лучше было бы выпустить эти эмоции, не накапливая, прессуя. Нареветься вдоволь, поддавшись бессилию. Накричаться до хрипоты. Только, разве всё это поможет? В объятиях Вани, на миг, реально обмануться, что жизнь повернулась вспять, вернув былую легкость мышления и бытия. Сейчас он привычно отвезет меня домой, а там, в тепле и уюте, будет ждать моя семья…
– Давай напьемся? – произносит с хрипотцой в голосе, завершив долгий, бесспорно, отчасти приятный поцелуй. Откупоривает стоящую рядом бутылку, наливая содержимое в пластиковый стакан. Вверяя мне в руку кусок шоколадки.
– Ты за рулём, – бросаю достаточно резко. Смотрю на янтарную жидкость, кривясь от запаха. Неминуемо возвращаю взгляд к блестящему, будто только что отполированному автомобилю, стоящему слегка в стороне ото всех. И сердце вновь ускоряет ритм, наливаясь злостью. Если бы не он, я бы не поругалась с отцом и он… черт! Возможно, он был бы рядом… Был бы…
Делаю короткий выдох, осушая залпом половину стакана. Съеживаюсь, пытаясь унять горечь, разливающуюся по горлу, вкусом молочного шоколада.
– Не могу тебя оставить одну, – голос звучит серьёзно и немного смущенно, что подсознательно практически настраивает на его правоту.
– А вы не торопитесь домой, молодой человек? – недовольным тоном влезет в разговор, оказавшийся за моей спиной Павел. – Или к девушке, вместе с которой вы были сегодня, в момент, когда притормозили на трассе у моей машины. Езжайте, – продолжает бесстрастно, не выказывая особой неприязни в ответ на гнев, плещущийся в глазах моего бывшего жениха. – Вступить в права наследства она сможет лишь спустя полгода, это я вам как юрист говорю, так что если вы настроились…
– Не стало Владимира Александровича, так теперь вы будете диктовать ей что делать? – выпаливает гневно, глядя Павлу в глаза.
– Заткнись, Вань, – бросаю резко, практически крича, пресекая их разговор.
– Извини, – произносит раздраженно, отворачиваясь в сторону. Перекатывает в руке связку ключей, отпирая брелком машину.
– Звони в любое время, если понадобится моя помощь, – вздыхает, больше не глядя в мои глаза, уходя в сторону рядом стоящего автомобиля.
Молча тянусь к початой бутылке, делая из горла крупный глоток алкоголя, не приносящего должного опьянения. Неохотно встаю, поворачиваюсь в сторону распорядителя отца.
– Надо оставить номер телефона для связи… вдруг что…
– У них есть мои координаты, – отвечает, спускаясь.
Киваю в ответ. Ему лучше знать, что следует делать. Молча бреду в сторону автомобиля, припаркованного напротив лестницы. Стопорюсь возле двери, прижимая бутылку к груди. Смотрю на черный джип, борясь с желанием запульнуть в него стеклянной тарой, удерживаемой в руках.
– Ещё один воздыхатель? – с неприязнью усмехается Павел. – Держись подальше хотя бы от этого. Здесь я буду абсолютно бессилен.
– Вы лично знаете владельцев всех машин, зарегистрированных в городе? – скептически хмыкаю, отпирая дверь.
– Этого знаю, – отвечает спокойно, будто не замечая моего выпада. – Достаточно хорошо, чтобы утверждать: дружба с ним не принесёт тебе ничего хорошего.
Дружба… самое подходящее слово для описания вмешательства Баженова в мою жизнь! Так и хочется по-детски сдерзить в ответ, выплеснув наружу хоть немного боли и презрения, вызываемого ощущением присутствием Всеволода рядом. А в ответ на сочувствующий, отчасти, кажется, даже понимающий взгляд Павла, выжимаю из себя тихое:
– Спасибо.
