– В этом издательстве публикуются все твои любимые книги, – медленно сказал Алекс, – «Серая серия» … Ну?
– Что «ну»? – разозлилась я и залпом допила кофе, – что дальше-то?!
– Кого ты там называла «темным поэтом своей мрачной юности»? – мерзким голосом спросил меня сосед.
Я почувствовала, как краснею. Я перестала спать с книгами Генриха Вайсмана под подушкой уже лет пять. Он жил в сердце юной Марго – с корсетами, с черными помадами и извечной «Лакримозой» в наушниках. «Сага невинности» осталась моей любимой серией книг, и я подозревала, что это навсегда.
– Лиза живет с Вайсманом. С Вайсманом, Марго! – проорал Алекс. Пожилая пара за соседним столом обернулась.
Ерунда.
– Возможно, она социопатка и любит приврать, – фыркнула я, – Вайсман, по легенде, уже лет шесть как в Финляндии. Если это вообще его настоящее имя…
– «По легенде». Ты все еще сидишь на «Форуме костей», – презрительно сказал Алекс. Он начал ссыпать в меня свое растолчённое в очередной раз сердце, но я вдруг подумала о том, что Лиза могла и не врать. Вайсман начинал там же, где и я – на «Костях», его первые рассказы публиковались в разделе «Творчество форумчан». Мы знали, что никакой он не иностранец, и имя с фамилией – скорее всего, псевдоним. Он не светил фотографии, не любил общаться в личных сообщениях, был чертовски грамотен, зрел и адекватен на фоне шайки юных неформалов. Пяток молодых готесс сочиняли байки о том, что он пил их кровь или лишил девственности; Граф, наш админ, клялся, что дегустировал с Вайсманом абсент в Праге.
Все это, конечно, было ложью: Вайсман использовал форум для продвижения своего творчества, и больше ни для чего. Очень скоро его заметили люди из издательства; уже лет семь он делал потрясающую писательскую карьеру. Его мрачные мистические и фантастические романы перевели на десять языков.
Я засыпала с его книгами в объятьях и изрисовывала поля тетрадок портретами Вайсмана, представляя его холодным, жестким блондином, типа Трандуила из «Хоббита». Потом я начала встречаться с Марком, который был готичен, печален, часто бит папой-полицейским и издевался над моими ляжками в интернете. Зато в «реале» Марк любил целовать меня в шею, обещал жениться и посвятить мне очередную песню своего эпического металл-коллектива. Я недавно видела его фотографию и злорадно отметила, что он начал лысеть.
Я долго ненавидела Марка. И он каким-то образом умудрился запачкать своей тупостью и злобой все хорошее, с чем у меня когда-то ассоциировалась вся эта так называемая готика.
– Только не думай про Марка, – сказал великолепный телепат Алекс и выдернул меня из воспоминаний. – Ты взрослая шикарная девушка, у тебя потрясающие ноги.
– Спасибо велосипеду и лазанию, – пробормотала я. – Так Вайсман правда живет здесь?
– Лиза Кравец его редактор года три, – Алекс быстро нагуглил что-то в телефоне. – Она работает в «ОСТе» уже давно… Судя по Фейсбуку, восемь лет.
– Это она сейчас тебе слила такую информацию? – прищурилась я, – сколько времени вы вообще общаетесь?
Алекс пожал плечами:
– Около месяца. В основном мы говорили про садоводство и про книги. А сегодня я спросил, где она живет, и Лиза ответила, что за городом, со своим мужем-писателем. У меня на автомате вылетел вопрос, с кем именно. Она ответила. Может быть, для того, чтобы сразу меня отшить…
Все это звучало невероятно. С другой стороны, учитывая, сколько времени Алекс посвятил всем этим знакомствам и прокачке собственной харизмы, вполне возможно, что Лиза сказала ему правду.
Но… Я бы не подумала, что Вайсману могут нравиться такие женщины. Солнечные, светлые… Может быть, тьма реально уравновешивается светом? На форумской аватарке у Вайсмана стояла картинка с Эдвардом Руки-Ножницы, и я засмотрела этот фильм до дыр. В нем Эдвард не мог обнять любимую женщину, потому что вместо рук у него были лезвия. Как же я рыдала над этим фильмом.
