Я не слушал, что она говорит. Ее слова раздавались в моей голове, но я даже не пытался их осмыслить. Мое внимание было приковано к четким жестам, которыми она их сопровождала. На каждую модель она указывала длинными пальцами, не прикасаясь к ней, словно касание могло ее обесценить. Ее жестикуляция заметно оживляла однообразие лежащих на бархате предметов.
Надо было, наверное, что-то сказать, попросить их примерить, но я, обычно такой словоохотливый, пасовал перед ее профессионализмом. Я рот боялся раскрыть, чтобы она не приняла меня за деревенщину.
Тут я вдруг вспомнил, что Дюбре меня слушает… Надо было бросаться в воду.
– Я бы хотел примерить вот эти, – сказал я, указывая на часы с каучуковым браслетом.
Она натянула белую перчатку, словно прикосновение ее кожи могло нарушить красоту, взяла часы кончиками пальцев и протянула мне. Я постеснялся взять их голой рукой.
– Это одна из наших последних моделей. Часы в стальном корпусе на кварцевом ходу, имеется функция хронометра и три стрелки.
Кварцевые часы… Пусть даже у них сверхточный ход… Да кварцевых часов на рынке тысячи, и все не дороже десяти евро…
Я попытался их примерить и сразу обнаружил, что не снял с руки свои, и почувствовал, как ко мне подступает волна стыда. Ну не мог я показать ей свои пластиковые часы в стиле «фэнтези», которые прятались у меня в рукаве. Я быстро прикрыл их рукой, снял и отправил в карман, где никто их не увидит. Наверное, мой жест выглядел очень нелепо.
– Вы могли бы пока положить их на полочку, – с притворной доброжелательностью сказала продавщица.
Предложение я отклонил и почувствовал, как пылает мое лицо. Слава богу, я не краснею… Я быстро ухватился за первое, что пришло в голову, чтобы отвлечь ее внимание:
– А каков срок службы батарейки?
И вопрос сразу выдал мое замешательство. Наверное, за всю историю Картье я был первым клиентом, кто его задал. Ясное дело, кого же из его клиентов может интересовать срок службы батареек? Прежде чем ответить, продавщица выждала несколько секунд, словно хотела дать мне время осмыслить, что я ляпнул нечто неуместное, и выждать, пока стыд просочится вглубь моего существа. Казнь египетская. Мне становилось все жарче.
– Год.
Надо взять себя в руки и собраться. Я попытался сосредоточиться, разглядывая часы и изо всех сил изображая интерес. Быстрым жестом набросив их на руку, я дал понять, что привык носить роскошные вещи. Стараясь сохранить тот же темп, я попробовал застегнуть браслет. Не тут-то было: металлический браслет с двойным замочком заело. Пришлось завернуть одно из звеньев внутрь. Ничего не вышло, и я поставил его в прежнее положение, попробовав другой маневр: как следует нажал на него, изобразив при этом на лице почтение и осторожность. Его заело еще сильнее.
– Замочек открывается по-другому, – сказала она, словно это само собой разумелось. – Вы позволите?
Стыд захлестнул меня, голова уже просто пылала огнем. Я испугался, что капли пота упадут на шикарный бархатный прилавок, и сделал шаг назад, чтобы это унижение меня не настигло.
Я протянул продавщице руку, как арестованный полицейскому, который собирается надеть на него наручники. Она застегнула ремешок с необычайной легкостью, и мне стало еще больше не по себе.
Я сделал вид, что любуюсь дорогой вещью, и вертел рукой во все стороны, разглядывая часы под разным углом зрения.
– А сколько они стоят? – спросил я, напустив на себя по возможности равнодушный вид, словно задал ничего не значащий вопрос.
– Три тысячи двести семьдесят евро.
