При этом у города Феодосии имеется интересная летописная история, с довольно длинным списком почётных граждан, которые внесли заметный вклад в архитектуру, живопись и науку Крыма. Тут вам и обилие древностей в архитектуре, и здесь на первом месте, в одном ряду с древней генуэзской крепостью, старинными церквями и музеями, находятся прибрежные дачи выдающихся граждан Феодосии. В начале 20-го века городская управа приняла очень важное и основополагающее решение о застройке лучших земельных участках города, в центральной его части, на набережной у моря. Но при этом вероятным застройщикам выдвигалось обязательное условие прохождения проектами городского конкурса на наличие в архитектурном облике строений оригинального стиля, со своим неповторимым обликом. И тут между местными состоятельными горожанами и привлечёнными возможностью получить свой клочок счастья у моря столичными богачами началось настоящее соревнование стилей, архитектурных решений и интерьеров, и конечно борьба кошельков. Из общего большого количества представленного на суд жури проектов прекрасных зданий, возведённых затем в городе, до нашего времени дошли лишь немногие, остальные пришли в упадок или пали под многочисленными немецкими бомбёжками во время последней войны. В наши дни мы можем любоваться лишь прекрасной дачей «Милос», с божественных колоннадой мраморных кариатид, с великолепной беседкой-ротондой и статуей Венеры Милосской на проспекте Айвазовского. Здесь же в одном ряду дачи «Вилла» и «Флора», а дальше в гору, у Межениновского моста, получившего в народе название Мост поцелуев, великолепная дача Стамболи в мавританском стиле, с яркими цветными мозаиками изразцов, турецкими башенками и куполами и великолепной авторской кованой оградой. О, там у каждой прекрасной дачи своя замечательная история и завораживающее повествование судеб их владельцев и домочадцев, трогательные романтические истории, а порой и трагические.
Но пора, наш герой, по выработавшейся годами привычке вставать рано, уже проснулся, вернёмся же к нему в номер и продолжим наше повествование.
Глава 2. Семья Морица
Проснувшись рано утром у себя в номере, Роман Генрихович принял прохладный душ, чтобы смыть ночную дремоту, натянул спортивные шорты и футболку, обулся в беговые кроссовки и захватив пляжное полотенце спустился в вестибюль гостиницы. Пожелав доброго утра ожидающей смену симпатичной девушке-администратору и пожилому сторожу, с большой ответственностью подметающему внутренний двор отеля, Роман вставил в уши беспроводные наушники и включив любимую подборку Joe Cocker медленно выбежал из арки по Земской на Галерейную и пружинистым шагом потрусил по пешеходному бульвару к морю.
Солнце ещё только поднималось у горизонта над морем и курортный городок неторопливо просыпался, смывая с себя струями поливальной машины следы ночного кутежа отдыхающих. На пустынных улицах публичные заведения ещё оставались закрытыми и только кое-где у кафе и закусочных уже разгружали свежую выпечку. Утренний воздух бодрил свежестью лёгкого морского бриза, отдавая привкусом корицы, свеже сваренного утреннего кофе, терпкостью цветущих акаций и казался насыщенным запахом йода и морских водорослей. На набережной пролегающей вдоль городского пляжа, у Романа Генриховича появлялось несколько добровольных попутчиков из числа местных жителей и активных отдыхающий, тоже бредущих на разминку к морю. По негласной традиции в городке первыми просыпались пожилые граждане, которые в отличие от отпускников соблюдали рекомендованный режим дня и выполняя установленное расписание парами и поодиночке двинулись по направлению к морю, набравшей всеобщую популярность скандинавской ходьбой, дружно перебирая тонкие лыжные палочки и тем самым издали похожими на стаю взъерошенных фламинго, спешившими совместить утреннюю разминку с солнечными ваннами, а самые решительные, в добавок принять водные процедуры.
