– Ты понимаешь, о чем я сейчас тебе говорю?
– Да, – тяжело выдохнул Шаол. – Ради выздоровления мне придется долго терпеть жуткую боль.
– У меня есть снотворные травы, но при таком серьезном увечье… Я не смогу вести сражение одна. Если же тебя погрузить в бессознательное состояние… Наш противник может попытаться расширить свою власть над тобой. Меня это страшит. Я знаю, как уязвима бывает человеческая психика во сне.
Кажется, лицо Ирианы стало еще бледнее.
– Делай то, что считаешь нужным. – Он стиснул ей руку.
– Будет больно. Как сейчас. Возможно, еще хуже. Постоянная боль. Мне придется двигаться вниз маленькими шажками, проходить позвонок за позвонком, до самой поясницы. Сражаться с противоборствующей силой и одновременно исцелять.
Пальцы Шаола еще крепче сжали руку Ирианы – такую маленькую по сравнению с его рукой.
– Делай то, что считаешь нужным, – повторил он.
– И ты тоже, – тихо сказала она. – Ты будешь сражаться наравне со мной.
Шаол замер. До него начинало доходить, что́ его ждет в ближайшем будущем.
– Если природа этих сил такова, что они питаются нами… Если они кормятся тобой, а ты остаешься здоровым… значит пищей им служит не тело, а что-то иное. Что-то внутри тебя.
– Я ничего не чувствую.
Ириана взглянула на их сомкнутые руки и высвободила свои пальцы. Не выдернула, но для Шаола это все равно было ощутимо.
– Нам стоит всерьез поговорить.
– О чем?
Ириана тряхнула головой, откидывая волосы:
– О том, что случилось с тобой и почему ты, сам того не желая, кормишь чужеродную силу.
Ладони Шаола взмокли от пота.
– Тут не о чем говорить. И обсуждать нечего.
Ириана молча смотрела на него. Шаолу стоило немалых усилий выдержать ее взгляд и не втянуть голову в плечи.
– Из того, что я узнала, нам нужно многое обсудить. Прежде всего – что с тобой было в последние несколько месяцев. Похоже, то время было для тебя крайне тревожным и противоречивым. Ты же сам вчера говорил, что никто не испытывает к тебе такой ненависти, как ты сам.
«Это еще мягко сказано», – подумал Шаол.
– И тебе вдруг захотелось узнать об этом?
Ириана спокойно восприняла его вопрос:
– Если это требуется для твоего исцеления, чтобы пройти и оставить в прошлом… да.
– Ну что ж. Ты узнаешь. Только потом не сетуй.
Лицо Ирианы превратилось в непроницаемую маску. Дорину бы явно понравилось.
– Полагаю, ты не собираешься застревать здесь надолго, – сказала она. – Особенно сейчас, когда на нашей, как ты изволил выразиться, родине полыхает война.
– А разве Эрилея – не наша родина?
Ириана встала, подхватив мешок:
– Эрилея – да. Но мне нет и не будет дела до Адарлана.
Шаол ее понимал. Прекрасно понимал. Наверное, потому до сих пор и не рассказал ей, кто нанес ему рану, оставившую темное эхо.
– А ты, – продолжала Ириана, – упорно избегаешь говорить на самую важную тему. Но рано или поздно тебе придется это сделать.
– При всем моем уважении к твоему ремеслу, тебя это не касается.
Глаза Ирианы насмешливо вспыхнули.
– Ты бы удивился, узнав, как тесно исцеление телесных ран связано с исцелением ран душевных.
– Я сталкивался с силой, которая противостоит тебе сейчас.
– Тогда скажи, что́ в тебе служит ей кормом?
– Не знаю.
Раньше это его не волновало.
Ириана порылась в мешке, нашла то, что ей требовалось, и вернулась к дивану. У Шаола все сжалось внутри. В руках у целительницы был кожаный кляп. Новенький, не побывавший ни в чьем рте.
Ириана недрогнувшей рукой протянула ему кляп. Часто ли ей приходилось пользоваться этим «молчальником», исцеляя более серьезные увечья, чем у него?
– Можем обойтись и без этой штуки, если ты все же предпочтешь обсудить со мной события твоего недавнего прошлого, – хмуро бросила ему Ириана.
Шаол лег на живот, затолкав кляп себе в рот.
Восход солнца Несарина встречала в небе.
Принц Сартак с раннего утра ожидал ее в гнезде своей рукки. Минарет, на вершине которого находилось гнездо, был открыт всем стихиям. Поднявшись туда, Несарина остановилась возле лестничной арки. За спиной принца, облаченного в кожаные доспехи…
Кадара была прекрасна.