Не желая повторения неконтролируемой ссоры, произошедшей с отцом по вине Баженова… Да кого я к черту обманываю? По моей вине. Только моей. И от этого груза невозможно избавиться… Я бы столько хотела сказать тебе, папочка…
Слёзы вновь пробивают дорогу по воспаленным щекам. Дыхание затихает, становясь абсолютно бесшумным. Взгляд зависает в одной точке, словно приклеенный к черному автомобилю, стоящему в стороне. Под запуск двигателя подношу к губам резную бутылку, делая большой глоток. Точно издалека слыша глухой голос Павла:
– Мне выдали и личные вещи. Марине в ближайшее время понадобится дорогостоящая операция. Возможно не одна. Ты знаешь коды карт, чтобы обналичить счета?
– Нет, – испуганно произношу в ответ. – На моей карте… – мнусь, понимая, что всеми финансами всегда заведовал лишь отец и я понятия не имею где хранятся его сбережения. – О какой сумме идёт речь? – уточняю осторожно.
– Понятия не имею, – уклончиво отвечает Павел. – Это станет ясно по истечению нескольких дней. Всё зависит от того, как организм твоей мамы отреагирует на сегодняшнее вмешательство… Поищем коды в бумагах Володи… Завтра соберу собрание акционеров и…, – вздыхает, обрывая фразу, коротко заключая:– Мы справимся.
– Да, – отвечаю, смутно представляя, что ожидает меня впереди. Орошаю горло алкоголем, уже не чувствуя горечи. Ощущая внутри глубочайшую пустоту, неизбежность, окутывающую меня плотным коконом.
Справимся… если это возможно. Главное, чтобы с мамой всё было хорошо…
Закрыв глаза, начинаю мысленно молиться, смутно припоминая нужные слова. Говорят, если они идут от сердца, не важно, нарушаешь ли ты при этом незыблемые каноны. Молитва, какой бы банальной она не была, спасает душу, направляя нас на истинный путь…
Глава 6
Переступая порог родительской квартиры, сердце нещадно щемило. Выключенный свет в коридоре. Пустота. Тишина, пугающая своей насыщенностью в привычном облике, до мелочей знакомых комнат, в миг ставших чужими. Утратившими свой уют, ощущение покоя, наполненности.
Привычный аромат, вещи отца на полках вызывают очередной приступ боли. Пронизывающей насквозь тонкой, острой иглой.
– Надеюсь, ты не будешь против, если я останусь? – уточняет Павел, проходя в глубь квартиры и попутно зажигая в комнатах свет.
– Боитесь, что я натворю глупостей? – безразлично следую за ним в сторону кухни.
– Боюсь, – вторит в ответ. Опускает руки от отодвинутой в сторону шторы, занавешивающей окно, выходящее вглубь двора.
– Постелю вам в зале, – сообщаю отрывисто, еле волоча ноги в сторону ванной. Желая смыть с себя усталость вкупе с гаммой столь неприятных, давящих впечатлений и эмоций этого дня.
Вода мгновенно дарит успокоение. Жаль, что его действие длиться совсем не долго. Мысли не исчезают полностью, словно пена в водосточной трубе, растворяющаяся под струями душа.
– Станет легче, – шепчу себе в сотый раз, словно мантры.
Натыкаюсь взглядом на принадлежности отца… Слёз уже нет. Вместо них по щекам текут чистые струи, а губы заходятся дрожью, выводя, заезженной пластинкой, одну и ту же фразу:– Прости меня… Пожалуйста…
Когда я вышла из ванной в квартире царила полнейшая тишина. Я бы подумала, что Павел уехал, да обратила внимание на плотно прикрытые двери зала. Свет потушен. Видно с ночевкой он вполне разобрался сам.
Моя комната встретила хозяйку ощущением гнетущей тоски. Всё вокруг выглядит так же как и минувшим утром и, в то же время, прежним уже не является. Фотографии на выступах книжной полки неизбежно притягивают взгляд, изображая бесценные моменты, которые больше не повторить. Улыбка отца, застывшая на лице в одном из снимков. Добрая, ласковая и такая редкая, родная… Понимаю руку, проводя по стеклу рамки кончиком пальца.