В ее голосе и взгляде мне почудилось некоторое удовлетворение. Наверное, такое чувство испытывает экзаменатор, объявляя вам, что вы завалили экзамен по вождению. Три тысячи двести семьдесят евро… За кварцевые часы со стальным корпусом и каучуковым ремешком! Меня так и подмывало спросить, чем они отличаются от «Келтона» за тридцать евро. Дюбре, несомненно, оценил бы такой вопрос, но у меня не хватило храбрости. Пока не хватило. Занятно, но эта неимоверная цена меня вдруг словно подхлестнула, избавив от гнета смущения, хотя магия роскоши и повергла меня в полуобморочное состояние.
– Пропустим эту модель, – заявил я, снимая с руки часы. – Я бы хотел взглянуть вон на ту.
– Французский «Танк» дизайна тысяча девятьсот семнадцатого года, механизм с автоматическим заводом калибра Картье сто двадцать.
Я надел их и принялся рассматривать:
– Недурно.
Приняв озабоченный вид колеблющегося покупателя, я прикидывал в уме: итак, я посмотрел две модели. Интересно, сколько еще надо? Я уже начал слегка расслабляться, и тут в ухе зазвенел голос Дюбре, на этот раз не такой настойчивый:
– Скажи ей, что эти не годятся, и попроси показать модели с золотым корпусом!
– Я бы хотел посмотреть еще вон те, – сказал я, не обращая внимания на голос в наушнике.
Номер три.
– Скажи ей, что эти тоже…
Чтобы перекрыть голос Дюбре, мне пришлось закашляться. Как я буду выглядеть, если она услышит? Внезапно меня пронзила мысль: а что, если она примет меня за взломщика? Может, камеры слежения уже засекли звуки в моем наушнике. Мне стало нечем дышать. Надо поскорее кончать с этим делом.
– Я нахожусь в сомнении. А нельзя ли взглянуть на модели с золотым корпусом? – выдавил я в страхе, что мне не поверят.
Продавщица быстро привела в порядок витрину:
– Следуйте за мной, пожалуйста.
У меня возникло неприятное чувство, что она обслуживает меня машинально, следуя накатанному профессиональному сценарию. Наверное, она решила, что зря теряет со мной время. Я пошел за ней, потихоньку оглядываясь по сторонам. Мои глаза встретились со взглядом парня в темном костюме, который открыл передо мной дверь. Несомненно, это был охранник в штатском. Похоже, он разглядывал меня с любопытством.
Мы вошли в следующее помещение, более просторное. Словно ниоткуда возникли несколько клиентов, вовсе не походивших на праздношатающихся прохожих с улицы. Продавцы двигались как молчаливые призраки, блюдя торжественную тишину.
Я инстинктивно покосился на множество камер слежения, рассеянных повсюду, и все они наверняка поворачивались во все стороны, смотрели только на меня и ловили каждое мое движение. Я вытер лоб тыльной стороной ладони и постарался дышать поглубже, чтобы снять напряжение. Надо было пересилить внезапный страх. Каждый шаг приближал меня к коллекции предметов для миллиардеров, и надо было притворяться, что они меня интересуют и что я способен даже что-то купить.
Мы остановились перед элегантным прилавком. Выбор часов с золотым корпусом был намного шире, и продавщица представила мне модели в горизонтальной витрине.
– Мне нравятся вот эти, – сказал я, указывая на массивные часы из желтого золота[4].
– Это модель «Баллон Блё»: корпус из желтого золота в восемнадцать карат, с рифленым ободком из желтого золота, головка украшена синим сапфиром-кабошоном[5]. Двадцать три тысячи пятьсот евро.
У меня появилось ясное ощущение, что она сразу назвала цену, чтобы подчеркнуть, что такая покупка не для меня. Она забавлялась, спокойно меня унижая.
Я был задет за живое, и это вывело меня из летаргического состояния и заставило отреагировать. Она, наверное, не сомневалась, что оказывает мне услугу, стараясь меня раздражить и разозлить.
– Я хочу их примерить, – сказал я сухо и сам удивился своему тону.
Она молча открыла витрину и повиновалась моему приказу, а я ощутил доселе неизведанное чувство, совершенно новое для меня короткое наслаждение. Что это было? Может, я почувствовал вкус власти?
