Снова послышался звук приближающихся шагов. Кто-то потянул ручку… Никаких засовов, в этом уже нет нужды. Дверь беззвучно отворилась, впуская в комнату тусклый коридорный свет.
– Как ты? – участливо спросил мужчина, его осипший голос сорвался и прежде чем продолжить, он откашлялся. – Всё в порядке?
Она не поворачивая головы, всё ещё наблюдая за тем, что происходило за окном, зло усмехнулась:
– А как я, по-твоему, должна себя чувствовать? Что может быть в порядке?
– Ты сама виновата…
Девушка резко повернула к нему голову, пытаясь что-то рассмотреть, но свет падал на мужчину со спины, и лицо казалось ей тёмным пятном. Будто чужое лицо.
– Я виновата? – с негодованием переспросила она и, отойдя от окна, с трудом опустилась на кровать.
– Я тебя предупреждал, что не позволю тебе оставить его. Никогда! Ты не можешь… Поверь, так будет лучше. А теперь ты начнёшь всё заново, словно и не было всего этого.
– Я просто хотела, чтобы у меня было что-то своё, – прошептала она едва слышно, но мужчина расслышал сказанные ею слова.
– Тебе никогда ни в чём не отказывали. Тебя любили, о тебе заботились, любая твоя прихоть сразу исполнялась, стоило тебе только попросить. Что же тебе ещё нужно? – удивлённо воскликнул тот.
– Любили, заботились? Это место ты называешь заботой? Или то, что сейчас произошло, вы сделали из-за любви ко мне? Вы не думали ни обо мне, ни о моих чувствах. Ты думал только о себе.
Она говорила всё громче, пока не сорвалась на крик. Должно быть, со стороны она была похожа на ведьму: с растрёпанными волосами, в длинном белом балахоне, с глазами горящими ненавистью.
– Мои мысли больше не принадлежат мне, моё тело больше не принадлежит мне, вы всё забрали. Лишили последнего.
– Прекрати истерику, – категорично произнёс мужчина и только, тогда она увидела, что он держит в руке – сумку с её вещами, которая в тот же миг полетела к её ногам. – Оденься. Я жду тебя в машине.
Но она так просто не собиралась сдаваться. Она резко вскочила с кровати, и за пару шагов преодолев расстояние между ними, схватила его за руку.
Когда она заговорила, высоко задрав голову, глядя ему в глаза, в словах её была лишь ненависть:
– Как ты себя чувствуешь, папочка, лишив меня того единственного, что было важно для меня? Ведь это была твоя идея, не так ли? Всегда ты решал за меня! С самого моего детства. Ты никогда не давал мне выбора. И я подчинялась изо дня в день, из года в год, молча делала всё то, что ты мне говорил. Слушалась папочку! – её губы исказила кривая ухмылка. – Знай, когда-нибудь я освобожусь от твоей чрезмерной опеки и тогда ничто, слышишь, ничто не остановит меня. Ты больше никогда не увидишь свою дочурку. Я отберу у тебя самое ценное, что только могу. Смысл жизни. Себя!
– Ты не поступишь так со мной, – прошептал он и в голосе его уже не было прежней уверенности. – Ты же знаешь, что на свете нет ничего важнее тебя – моего дара божьего.
– Ты ошибаешься, если считаешь, что всё останется, как прежде, – безразлично пожала она плечами, отступая на шаг, будто всё уже решила для себя, а её родителю оставалось либо принять её выбор, либо катиться к чёрту.
– Если тебе наплевать на меня, подумай хотя бы о нашей семье.
Она перебила его, не дав ему договорить.
– Я всю жизнь, сколько себя помню, думаю обо всех кроме себя. Не хочу так больше. Хочу жить для себя! И если для этого нужно лишить себя счастья, лицезреть моих дорогих родственничков, я согласна. А теперь будь так добр, оставь меня одну, мне надо переодеться.
Девушка отвернулась и отошла от него и только, когда услышала звук закрывающейся двери, смогла расслабить напряжённые плечи.