Алекс рассказывал мне еще что-то о книгах, о семенах, о планах на осень, пока мы шли на остановку, но я не могла сосредоточиться на его словах. Я понимала, что другу нужно отвлечься и я должна его поддержать, но воспоминания вдруг нахлынули на меня липкой соленой волной. Мое давно оставленное позади черное-черное море. Наверное, со стороны это может казаться смешным и наивным, но я всегда считала, что чувства к музыкантам или писателям гораздо чище и глубже, чем обычные романтические отношения. Через творчество мы понимаем саму суть человека, и даже если общение одностороннее, с ним тебе проще выжить. Мне книги Вайсмана помогли справиться с разводом родителей и предательством отца; я перестала резать руки, когда начала писать фанфики к бесконечной «Саге невинности».
Мы доехали до дома, и я сразу пошла в свою комнату.
«Сага невинности» стояла на книжной полке ровным рядом: все тринадцать книг, единственные труды Генриха, которые мама соизволила мне переслать. Я вытащила с полки «Десятую ночь»: в ней Сара съедает сердце ангела и начинает охоту на детей Люцифера. Я давно не перечитывала ее и втайне опасалась, что она окажется такой же паршивой, как и написанная мной макулатура.
На первой странице Сара купается в ночном море, но восходит Луна. Сара не может выносить ее испепеляющего белоснежного взгляда и ныряет вглубь, ее легкие горят огнем. Она понимает, что сейчас может оборвать свою жизнь, но начинает плыть к берегу.
– Все так же хорошо, – пробормотала я и задумчиво поставила книгу на полку. Это были действительно здорово написанные истории, качество которых не ухудшалось от первой к последней, как это обычно бывает в сериях. Ходили слухи, что Генрих писал их одновременно.
– Готовишь вопросы? – ехидно поинтересовался Алекс. Я не слышала, когда он вошел.
– Я и не собираюсь… С чего ты взял, что Лиза вообще позволит нам пообщаться с ним?!
– Почему нет? Она пригласила меня к ней домой в следующую субботу, – Алекс покрутил телефон в пальцах. – Ты что, такая глупая, что не пойдешь?
Я пожала плечами.
– Боишься разочароваться в кумире юности, – заметил Алекс.
Я не знала, что ему ответить, потому как ненавидела слово «кумир».
– Ты можешь профукать один из самых крутых шансов в жизни, – Алекс высокомерно дернул плечом и ушел.
Он был прав. Но лишь отчасти. Алекс не знал маленькую Марго: конечно, она была пустышкой, как большинство ее друзей. Мы все считали себя лучше других, умнее, утончённее, красивее. Но это странная убежденность соседствовала с одиночеством и инфантильностью, от которых не было лекарства.
Алекс не видел, как я, придя домой и заглушая «Лакримозой» звуки голосов родителей, которым непременно нужно было разворачивать военные действия каждый вечер, в первый раз открыла «Форум костей». Как я загрузила свой первый смешной аватар с черной лисичкой, как неловко набирала сообщение в духе «давайте знакомиться». Как залезла в раздел «Творчество форумчан» и заметила тему, в которой было пятьдесят страниц.
Это оказался тот случай, когда слабый, маленький и отчаявшийся человек вдруг находит лекарство. Действенное, мощное, опасное. Примерно как змеиный яд.
2
Я подтянулась повыше, напрягла пальцы. Следующая ветка была точно над головой, так что я уперлась носком кеда в ствол и подняла себя на правой руке. Села поудобнее и осмотрелась.
Я обычно не поднималась слишком высоко: достаточно усесться на крепкой ветке и свесить ноги. Лазить по деревьям я приучилась еще в старших классах, когда другие дети лазать заканчивают. Возможно, дело было в удобных спортивных тапках, которые с чего-то подарил отец, и мне непременно захотелось поразить его успехами; может быть, в желании уединения.
Недалеко от квартиры, что мы снимали с Алексом, был парк, и я опробовала его в первый же день. Несколько сосен в глубине его и я – о, мы были созданы друг для друга. Однажды Алекс упросил меня показать, как я лазаю, но уже с высоты трех метров увидела, как он жмурится и смотрит на меня сквозь пальцы.
– О нет, слишком быстро, слишком опасно, – бормотал он.