Я надел часы, секунд пять смотрел на них и вынес безапелляционный вердикт:
– Слишком массивные.
Сняв часы, я небрежно протянул их продавщице и перевел взгляд на другие модели.
– Вот эти! – указал я, не давая ей времени положить на место «Баллон Блё». Ее ловкие пальцы забегали быстрее, и в красных ногтях замелькали огоньки отражений от мощных ламп, вмонтированных над витриной, чтобы усилить блеск золота и камней.
Во мне загадочным образом проснулась и подняла меня какая-то неведомая сила. Я вдруг почувствовал опьянение от самоутверждения.
– И еще я бы примерил вот эти.
Я указал на следующую модель, не давая ей опомниться и навязывая ей свой ритм.
Я не узнавал себя. Вся робость куда-то подевалась, и я все больше и больше овладевал ситуацией. Неслыханно… Бесконечное торжество охватило меня.
– Пожалуйста, месье.
А мне вдруг стало грустно оттого, что она начала проявлять ко мне уважение, только когда я настоял на своем и чего-то от нее потребовал. Во мне неожиданно пробудилась властность, и она уже не мерила меня надменным взглядом. Она опустила глаза на витрину и послушно доставала те модели, которые я требовал. А я держался прямее, чем обычно, и с высоты своего роста, чуть склонив голову, наблюдал, как она ловкими движениями длинных пальцев управляется с часами. Не знаю, сколько времени прошло. Я был сам не свой и несколько утратил связь с реальностью. Я пребывал в неизвестном мире, мне открылось неизъяснимое наслаждение, абсолютно немыслимое какой-нибудь час тому назад: странное и незнакомое чувство всемогущества. С меня словно спал какой-то груз, словно рывком сняли тяжелую крышку.
– Эй, спустись на землю!
Низкий голос Дюбре вернул меня к действительности.
Я не торопясь принялся откланиваться. Продавщица вызвалась меня проводить и шла за мной следом, пока я решительным шагом пересекал бутик, оглядывая территорию взглядом только что одержавшего победу генерала. Помещение теперь казалось мне меньше, атмосфера обычнее. Люди в черном открыли передо мной зарешеченные двери. Все провожали меня приветливыми улыбками.
Я вышел на Елисейские Поля, и меня сразу оглушил шум автомобилей и запахи города, ослепили яркие огни, от которых небо казалось белым.
Постепенно приходя в себя, я в полную силу снова пережил только что испытанное чувство. Оказывается, поведение других людей по отношению ко мне определяется моим поведением по отношению к ним… Я сам вызываю и регулирую их реакцию.
Как тут удержаться и не задуматься над множеством прошлых взаимоотношений…
Я вдруг открыл в себе неожиданные возможности: оказывается, я могу себя вести совсем по-другому. Мне вовсе не хотелось менять свое отношение к жизни. Я не собирался становиться сильным мира сего. Мне гораздо ближе сердечные отношения на равных… Но я обнаружил, что мне необязательно довольствоваться ролью ведомого, и дело не только в этом. Я оказался способен на вещи, совершенно мне не свойственные, и для меня главным было именно это открытие.
Узкий туннель моей жизни, кажется, начал понемногу расширяться…
7
– А почему вам хочется получить именно место бухгалтера?
Круглые, выпуклые глаза моего кандидата завертелись во все стороны: он силился найти как можно лучшее объяснение.
– Ну… так сказать… мне очень нравятся цифры.
Чувствовалось, что он и сам не в восторге от своего ответа. Ему явно хотелось сказать что-нибудь значительное, но в голову ничего не приходило.
– А что именно вам так нравится в цифрах?
У меня было такое впечатление, что я дернул за какую-то ниточку, потому что глаза завертелись с удвоенной скоростью. Щеки у моего собеседника порозовели. Он явно постарался приодеться, идя на собеседование, но чувствовалось, что ему непривычно было носить серый костюм с темным галстуком, и сейчас это только сбивало его с толку. А белые носки до такой степени контрастировали с костюмом, что казались флюоресцирующими.