«Боже, как же больно!» – осторожно, стараясь не делать резких движений, снова опустилась на край кровати и просидела так довольно долгое время.
Она думала…
Спустя двадцать минут она, наконец, спустилась вниз. Машина отца одиноко стояла на парковке. Электронные часы над входом в здание показывали 3:04. На её губах играла едва заметная улыбка, голова была ясной, мысли больше не путались, мозг работал чётко.
Она заняла пассажирское кресло и по-новому взглянула на человека, что воспитал её. И снова улыбнулась своим мыслям.
Она придумала план!
Он состоял из нескольких частей и все они были взаимосвязаны друг с другом. И начнёт она с мести. Сколько лет она, лёжа в своей кровати бессонными ночами, представляла, что её обидчики умирают страшной смертью. Придумывала невообразимые пытки, при помощи которых расправилась бы со всеми по очереди. Эти мысли грели ей душу, помогали заснуть в те ночи, когда становилось совсем тяжко и хотелось выть словно зверь.
Она столько лет терпела!
Молчала о том, что твориться у неё в душе, какие муки разъедают её изо дня в день. И сегодняшний случай стал своего рода катализатором, запустивший механизм с обратным отсчётом.
Никогда и никому она больше не позволит управлять собой!
Ни один человек на этой земле, не сможет подчинить её своей воле. Она пойдёт к своей цели медленными, мелкими шажками. Но с каждым днём эта цель будет представать перед ней всё отчётливее. И плевать, сколько времени на это потребуется! Она готова ждать год, два, вечность, лишь бы воплотить свой замысел в жизнь, лишь бы просыпаться по утрам и знать, что таймер отсчитывает секунды в обратном порядке.
Машина медленно тронулась с места, двигаясь к выезду с парковки. Яркий свет фар осветил первый этаж здания. Темнота. Никого, кто бы, как она несколькими часами ранее, провожал их взглядом. Это здание было почти пустым.
Она знала, что её фантазии по большей части так и останутся нереализованными, но в глубине души хотела верить, что отчасти что-то сбудется. Это словно нарыв, который зрел у неё внутри годами и вот, наконец, прорвался, извергая из своего нутра всю ненависть, всю боль, всё отчаяние.
И теперь впереди только процесс реабилитации. Её зияющая рана потихоньку начнёт затягиваться, обрастая новой плотью. Она станет другой. Но цель останется прежней.
Вырваться из цепких оков своего отца…
Глава 5
4 мая 2017 год
Ей повсюду мерещились зловещие тени. На каждом этаже, пока она на ощупь продвигалась вперёд.
Кто-то выкрутил все лампочки в подъезде.
С сильно бьющим сердцем Лана, наконец, переступила порог квартиры. Прислонившись к двери, постояла с минуту с закрытыми глазами – она приходила в себя. И теперь было только одно желание – как можно скорее принять душ.
Сегодня выдался тяжёлый день. До обеда работа с молодняком в питомнике, потом выезд с собакой к Марику. Уже в третий раз. Ной постепенно привыкал к новому жилью и хозяину, но всё равно им обоим требовалась её помощь.
Дом Канов она покинула уже после девяти вечера и пока добиралась на метро до своей квартиры, а это двадцать минут непрерывной тряски в переполненном душном вагоне электрички, ею владело лишь одно желание – смыть с себя прикосновение толпы, её вонь.
Она никак не могла смириться с тем, что практически все в этом городе считали, что личное пространство – это привилегия. И Лана тёрла, и тёрла уже покрасневшую кожу, словно пыталась смыть не только грязь и въевшийся запах, но и сами ощущения.
Спустя пятнадцать минут, чистая, с обёрнутой полотенцем головой, она прошла на маленькую, освещаемую лишь светом из ванной комнаты, кухню.
Закуток два на два метра с огромным, но практически всегда пустым холодильником, парой шкафов и электрической плитой с одной не работающей конфоркой. Знала, что когда-нибудь придётся вызвать мастера, но всё оттягивала этот неизбежный момент. Она и с частично исправной газовой плитой проживёт, только бы не пускать на свою территорию посторонних.