Каждый день до злосчастной субботы я думала о предложении Алекса. Он не говорил Лизе о том, что Генрих Вайсман – мой любимый писатель, и я хотела упомянуть об этом как-нибудь вскользь, чтобы она не подумала, что мы общаемся с ней только из-за него. «Вайсмана может и не быть дома», твердил Алекс, «я просто прошу тебя пойти со мной. Ты так хорошо разбираешься в людях! Ты сразу все поймешь про Лизу по ее жилищу»… Алексу просто нужен был «второй пилот», хоть он этого и не признавал.
Я воображала, как мы с Алексом поднимаемся по ступеням шикарного готического особняка – белые ставни, кирпич, статуи львов, черный мрамор – и на пороге нас встречает Лиза в фиолетовом манто и Вайсман. Его лицо испещрено морщинами, он смотрит на меня сквозь очки холодно и равнодушно. Я мямлю что-то вроде «я такой ваш фанат», а он достает золоченый «Паркер» и подписывает мою потрепанную «Десятую ночь». Мы проходим внутрь и видим фонтаны вина и шоколада, и тут я замечаю объемистое пузо Генриха и ужасные золотые кольца на его пальцах, а потом между делом выясняется, что все последние хиты писали «литературные негры»… Я бросаю ему в лицо устриц, которыми нас угощает Лиза, и сбегаю с криком «я так любила тебя, а ты!».
Эта фантазия преследовала меня всю неделю. Я повторяла ее в разных вариациях, стараясь сделать как можно более смешной, но не переставала нервничать.
В субботу утром, когда я твердо решила, что Алекс будет устраивать свою личную жизнь сам, он поскребся ко мне в комнату. Деликатно, как нашкодивший кот.
– Марго, я умоляю тебя, – бурчал он из-за двери. – Я повезу нас на машине. Возьмешь велосипед. Ретируешься в любой момент.
Я устала ему отказывать и придумывать отговорки.
Я согласилась.
Я одевалась долго, выбирая между нарядами «черное платье готической юности без дырок», «офисная крыса» и «мне плевать», который включал в себя Алексов худи и ушатанные в хлам «мартинсы». Я стояла перед зеркалом, бормоча «какая честь» и «не могу поверить, что вижу вас».
– Алекс, можно я открою ту бутылку виски, пожалуйста, – Алекс надел свой синий пиджак и даже начистил туфли, а посему казался неприступным и физически поражающим своим великолепием.
– Слабачка, – фыркнул он. – Нет! От тебя будет нести алкоголем. Позорище. Тем более я буду за рулем и не смогу составить тебе компанию.
Тут он был прав. Я-таки надела худи и забилась на заднее сидение, сжимая в руках сумку с «Десятой ночью». Меня начало немного подташнивать, и Алекс заметил, что ехать пятнадцать минут: частный сектор, в котором стоял дом Лизы, находился совсем недалеко от нашего района. Дома скоро сменились грандиозным сосновым лесом; мы въехали в помпезные жестяные ворота. Наконец Алекс притормозил у двухэтажного дома в скандинавском духе: большие окна на втором этаже, светлое дерево и общее ощущение изящности – в таком доме и должна жить Лиза. Весь участок также был пронизан Лизой – над входом нависали гигантские кусты роз, по бокам от дома стояли узкие стеклянные теплицы.
Алекс уже набирал номер Лизы на телефоне, как она выпорхнула с крыльца, и, широко улыбаясь, понеслась к нам навстречу.
– Наконец-то вы приехали! Проходите. Я как раз испекла печенье. А Генри дурак, торчит в своем Хельсинки и не попробует, – тараторила она. Мое сердце, которое всю неделю болталось, как на веревочке, ухнуло вниз.
Вайсмана здесь нет.
Лиза повела нас с Алексом на террасу. Просторное помещение будто сошло с типичной доски «Пинтереста», посвященной «уюту». Тут были и полароидные фотографии цветов и бабочек, и вышивка, и винтажные тарелочки, и деревянная мебель, покрашенная белой краской. Мы уселись на крошечный диванчик, обитый цветастым ситцем, и сложили руки на коленях, как детишки в гостях у бабушки.
– Марго, надеюсь, мы не утомим тебя разговорами о садоводстве, – сказала Лиза и поднесла мне чашку с чаем. – Алекс упоминал, что ты увлекаешься скалолазанием?
– Просто… Лазанием, – промямлила я. – По деревьям.
Лиза отреагировала также, как все остальные: ее правая бровь дернулась, а губы поспешили растянуться в улыбке. «Вот это она странная… Улыбайся-улыбайся!».