Роман в этом году ещё не окунался в море. Забравшись в дальний конец набережной, ближе к порту, молодой человек спустился на пляж, оставил на берегу одежду и с недоверием пощупал ногой накатывающие на берег длинные, шуршащие мелкой галькой волы. Вода к удивлению оказалась довольно комфортной, видимо море ещё не успело остыть за ночь. Решительно сделав несколько шагов в глубину, Райнгольд решительно нырнул, выставив вперёд руки, и пройдя под водой метров пятнадцать с открытыми глазами, почти у дна, вынырнул на поверхность и сделав шумный выдох в воду. Затем детектив задорно заколотил кролем, на раз-два-три-четыре, выбрасывая слегка согнутые руки вдоль головы, сначала плавно и неспешно, постепенно добавляя силы, прибавляя ход и вскоре набрав привычный темп двинулся вдоль берега. Проплыв метров триста, пловец повернул обратно, лёг на спину и долго грёб, мощно выбрасывая руки и взбивая воду ногами.
Закончив заплыв, размявшийся и посвежевший Райнгольд вернулся в гостиницу, где ещё раз принял уже горячий душ, тщательным образом побрился, уложил назад жёсткие волосы, надел белоснежную рубашку и светлые брюки под лёгкие кожаные мокасины, освежил себя привычным Armani Code и спустился в кафе на завтрак. На столе постояльца ожидали пшённая каша с черносливом, гренки и кофе с молоком. Интерьеры и сервировка стола соответствовали уровню гостиницы и Роман Генрихович остался доволен выбором айтишников. Настроение с утра было прекрасным и отдохнувший с дороги и полный свежих сил детектив был готов к выполнению своих обязанностей.
Не спеша покончив с завтраком, Роман по традиции оставил в меню чаевые и прошёл на стоянку. Машина оказалась помыта прислугой отеля, что оказалась небольшим, но приятным бонусом к предоставленным услугам, и ожидала владельца в тени навеса на парковке, поблёскивая солнечными зайчиками на лобовом стекле от хромированной звезды на капоте. Райнгольд подключил iPhone к сети машины и забив в поисковике адрес Олбериха Морица, выехал в город. Яндекс-сервис бархатным баритоном Олега Табакова вёл детектива по узким улицам Феодосии в старый город. Здесь среди ещё неплотного потока машин, в утренней прохладной тени акаций и древесных можжевельников у ограды армянской церкви Сурб Саркис Роман Генрихович припарковал «Mercedes» у обочины, втиснув машину среди вереницы других авто, видимо оставленных здесь на ночь. Забрав с собой сумку с личными документами, блокнотом и контрактом на работу, Райнгольд свернул на узкую тихую улочку с высоким забором из ошлифованного ракушечника и пройдя по которой немного вверх, очутился у массивной кованой грады солидного двухэтажного особняка, находившегося в глубине тенистой территории, с ухоженными канадскими клёнами с ажурными бардовыми кронами, аккуратно подстриженными декоративными кустарниками и безукоризненно выстриженной зеленью газонов.
Калитка у въездных ворот оказалась на кодовом замке, с глазком видеокамеры. От ворот к дому вела выложенная некрупным искусственным булыжником дорожка, с такого близкого расстояния ещё раз невольно обращала на себя внимание изящная и ювелирная точность работы умелых рук садовника. Сам особняк частично скрывался в тени деревьев и древесных можжевельников. С улицы просматривалась лишь часть здания, выполненного в строгом стиле конструктивизма, с большими светлыми окнами и строгими фасадами оформленными по заглаженной штукатурке светло-бежевой пастельной краской.