Наспех соорудив пару бутербродов и, наполнив стакан апельсиновым соком, прошла в комнату, где с трудом умещалось всего одно кресло, журнальный столик у окна и двуспальная кровать.
Она никогда не перекусывала в кухне, и причина была банальна, у неё просто не было подходящего для этих целей стола. Да и зачем заставлять и без того маленькое пространство квартиры, если некому за ним сидеть? Ни друзей, ни родных, которые вот таким тихим вечером, как этот, забежали бы просто перекинуться парой фраз.
Типа: «Как дела, что нового?»
Ей никто не звонил на домашний. Для звонков у неё был мобильный. Аппарат все последние годы сиротливо стоял на столике в углу прихожей. Но каждый вечер, возвращаясь домой, Лана всё же невольно бросала мимолётный взгляд на потухшую кнопку автоответчика.
Лана задёрнула плотные шторы на окнах и только после этого включила свет в комнате, неизменно задаваясь вопросом: «Когда же этот монстр из её недавнего прошлого напомнит о себе?»
Этот страх поселился в ней полгода назад, но с каждым прожитым днём он понемногу отступал в тень, выпуская её из своих мрачных объятий. Как волна во время отлива, захлестнувшая с головой, медленно, но неизбежно высвобождает из водного плена.
И всё же страх оставляет след и непреодолимое чувство паники. До конца он не исчезнет, так и будет сидеть в самом дальнем тёмном уголке сознания, в ожидании своего часа. И лишь одно может освободить – смерть, и неважно чья: того человека, что делает её слабой и заставляет всё время испытывать страх или её смерть.
А то, что этот монстр вернётся, она не сомневалась.
Вопрос лишь был в том, когда это произойдёт?
Забравшись с босыми ногами на мягкое кресло, она взяла в руки планшет. Вбила в поиск ключевые слова: Главная загадка столетия, 19 сентября 2010 года, массовое убийство. Через какую-то долю секунды, был выдан результат. В верхнем углу цифра восемнадцать со знаком плюс, словно предупреждение: слишком восприимчивым людям и детям путь сюда строго воспрещён.
«Массовое убийство. Хладнокровный монстр!
Этот день, 19 сентября 2010 года, для жильцов элитного частного сектора города, начался вполне обыденно.
Воскресное солнечное утро в семье Берг ознаменовалось подготовкой к празднованию дня рождения единственной и любимой дочери Доры. Ближе к вечеру начали съезжаться гости. И вот уже к семи часам в двухэтажном особняке семейства Берг собралось семь человек.
Но к этому мы вернёмся чуть позже, а сейчас хотелось бы обратить внимание наших читателей на планировку дома. Огромный холл с белоснежной мраморной лестницей, ведущей, словно в небеса. Гостиная и одновременно столовая – то место, где позже произойдёт первое убийство. Кухня, смежная с гостиной и разделённая двойными дверьми.
Остальные помещения первого этажа мы пропустим, так как в них не происходило ничего интересного для нас.
На втором этаже – пять спальных комнат: одну занимала девятнадцатилетняя Дора, комната справа принадлежала супругам Берг – Альфреду и Эмме, оставшиеся три пустовали, но всегда были готовы принять гостей.
Но более всего нас интересует подвал под всем этим великолепием!
Здесь не было ничего примечательного, всё, как и во многих других домах: стиральная машина, стеллажи с деревянными полками для консервированных продуктов, угол, отведённый под старые ненужные вещи, которыми уже давно не пользовались, но было жалко выбросить.
Именно там предстоит провести бедной девушке мучительные минуты ожидания, пока хладнокровный убийца будет методично расправляться с её близкими.
Когда позже полиция приехала на вызов, их взору предстала следующая картина. Все шесть жертв находились на первом этаже дома. Первое, что увидели полицейские, взломав входную дверь, это спину мужчины с поднятыми вверх руками, в одной из них он держал карабин.