– У нас сзади дома начинается лес. Если хочешь, можешь потом погулять там, пока мы будем возиться с теплицей, – предложила Лиза. Я подумала о том, что она действительно чертовски мила. Алекс не отрывал от нее взгляда: неслучайно говорят, что в любовь «проваливаются» – так вот Алекс в этой любви уже был с головой. Он тонул и пускал пузыри.
– Я сейчас практически не вылезаю из издательства, – со вздохом сказала Лиза, – Генри все хочет нанять садовника, но я не желаю, чтобы тут хозяйничал кто-то кроме меня. Я такая собственница!
Мне захотелось чуть пнуть Алекса, но он старательно вытягивал ноги в сторону. Если Лиза «собственница», она вряд ли собирается расставаться с Вайсманом. У Алекса нет шансов.
– Вы давно тут живете? – спросила я.
– Раньше мы снимали квартиру в центре. Потом купили этот дом… Точнее, Генри купил.
Алекс все еще молчал, и я чувствовала, как нарастает неловкость. Поэтому продолжила расспрашивать Лизу:
– А ты давно увлекаешься садоводством? Наверное, трудно совмещать…
– Да, трудновато, – протянула Лиза и рассмеялась, – самая моя сложная работа…
Она вдруг приложила палец к губам и сделала заговорщицкий вид. Алекс напрягся.
– Самая моя сложная работа – это жить с Генри, скажу я вам. Я уже говорила Алексу, что он довольно известный писатель, Генрих Вайсман.
Я кивнула, чувствуя, что моя шея стала точно у Буратино. Деревянная.
– Он не общается с моими друзьями, запрещает выкладывать свои фотографии в социальные сети, часто ведет себя как параноик, – Лиза вдруг перестала улыбаться и, кажется, поняла, что зашла слишком далеко. Она мгновенно переключилась «обратно», растянула малиновые губы в улыбке и продолжила, – но в целом, конечно, он потрясающий человек!
– Удивительно, что можно поддерживать анонимность столько лет, – пробормотала я.
– Все мое окружение умеет держать языки за зубами, – сказала Лиза. – Генрих всегда был очень закрытым человеком, с самой юности. Я давно поняла, что с этой его чертой сражаться бесполезно.
Алекс молчал и очень широко улыбался. Наконец он раскрыл свой рот и невпопад спросил что-то о малиннике, который рос у террасы. Я решила оставить их наедине и отпросилась погулять в лесу.
Сосны начинали расти практически у низкого каменного забора, калитка в котором была распахнута. Газон сменялся жестким хвойником: желтые длинные иглы наступали на сверкающую зелень. Сосновый лес уходил вдаль, и я вдруг набрела на тропинку. Она шла параллельно участкам, и я подумала, что нужно будет попробовать вернуться домой по ней.
Когда пришла на террасу, Лиза и Алекс все еще торчали в теплице: Лиза смеялась, и ее розовые волосы касались огуречной рассады. Я спросила у нее, можно ли воспользоваться ванной, и она крикнула «на первом этаже, налево», и с террасы я вошла в дом.
Холл был пустым и прохладным, и интерьер его явно полностью придумала Лиза: сплетённый из лент ковер на полу, большая белая бумажная люстра под высоким потолком: она раскачивалась на слабом ветерке. Осознавать себя одной в пустом доме Генриха Вайсмана было жутко. Я быстро свернула из холла налево – мелькнула гостиная с черными стульями и отполированным сверкающим столом – и зашла в ванную.
Я в ванной Генриха Вайсмана. Вполне возможно, что тут на втором этаже еще одна ванная комната, но этой он тоже определенно пользуется. Слева от входа стояла роскошная ванная, аж сверкающая, в отличие от нашей с Алексом, засаленной и страшной, несмотря на все усилия; справа – унитаз. Я в ужасе зажмурилась. «Герои и гении тоже делают это, Марго», подумала я. В круглом зеркале виднелось мое отражение – я была красная как помидор. В стакане стояла одна идеально чистая белая зубная щетка, да и полотенца белые и чистые. Вероятно, эта ванна – гостевая. Я быстро ополоснула руки (Вайсман трогал это мыло!), вытерла их полотенцем (вытирал свои!). Я невидяще уставилась в белую махровую ткань. Я трогала то же полотенце, что и Вайсман, я наступала на тот же пол, что и он, я… Разговаривала о нем с его женщиной.