– Прости меня… Пожалуйста, – голос срывается на жалобный писк, хотя и звучит шепотом. – Я так сильно тебя люблю…
Превозмогая душевную боль, стараюсь закрыть перед глазами всплывающие в памяти картины воспоминаний, касаемых отца. С трудом отвожу взгляд от его глаз, запечатленных на фото. Таких же живых. Видящих меня насквозь. Обдающих неизменным теплом… Кажется, продолжи я смотреть в них ещё с пару минут, строгость уйдёт, словно поднятый занавес и он, с улыбкой на губах, подмигнет мне, произнеся особым тоном:
– Кристюш, всё будет хорошо…
Безвольно двигаюсь к окну в желании запахнуть плотные шторы. Приоткрываю створку, наполняя комнату свежим воздухом. Или же избавляясь от обеденного запаха, навивающего болезненные воспоминания. Не могу дать отчёта в том, что именно тянет меня к окну в данный момент, мотивируя действия.
С улицы доносится убаюкивающий звук шелеста молодых листьев. Сжимая пальцы на кромке подоконника, опускаю взгляд вниз, упираясь в припаркованный буквально под окнами черный автомобиль с зеркальными номерами. Не думая, разжимаю пальцы, глубоко выдыхая, вытаскиваю из кармана пушистого халата телефон. Набираю короткий, простой для запоминания номер. Панель автомобиля, сквозь стекло, издает приглушенный свет и в темноте тонировка вовсе не скрывает присутствие водителя. Почему-то я уверена, что сейчас это место занято не Кириллом, а именно хозяином джипа. Возможно, в этот момент он слушает музыку или пьёт крепкий кофе. На часах уже за полночь. Как и Павел считает меня ненормальной? Считает, что я способна отворить окно, выйдя в него вместо двери или натворить что похлеще? Для чего ему дежурить возле моего подъезда? Неужели до него не доходит, что своим присутствием здесь он делает мне только хуже? Впрочем… Я не уверена, что люди подобного склада ума, образа жизни и прочее, прочее, способны задумываться о чужих чувствах.
– Убирайся отсюда, – произношу безжизненно, едва первый гудок сменяется сосредоточенным: – Да.
– Я могу помочь, – парирует уверенно, не обращая внимания на мои слова.
– Точно, – бросаю устало усмехаясь. – Совсем забыла, что имею дело с великим и всемогущим! Хочешь помочь? Так верни мою жизнь! Отмотай назад до того дня, когда ты в ней появился и сотри напрочь все следы своего в ней присутствия!
Глубокий выдох, звучащий в трубке рефлекторно заставляет понизить голос до минимума, отчужденно произнося:
– Что молчишь? От смерти не откупиться даже всеми твоими деньгами? Так?! Значит ни черта ты не можешь… Убирайся прочь в свою беспроблемную жизнь.
Вытираю, скатывающиеся на губы слёзы, в сердцах выпаливая на едином дыхании:
– Ненавижу тебя! Ты последний в списке из тех, к кому бы я обратилась за помощью!
– Главное, что я в нём есть, – доносится из трубки резкое и напряженное. – Соболезную, – произносит совсем другим тоном, которого я прежде не слышала и обрывает разговор.
С пару минут всё так же стою у окна, отчуждённо смотря в окна дома напротив. Точно опомнившись, резко задергиваю шторы, наспех скидывая одежду. Выключаю свет.
– Всё произошедшее сегодня не более чем плохой сон, – убеждаю себя, закрывая глаза.
Проваливаюсь в забвение за считанные минуты, кажется, во сне тоже плача. Видя тоскливую улыбку на неподвижных красивых губах отца. Снисходительный, понимающий взгляд, точно прощающий все прегрешения. Серьезный, строгий и нежный одновременно. Присущий лишь одному человеку, поистине любящему меня…
Утро не принесло облегчения. Самочувствие было такое, словно из меня высосали все жизненные силы. Неспешно поднявшись, первым делом подхожу к окну. Распахиваю шторы, зажмуривая глаза от яркого солнечного света. Необычная погода для Питера, большую часть начала лета, пребывающего под занавесом плотных кучевых облаков. Природа вокруг словно радуется чему-то, благоволит, а я, бросив мимолетный взгляд на опустевшее парковочное место, иду выбирать из своего гардероба темный наряд, более-менее соответствующий трауру.