Все золотистые перья рукки сияли, как отполированный металл. Белые перья на груди могли соперничать с выпавшим снегом. Такие же золотистые глаза мгновенно заметили Несарину и смерили ее взглядом. Сартак, прилаживающий седло к широкой спине рукки, обернулся.
– А-а, капитан Фелак, – произнес он вместо приветствия. – Рано же ты встала.
Обычные слова, предназначавшиеся для посторонних ушей.
– Я почти не спала из-за ночной грозы. Надеюсь, я вам не помешала.
– Наоборот. – Сумеречного света хватало, чтобы видеть его улыбку. – Я тут собирался отправиться в полет. Этой жирной хрюшке надо поохотиться и добыть что-нибудь к завтраку.
Кадара сердито распушила перья и щелкнула громадным клювом. Такой клюв мог легко откусить человеку голову. Неудивительно, что принцесса Хасара побаивалась боевой подруги Сартака.
Принц усмехнулся, поглаживая перья Кадары:
– Не желаешь ли составить мне компанию?
Услышав приглашение, Несарина вдруг почувствовала, насколько высок этот минарет. А ведь Кадара полетит еще выше. И никаких дополнительных креплений, удерживающих от падения и верной смерти. Только седло и руки всадника.
Но совершить полет на рукке…
Более того, вместе с принцем, у которого могут быть весьма полезные для них сведения…
– Я еще никогда не летала, но с благодарностью принимаю ваше приглашение, принц.
Приготовления заняли считаные минуты. Сартак заявил, что одежда Несарины не годится для полетов, и велел сменить темно-синий наряд на кожаные доспехи. В шкафу у дальней стены лежал еще один комплект доспехов. Пока Несарина переодевалась, он вежливо отвернулся. Ее волосы были сравнительно короткими – только до плеч. Такие в косу не заплетешь. Принц достал из кармана кожаный шнурок, и Несарина связала волосы тугим узлом.
По словам Сартака, он всегда брал с собой запасной шнурок. Если волосы не связать, ветер запутает их так, что потом несколько дней не расчешешь.
Принц забрался в седло первым. Умная, наблюдательная Кадара поджала лапы и стала похожей на огромную курицу. Сартак проворно вскочил в седло и протянул руку Несарине. Она осторожно коснулась ребер Кадары. Прохладные перья были мягкими, словно тончайший шелк.
Несарина мешкала и, когда Сартак бесцеремонно подхватил ее и усадил перед собой, наградила принца сердитым взглядом. Меж тем Кадара спокойно приняла вторую всадницу и терпеливо ждала хозяйского приказа взлетать.
Сартак закрепил себя и Несарину в седле, трижды проверив надежность кожаных ремней. Затем прищелкнул языком и…
Несарина сознавала: невежливо хватать принца за руки да еще сжимать их до хруста костей. Она это сделала совершенно инстинктивно, едва Кадара расправила сверкающие золотистые крылья и спрыгнула с минарета.
Спрыгнула вниз.
У Несарины душа ушла в пятки. Глаза заслезились, все расплылось.
На нее тут же накинулся ветер, угрожая вырвать из седла. Несарина до боли сжала бедра. Она буквально вцепилась в руки принца, уверенно державшие поводья. Сартак лишь усмехнулся ей в ухо.
Однако светлые каменные здания Антики приближались с угрожающей быстротой. В рассветной дымке они казались голубыми. А Кадара опускалась все ниже, подобно звезде, упавшей с небес.
И вдруг, взмахнув крыльями, рукка устремилась вверх.
Несарина радовалась, что не стала завтракать: живот исторг бы все. Он и сейчас негодующе урчал.
Набрав высоту, Кадара резко повернула вправо, к розовеющему горизонту.
Антика, раскинувшаяся внизу, становилась все меньше и меньше, пока не превратилась в паутину дорог и белесых пятен. Внизу теперь мелькали оливковые рощи и пшеничные поля, крестьянские дома и городки. Слева желтели волнистые дюны северной пустыни. Справа вставали горы, прорезанные нитками рек. Восходящее солнце золотило их воду.
Сартак молчал. Ни слова о примечательных местах, над которыми они пролетали. Он даже не упомянул о Сестринской дороге, тянущейся через весь континент. Наверное, не хотел мешать Кадаре или просто привык молчать. Рукка продолжала набирать высоту. Воздух становился все прохладнее, а пробуждающее небо – все голубее. С каждым взмахом могучих крыльев картина внизу менялась.