– Ну, в общем… мне нравится, когда… все своим чередом, когда все счета в порядке и я твердо стою на ногах. Знаете, приятное чувство. Я люблю, когда все просто и ясно. Если же я где ошибусь, то могу часами искать ошибку. Да что там часами… я хотел сказать… я не трачу времени впустую, умею докапываться до сути. Я имею в виду… я очень пунктуален.
Бедняга. Как он старается, как борется, чтобы доказать, что он лучший из кандидатов.
– Считаете ли вы себя самостоятельным человеком?
Надо сконцентрироваться на его лице, и ни в коем случае не позволять глазам нашаривать носки.
– Да-да, конечно, я очень самостоятельный. О чем речь? Я сам решаю все свои проблемы и ни на кого их не перекладываю.
– Можете привести пример своей самостоятельности?
Эту технику хорошо знают многие специалисты по приему на работу. Если кандидат говорит о каком-то своем качестве, надо попросить его привести пример, когда оно проявилось. Точнее, он должен суметь обрисовать ситуацию, свое поведение и результат. Если не хватает хоть одного из этих трех компонентов, значит он сказал неправду. Все логично: если он обладает этим качеством, он должен суметь дать пример ситуации, в которой это качество проявилось, и объяснить, какое действие он произвел в этой ситуации и чего достиг.
– Э… ну да, конечно.
– В какой ситуации?
Круглые глаза лихорадочно забегали: он старался вспомнить – или представить себе – какое-нибудь событие. Порозовевшее лицо стало красным, и на лбу выступили капли пота. Я терпеть не мог ставить кандидатов в неловкое положение, и в мои планы это абсолютно не входило. Но я был обязан проверить его соответствие тому месту, на которое он претендовал.
– Ну… послушайте, я все время проявляю самостоятельность, в этом нет никаких сомнений, можете мне поверить…
Он снял ногу с колена, повертелся в кресле и снова закинул ногу на ногу. Носки вполне могли служить рекламой «Ариеля».
– Вот я и прошу вас привести пример, когда вам в последний раз доводилось ее проявить. Где, при каких обстоятельствах, в каком случае? Вспоминайте, не спешите. Не стесняйтесь, чувствуйте себя свободно, мы никуда не торопимся.
Он снова заерзал в кресле, непрестанно вытирая влажные руки о штаны. Потянулись долгие секунды, которые казались мне часами, а он все никак не мог ответить, и я чувствовал, как им овладевает нарастающее смущение. Наверное, он меня ненавидел.
– Ну хорошо, – сказал я, чтобы положить конец его мучениям. – Должен вам сказать, почему я задал вам этот вопрос. В небольшом предприятии среднего бизнеса есть место, там бухгалтер вышел в отставку. Он накопил такое множество выходных, что его просто не смогли предуведомить, и он уволился на следующий день. И там никак не могут найти ему замену. Если вы согласитесь на это место, вам придется в одиночку разгребать оставшиеся бумаги и материалы в компьютере. А потому, если вы не являетесь по-настоящему самостоятельным человеком, вас ожидает сущий кошмар. Мой долг вас предупредить и не поставить в ложное положение. Я вовсе не устраиваю вам ловушек, я действительно пытаюсь понять, насколько вы справитесь с этой задачей. До этого пункта ваши интересы совпадали с интересами предприятия, заявившего вакансию…
Он слушал меня внимательно, а потом признался, что предпочел бы работать в таких условиях, где все четко структурировано, где он будет точно знать, чего от него хотят, и всегда получит ответ на любой вопрос в случае каких-либо сомнений. Остальное время мы посвятили тому, чтобы уточнить его профессиональный проект и определить, какой тип работы лучше подошел бы к его личности, опыту и компетентности. Я пообещал сохранить его досье и сразу с ним связаться, если поступит подходящее предложение.
Проводив его до лифта, я пожелал ему удачи.