Любому политику было ясно, что предъявленный Веной ультиматум являет собой хорошо продуманную провокацию и неисполнение любого его пункта повлечет за собой военные действия.
Наверное, все-таки понимали. Но не остановились. Потому что терять-то по большому счету было нечего.
Вена никогда бы не пустила на самотек развитие Сербии, и сил у нее, во всяком случае, в то время было больше.
«Два принципа были в резком конфликте друг с другом, – объяснял желание Австро-Венгрии покончить с Сербией начальник Генерального штаба австро-венгерской армии и один из самых ярых приверженцев войны К. фон Гетцендорф, – либо сохранение Австро-Венгрии как конгломерата национальностей, который должен выступать в виде единого целого перед внешним миром и видеть свое общее благо под властью одного государя, или же рост отдельных независимых национальных государств, притязающих на свои этнические территории Австро-Венгрии и таким путем вызывающих разрушение монархии.
Конфликт между двумя этими принципами, нараставший давно, достиг высшей стадии вследствие поведения Сербии. Его разрешения нельзя было откладывать».
А раз так, то рано или поздно Сербия могла бы потерять незавимость и стать частью Империи.
Что было бы, если бы Сербия приняла все условия?
А вот тогда бы Австро-Венгрия рано или поздно обязательно нашла бы какой-нибудь другой повод к войне. Потому что дело было не в ультиматуме, а в стране, которая постоянно угрожала целостности Монархии. И в стоявшей за ней Германией, желавшей воевать именно летом 1914 года, против слабой России и не желавшей войны Франции.
И в какой уже раз восторжествовал лозунг Наполеона: главное – ввязяться в бой, а там будь, что будет!
Если же подвести итог нашему рассказу о терроре, как политическом методе, и идее создания Великой Сербии, то, надо полагать, тогдашним правителям Сербии и полковнику Апису было, что скрывать.
В том числе и от России, на которую они делали свою ставку.
Именно поэтому они приняли все унизительные условия австрийского ультиматума, кроме того, которое требовало проведения следствия на территории Сербии австрийскими чиновниками.
Конечно, это только предположение, но ничего странного в нем нет.
Что было на самом деле?
На сегодняшний день обширнейшей литературе о покушении в Сараеве существует три версии заговора.
Согласно первой, сын убитого эрцгерцога Максимилиан Гогенберг в интервью газете «Пари суар диманш» 16 июня 1936 говорил о том, что его отца ликвидировала германская секретная служба.
Все дело было в том, что наследник венского престола мешал осуществлению великодержавных планов кайзера Вильгельма.
Эта версия давно опровергнута в литературе, хотя и имеет под собой известное основание: Франц Фердинанд был убит при полном попустительстве охраны.
Согласно второй, убийство эрцгерцога было подготовлено сербской тайной офицерской организации «Объединение или смерть», известной также под названием «Черная рука».
При этом сербское правительство и русский Генеральный штаб будто бы покровительствовали этому заговору.
Одним из основных источников в исследовании сараевского убийства стали документы судебного процесса по делу «Черной руки», состоявшегося в Салониках в марте – июне 1917 года.
Организуя суд, сербское правительство преследовало три цели: разгромить оппозицию в лице тайного, но могущественного офицерского союза, оздоровить обстановку в армии и возложить ответственность за убийство в Сараево на «Черную руку».
Все это делалось для того, чтобы открыть путь к мирным переговорам с Австро-Венгрией, которые намечались в 1917 году.
Судебный процесс велся с грубыми нарушениями законности, при закрытых дверях, подсудимые не имели защитников, военным трибуналом широко использовались лжесвидетели.
После суда правительство опубликовало сборник «Тайная заговорщическая организация», включив в него только материалы обвинения, что придало изданию односторонний характер.
Главный документ судебного разбирательства – рапорт руководителя «Черной руки» полковника Димитриевича Верховному командующему сербской армией принцу-регенту Александру – по распоряжению последнего был изъят из этого сборника и стал известен только в тридцатые годы.
Полковник опротестовал все необоснованные обвинения военного трибунала в государственной измене и в непосредственной организации сараевского убийства.
Он категорически отверг версию о том, что в убийстве эрцгерцога был замешан военный агент полковник В.А. Артамонов.
Сам Артамонов доказал свое полное алиби. Во время покушения он находился на излечении в Швейцарии.
Важную роль в опровержении материалов судебного процесса сыграли свидетельства таких очевидцев, как революционер Мустафы Голубича и один из функционеров «Черной руки» Чедомир Попович.
Последний договорился до того, что на полном серьезе утверждал, Димитриевич, узнав о заговоре, хотел предотвратить его.
По его словам, Апис опасался, что убийство Франца Фердинанда может быть использовано правящими кругами дунайской империи как предлог к нападению на Сербию.