На шум шагов, на встречу гостю выбежал огромный мраморный дог с умными, но недобрыми глазами. Немного не добежав до ворот, собака остановилась и осмотрев незнакомца предупредительно залаяла. Но затем по какой -то негласной команде, может быть прозвучавшего от дома ультразвукового свистка, вышколенный четвероногий охранник потерял интерес к гостю и вернулся вглубь парка к дому. Входная калитка у ворот плавно открылась скрытым от посторонних глаз механизмом и мужской немолодой, но хорошо поставленный голос в динамике переговорного устройства пригласил Райнгольда войти, видимо его ожидали. В глубине парковой территории, детективу открылся довольно просторный двухэтажный особняк, украшенный лишь неброским классическим портиком с колоннами и венчаемый небольшим балконом с витражным французским окном в пол, над парадным входом. Изюминкой дома безусловно являлась натуральная черепичная кровля цвета обожжённой глины. Выделяло особняк и отсутствие кондиционеров на фасаде, так омрачающих обычно визуальный облик нынешних строений, что объяснялось скорее всего наличием центральной системы кондиционирования воздуха, устроенной в подвальном помещении. Вдали парковой территории располагался коттедж из деревянного бруса для обслуживающего персонала, а также просторный гараж с тремя роллетными воротами. Мраморный дог, который встречал гостя у въездных ворот, теперь равнодушно возлежал у ног человека, стоявшего на ступенях парадной лестницы, положив свою огромную голову на сложенные перекрестием передние лапы и свесив из распахнутой пасти влажный розовый язык. Что касается человека, который ожидал детектива у двери в дом, то осанкой и ливреей походил на привратника в дорогих отелях. Привратник, так же как и сторожевая собака, оказался притворно-равнодушен в своих интонациях и не выражая излишних эмоций, ограничился дежурным приветствием:
– Добрый день, господин Райнгольд. Господин Олберих Мориц из-за недомогания примет вас в своей спальне. Будьте любезны проследовать за мной, – и затем, слегка преклонив голову, служащий сделал рукой движение в сторону входной двери, приглашая гостя пройти за ним.
– Добрый день, – ответил в знак приличия Роман и прошёл в дом за дворецким или привратником, который согласуясь с регламентом придержал массивную дверь перед гостем, если в наше время допустимо именовать должность этого человека.
Поднимаясь на крыльцо Райнгольд успел обратить внимание, на широкий пандус с невысокими перилами, устроенный с одной стороны парадной лестницы, скорее всего для въезда инвалидной коляски старика-хозяина. Встречающий его слуга носил безупречно выглаженную тёмно-синюю ливрею и чёрные лакированные туфли, белоснежная сорочка лаконично венчалась строгой тёмной бабочкой в цвет костюма. На вид прислуге детектив дал бы около шестидесяти лет, но не больше. Впереди него шёл высокого роста, сухой и худощавый мужчина, с прямой осанкой, но по лакейски, слегка опущенными плечами, ступая плавным, но твёрдым шагом. Белые дорогие шёлковые перчатки на руках привратника и запах терпкого дорогого парфюма особенно впечатлили Романа Генриховича.
Пройдя в сопровождении дворецкого в дом, Райнгольд очутился в просторном холле, из которого в обе стороны вели коридоры с высокими массивными дверями, покрытыми белой многослойной эмалью и сияющих позолоченной фурнитурой. В центре просторного помещения находились распашные двери со стеклянными фасадами, ведущие видимо в большой праздничный зал, влево вдоль стены поднималась широкая лестница из белого мрамора, ведущая на второй этаж. Стены особняка украшали тканные обои темно-шоколадного оттенка, с тисненым растительным орнаментом по золотистому шёлку, законченность которым придавали многочисленные живописные картины испещрённые сеткой естественного кракелюра в массивных багетных рамах, с бытовым сценами жизни древних немецких городов и портретами родовитых родственников хозяев. Тёмные стены контрастно оттеняли очень высокие белоснежные потолки, декорированные изящной лепниной и старинной бронзовой люстрой, с крупными сверкающими подвесками из богемского хрусталя. Картины, по мнению Романа, принадлежали если ни кисти самого великого Лукаса Кранаха, то уже точно кому-то из немецких живописцев эпохи ренессанса. Старые полотна завораживали и поглощали всё внимание гостя, сочные краски, изящный мазок и до педантизма детализированные сюжеты приковывали к себе взгляд, а неподдающаяся пониманию игра света и тени оживляла немного гротесковые лица, изображённых на картинах горожан средневековых городов. «На калькуляторе в iPhone наверняка не хватит нулей, если оценить в рублях всю эту красоту», – промелькнуло в голове у Райнгольда.