Бездыханное тело хозяина дома было на лестнице. В него убийца выстрелил дважды. Первый выстрел был произведён с близкого расстояния, и практически лишил мужчину его детородных органов. Но при всём при этом он не умер, и убийца выстрелил снова, в сердце. Только после этого тот скончался.
Но это было лишь первым испытанием для органов правопорядка. В гостиной было обнаружено второе тело. Двадцати однолетний молодой человек, который являлся студентом того же университета, что и именинница. Он был застрелен так же в сердце. Как было установлено позже, смерть наступила мгновенно.
Третье тело, найденное неподалёку, принадлежало сорокалетней женщине, приходившейся младшей сестрой хозяину дома Альфреду Бергу. Её раны: два выстрела в живот, также были не совместимы с жизнью.
Четвёртая, и самая юная жертва – это её двенадцатилетний сын. Мальчика полиция нашла в дальнем углу гостиной, убит он был выстрелом в спину.
Пятой стала женщина, она умерла мгновенно от выстрела в голову.
И шестое тело полиция обнаружила на пороге кухни – хозяйка дома, убитая одним выстрелом в грудь».
Лана дочитала первую часть статьи, озаглавленную, как: «Описание места преступления» и перешла к следующему разделу. Здесь были десятки снимков с места преступления. Ниже – краткое пояснение к каждой жертве и способе убийства, с точным расположением тел погибших. Они шли в том порядке, в каком полиция находила тела по мере продвижения по дому.
Она увеличила первый снимок, с изображением отца Доры. Мужчина лежал в какой-то неестественной позе на нижних ступенях широкой лестнице. Его худое лицо было искажено, словно на момент последнего удара сердца, он не переставал кричать. Хотя судя по первому ранению в пах, возможно, так оно и было.
Одна рука была в крови, он, должно быть, пытался ею прикрыться, вторая, напротив, была чистой, и это сразу же бросалось в глаза, на фоне остальных кровавых деталей картинки. Руки с длинными пальцами безвольно лежали на ступенях, ладонями вверх, длинные ноги мужчины были слегка согнуты в коленях. Чёрные редкие волосы в беспорядке прилипли к черепу, обтянутом пепельно-серой кожей. На узкой впалой груди расплылось, занявшее почти всю грудь, пятно крови.
В нескольких метрах от распростёртого тела, у подножия лестницы лежало оружие, из которого были произведены все восемь выстрелов.
Второй снимок был сделан прямо над телом Макса, молодого человека Доры и отца её малыша, как она сама сказала Лане в их прошлую встречу. Его остекленевшие глаза оставались широко открытыми, они смотрели в потолок, но эта иллюзия рассеялась, едва Лана перевела взгляд на его широкую грудь. Равиль Кан точным выстрелом попал ему в сердце. Парень лежал, поджав под себя одну ногу и вытянув другую, словно неудачно упал со стула, на котором ещё совсем недавно сидел. Его рука даже после смерти сжимала уголок скатерти, которую со всем содержимым стола он потащил за собой, пытаясь удержаться от падения. Вокруг валялись разбитые белоснежные тарелки с размазанными по ним остатками еды, свечи, осколки бокалов, полупустая бутылка красного вина.
«Всё точно так, как описала Дора в своей книг, – поразилась она сходству. – Как будто я уже видела всё это раньше, в своём воображении…»
На третьем снимке было тело женщины. Она была запечатлена лицом в пол. Но видимо, какое-то время после выстрела, ещё оставалась жива – след крови тянулся на несколько метров. Она пыталась ползти. Даже с такого расстояния было видно, как от фотовспышки загорелась ледяным пламенем бриллиантовая серьга женщины.
Несомненно на снимке была тётка Доры, о которой та упоминала в своей книге. Женщина в костюме самого подходящего, для развернувшегося в том доме кошмара, цвета. Её пухлые пальцы, будто в предсмертной агонии, вонзились ногтями в пол и были растопырены.
Лана до предела увеличила изображение – все ногти, покрытые алым лаком, были обломаны до мяса.