Окончательную точку в этой не такой уж и запутанной истории поставил судебный процесс по делу «Черной руки», состоявшийся в Югославии в 1953 году.
Он отменил приговор салоникского военного трибунала (Димитриевич и многие его соратники были расстреляны) и снял все обвинения с названной организации.
Наконец, третья концепция исходит из того, что сараевское покушение было организовано членами национальной революционной организации «Молодая Босния» как ответная акция террористов на насильственное присоединение в 1908 году к Австро-Венгрии Боснии и Герцеговины.
В настоящее время именно этой версии придерживаются многие исследователи.
Что же касается террористов, то их судили на так называемом Сараевском процессе.
Однако сразу же после распада Австро-Венгрии в 1918 году все документы этого процесса каким-то таинственным образом исчезли.
Правда, оставались еще государственные архивы Сербии, которые были захвачены Австро-Венгрией и которые неопровержимо доказывали связь группы Принципа с «Черной рукой».
Но и они пропали после того, как в 1919 году Австрия вернула их сербам.
Катер, перевозивший их по Дунаю, бесследно исчез, хотя в тот день не было ни штормов, ни артобстрелов.
Концы этого скользского дела были в буквальном смысле брошены в воду.
Всего по сараевскому процессу были осуждены 16 человек, из них троих казнили.
Принцип, Чабринович и Грабеж получили по 20 лет, поскольку к моменту преступления им еще не было двадцати, и по австрийскому закону смертная казнь к ним не могла быть применена.
Тем не менее, никто из них не дожил до освобождения.
При загадочных обстоятельствах окончил свои дни лидер «Молодой Боснии» Владимир Гачинович.
В августе 1917 года он внезапно заболел.
Швейцарские врачи дважды делали ему операцию, подозревая то одно, то другое, и каждый раз ничего не обнаруживали.
11 августа Гачинович умер.
Некоторые считают, что он был отравлен своими бывшими соратниками, которые хотели отомстить ему за репрессии, обрушенные на них австро-венгерскими властями.
Остается невыясненной до конца и версия о том, что Гачинович в последний момент будто бы послал в Сараево письмо заговорщикам с предложением отказаться от покушения на Франца Фердинанда, которое не было принято фанатиком Принципом.
Судьба самого Принципа тоже трагична.
Он был брошен в тюрьму в Терезиенштадте, где и умер в страшных мучениях 28 апреля 1918 года.
Труп Принципа был тайно захоронен в тюремном дворе, и только в 1920 году его останки перезахоронены в братской могиле вместе с другими умершими участниками заговора на сараевском кладбище.
На том самом кладбище, где он так любил собираться с товарищами и черпал вдохновение.
Но самое интересное заключается в том, что, как это не покажется невероятным, планы психически неполноценных заговорщиков (перед покушением Принцип несколько ночей провел на могиле террориста Жераича, где обащлся с духом «героя»), не брезговавших ничем офицеров спецслужб и откровенных бандитов сбылись.
От Австро-Венгрии остались одни воспоминания.
Хорватия, Босния, Словения, Герцоговина, Черногрория и Македония были объеденины в Королевстве СХС (Сербов-хорватов-словенцев).
В 1929 году это государство стало называться Югославией.
Великая Сербия увеличилась по территории с 28 до почти 300 тысяч квадратных километров.
Не были забыты и «герои» 1914 года.
В 1920 году останки убийц эрцгерцога и его супруги перезахоронили в Сарево и возвели в ранг «национальных героев».
В 1953 году, уже при И.Тито, сербы признали и роль своих спецслуцжб в убийстве наследника австрийского престола.
Более того, деятельность Аписа и его подельников была официально признана «полезной для освобождения балканских народов».
А вот от наследника России – Советского Союза – Великая Сербия в лице Югославии все же откололась. Чем вызвала страшный гнев лучшего друга всех покоренных им в Восточной Европе народов.
Глава IV. Угол отражения…
Несмотря на все усилия российской дипломатии, первые шаги русского правительства на пути мирного улаживания австро-сербского столкновения не дали желанных результатов.
Англия уклонилась от заявления, о котором ее просили из Москвы, а Берлин твердил о необходимости локализации австро-сербского столкновения и намерении Германии оказать всякую поддержку своей союзнице.
В Париже быстро поняли общеевропейский характер начинавшегося кризиса и не давали себя сбить с толку его балканским происхождением.
Что же касается России, то она продолжала свои попытки парализовать злую волю Австро-Венгрии и добиться пересмотра недопустимых требований венского кабинета путем посредничества держав даже после последовавшего 25 июля разрыва отношений между Австро-Венгрией и Сербией.
Полагая, что Италия не одобряла образа действия Австро-Венгрии, Сазонов поручил послу в Риме А.Н. Крупенскому просить маркиза Сан-Джулиано откровенно высказать в Вене свое несочувствие австрийским решениям и разъяснить Берхтольду невозможность локализации конфликта, а также и неизбежность русской поддержки Сербии.