На втором этаже особняка Морица находилось не меньше шести больших комнат. Подойдя к дверям одной из них, дворецкий постучал и, выждав минуту-другую, приоткрыл дверь. Сделав ещё одну небольшую паузу, слуга, обращаясь к кому-то находящемуся в комнате, спросил разрешения впустить Романа Генриховича. Из глубины помещения дворецкому кто-то утвердительно ответил и слуга, распахнув перед Райнгольдом дверь и пропуская того вовнутрь, отступил на шаг в сторону. Войдя в большую комнату, Роман попал в полумрак и его глазам потребовалось несколько секунд, чтобы адаптироваться к смене освещения. Высокие белоснежные потолки с лепниной и широким багетом придавали помещению ещё большее ощущение простора. Тяжёлые шторы на трёх больших окнах не пропускали солнечный свет с улицы и спальню освещала лишь изящная лампа пятидесятых годов, с колпаком из зелёного стекла, горевшая на большом массивном столе рядом с кроватью. Мягкий свет также исходил от двух бронзовых бра позади Романа, находившихся на стене у входной двери.
В полумраке комнаты выделялась массивная деревянная кровать шоколадного оттенка из африканского бакаута, дерева жизни, с резной спинкой декорированной антуражной сценой охоты туземцев на льва, с изящными резными стойками для матерчатого полога из натурального льна. Посреди этой огромной кровати на высоких подушках, укрытый мягким шотландским клетчатым пледом, лежал статный старик в архаичном спальном колпаке и бархатном бордовом халате, в больших очках в роговой оправе с толстыми стёклами, с окладистой тёмной с проседью бородой. На лице старика выделялись тёмные густые брови и большой, греческого типа нос. Может быть, из-за полумрака в комнате, Роман дал бы хозяину на первый взгляд лет семьдесят, семьдесят пять. По всей вероятности перед детективом находился старик Олберих Мориц, а тому-то, по подсчётам Райнгольда, выходило уже далеко за восемьдесят..
Одет Олберих Леопольдович Мориц был в мягкий велюровый халат синего цвета, из-под которого выглядывала белоснежная тонкого шёлка рубашка с повязанным под ней, на шее, тонким бордовым шарфом. Крупные ухоженные руки старик Мориц держал на какой-то толстой немецкой книге в кожаном переплёте.
На стенах спальни владельца, как и во всём особняке, также висели старые картины, но это были картины уже другого времени и других мастеров, чем те, что находились в холле. Изображены на этих полотнах были портреты, скорее всего, многочисленных предков Морица. Тут висела пара немецких баронов в одеждах 19 века, а один из родственников был изображён в костюме германского офицера времён Первой мировой, с орденской голубой лентой через плечо, остальные лица изображались в штатских цивильных костюмах, а женщины в дорогих длинных платьях и драгоценностях. В изголовье хозяйской кровати находился ростовой портрет красивой женщины, которой на вид мы бы дали около сорока лет, изображённой сидящей в резном кресле, с гербом на высокой спинке в виде головы льва, на фоне тёмной драпировки. Женщину с тонкими чертами лица украшал тёмный бархатный костюм для верховой езды, с обтягивающими серыми бриджами и высокими чёрными лакированными сапогами, в руках она держала изящный бархатный шлем и тонкую трость. Рейнгольд обоснованно предположил, что на портрете был запечатлён образ покойной жены Олбериха Морица, Эльзы Карловны фон Ригер.