Как и предполагал русский министр, Италия выразила отрицательное отношение к положению, занятому венским кабинетом в конфликте с Сербией.
Как только скрывавшееся от Италии намерение венского кабинета поставить Сербию в безвыходное положение стало известно в Риме, оно возбудило там неудовольствие и тревогу.
Еще за несколько дней до обращения Сазонова к маркизу Джулиано тот сообщил германскому послу, что ему кажется невозможным любое представление сербскому правительству со стороны Австро-Венгрии по поводу убийства наследного эрцгерцога ввиду того, что оно было совершено австрийским подданным.
Лица, близко стоявшие к министру, заявляли, что Австро-Венгрия, предъявив неумеренные требования, поставила себя в невыгодное положение и не могла бы рассчитывать на поддержку Италии.
Сан-Джулиано избегал прямого обмена мыслями с австрийским послом в Риме, но не скрывал своих взглядов от германского посла фон Флото.
Он откровенно сказал тому, что Италия не примет участия в политике подавления национальностей. О чем Флото тут же сообщил в Берлин.
Доклад фон Флото вызвал известное беспокойство в германском министерстве иностранных дел, но никоим образом не повлиял на позицию Германии.
Одновременно с обращением в Рим Сазонов просил Берхтольда разрешить австро-венгерскому послу в Петербурге рассмотреть с ним в частном порядке текст ультиматума и по взаимному соглашению изменить в нем те места, которые казались Сазонову особенно неприемлемыми.
Ответ от Берхтольда пришел через сорок восемь часов. В нем он сообщал, что не может входить в обсуждение условий австрийского ультиматума.
Более того, он поручил графу Сапари передать Сазонову о невозможности принятия подобного рода предложений.
Из Берлина вести были не лучше.
Фон Ягов заявил, что повлиять на Вену «в примирительном смысле» он не может.
Что же касается продолжавшей темнить среди белого дня Англии, то Лихновский уже 27 июля почувствовал, что Лондон все же вступит в войну.
О чем и сообщил в Берлин.
Конечно, с Берлином Грею следовало говорить более твёрдым и ясным языком, но было то, что было.
Грей предложил организовать посредничество Англии, Франции, Германии и Италии для обсуждения способов разрешения кризиса.
Мотивы, которыми при этом руководствовалось Министерство иностранных дел, раскрывает в своих мемуарах сам Грей.
Он считал, что обсуждение создавшейся обстановки за зелёным столом даёт некоторый шанс спасти мир. Но если бы это и не удалось, то и тогда конференция не принесла бы вреда Антанте.
«Я полагал, – писал он, – что германские приготовления к войне были продвинуты много дальше, нежели приготовления России и Франции.
Конференция дала бы возможность этим двум державам подготовиться и изменить ситуацию к невыгоде для Германии, которая сейчас имеет явное преимущество».
Заявление Грея преследовало две цели: созвать под председательством Грея в Лондоне комиссию для изыскания способа разрешения спора и приостановку Австро-Венгрией и Сербией военных приготовлений до окончания совещания посредников.
Одновременно с Греем французский посол в Берлине Жюль Камбон предложил «воздержаться от всякого действия, которое могло бы обострить настоящее положение».
Однако как предложение Грея, так и формула Камбона были отвергнуты Бетманом-Гольвегом и фон Яговым.
Отрицательный ответ Германии вызвал отсрочку роспуска британского флота, собранного для маневров в Немецком море.
Что не помешало Грею заявить австро-венгерскому послу о том, что Англия не собирается созывать резервистов, а мера по отношению к флоту не заключает никакой угрозы.
Но при этом добавил, что ввиду «возможности европейской войны английское правительство не сочло возможным разбрасывать свои силы».
Если, по словам английского министра иностранных дел, не следовало видеть угрозы в военной мере, принятой Англией, то в словах его к графу Менсдорфу трудно было не усмотреть серьезного предостережения.
В Берлине и Вене к ним отнеслись как к попытке запугивания.
Но в то же самое время там с каким-то необъяснимым упрямством продолжали верить в то, что Англия не уступит в войну.
Как известно из физики, угол отражения равен углу падения.
В истории этот закон выразил знаменитый английский историк Д.Тойнби, создавший теорию «Вызов – Ответ».
Согласно этому закону любое общество по-настоящему начинает действовать только под влиянием внешнего раздражителя.
Так, русские удельные князья не только не собирались объединяться, но и делали все возможно, чтобы этого не произошло.
Однако под влиянием окруживших их врагов из Дикой степи – половцев, хазаров и татар (Вызова) – они объединились вокруг самого сильного на тот момент Московского кнзязя (Ответ).