Очнулся он лишь после Илецка в пограничной зоне, когда служивый в зеленой фуражке, уже успевший шлепнуть штамп на паспорт Алексея, бесцеремонно похлопал Серого по плечу. Тот, как ошпаренный, оторвал голову от подушки и сел, чуть ли не по стойке «смирно».
– Документы! – сухо потребовал пограничник.
Дрожащими руками Серый достал из глубокого кармана джинсовой рубашки паспорт и угодливо протянул стражу границы. Тот с тщательной придирчивостью пролистал документ. Пару раз с нескрываемым подозрением взглянул на его владельца.
– Чего трясетесь, гражданин?
– С похмелья он, – объяснил Алексей. – Перебрал вчера в ресторане.
Пограничник не обратил на его реплику никакого внимания. Выглянул в коридор, позвал кого-то. В купе появился расплывшийся от переедания таможенник с каким-то прибором на длинной ручке. Пограничник кивнул на Серого.
– Где ваши вещи? – одышливо спросил таможенник.
Тот с лихорадочной поспешностью вскочил, откинул полку, достал сумку, произнес:
– Тут, как есть.
– Оружие, наркотики?
– Не возим, – подобострастно откликнулся тот.
– Откройте багаж!
В сумке не оказалось ничего подозрительного. Таможенник с сожалением чмокнул губами, затем неуклюже ступил ногами на полки и принялся обшаривать прибором антресоль, потолочный лючок, радиодинамик. Ничего не обнаружил и еще раз сожалеюще чмокнул.
Пограничник с неохотой шлепнул штамп на паспорт Серого.
– Приведи в порядок свою постель, – сказал ему Алексей, когда кордонные контролеры вышли. – И не дрожи, еще казахи будут проверять.
На казахской границе к Серому не стали придираться: он справился с мандражом и уже не трясся при виде фуражек с кокардами. Когда поезд, наконец, тронулся, Алексей напомнил:
– Умывайся и двигай в гости к подельнику!
Тот безропотно подчинился.
Гостевание затянулось. Алексей дважды успел заварить себе кофе, сжевал пачку печенья, предназначенного для пассажиров, а Серого все не было. Взъерошенный и больше обычного суетливый, он появился часа через три. Срок, в который одной бутылкой не обойтись даже при наличии пива. Наверно, Керим сгонял напарника в ресторан за добавкой. Впрочем, детали Алексея не интересовали.
– Сделал, – доложил Серый.
– Барсетку не тронул?
– Не.
– Через полчаса будет остановка. Забирай барахло – и в толпу на местном базарчике! С первым поездом дуй обратно.
Тот открыл рот, намереваясь о чем-то спросить. Алексей уловил его мятущиеся мысли, успокоил:
– Керима можешь не опасаться, в Москву он не вернется.
Серый испарился, едва поезд затормозил. Алексей увидел, как он, крадучись, прошмыгнул в хвост вагона, не хотел, видимо, светиться напротив окна бывшего напарника. Алексей не собирался выходить на перрон, но соблазнился вареной картошкой и огурцами, которыми бойко торговали две старушки. Спрыгнул с вагонных ступенек, огляделся. Серого и след простыл. Кроме картошки и огурцов, Алексей купил у пожилой казашки теплый лаваш, десяток помидоров и два пирожка с капустой. Дождался, когда поезд тронулся, и принялся за трапезу.
3
За окном плыла бескрайняя казахская полупустыня.
Ни кустика, ни саксаула – лишь шапки перекати-поля да белесые пятна солончаков – природные ловушки для лихих автолюбителей – охотников за сайгаками. Изредка попадались одинокие верблюды, гордо взиравшие на достижение цивилизации – мчавшийся в пустынной тишине поезд.
В советские времена Алексею приходилось несколько раз проезжать по этой дороге, с командировочным предписанием, конечным пунктом которого значилась захолустная станция Тюратам. Непосвященному человеку это название ничего не говорило. У станционного здания Алексея ждал служебный газик с особистом, который придирчиво изучал его сафьяновые корочки с вытисненными двумя нулями, означавшими допуск на совсекретные объекты. Лишь после этого газик срывался с места и брал курс на космодром Байконур… Всего скорее, поезд уже миновал Тюратам. Названия других станций этой дороги вылетели из головы Алексея.
Довольно долгое время состав шел вдоль бесконечного обветшавшего забора с частыми проломами. Алексей вспомнил, что такие ограды ставились на пути миграции тысячных стад сайгаков, которые вполне могли стать причиной железнодорожной аварии. Ныне же стада сайгаков повыбили, и, видимо, угрозы для поездов они уже не представляли. А если и представляли, то чиновников это особо не волновало…
Насытившись купленным у бабулек провиантом, Алексей улегся на постель с надеждой задремать и погрузиться в потусторонние видения. Но дремота не торопилась.
В голове крутились смутные образы давних сослуживцев, с которыми оборвала все связи суетная жизнь. Они проходили перед глазами, как на строевом смотре. Не по хронологии событий, не по ранжиру, а по национальности, которую определяли их фамилии: Володя Найчук, Валера Айдынян, Иосиф Шехтман, Миша Кашин, Алишер Халилов…
Никто никогда не задумывался в те времена, кто и какой национальности. Делали вместе свое дело, приглашали друг друга в гости и пели застольные песни. Теперь застолья формируются по рангу и деловой выгоде, их участников петь не тянет. Люди разделились по нациям, по религиям, по материальному достатку, по партиям. Куда же делось чисто человеческое? То, что объединяло и заставляло петь душевные песни?..
Стало темнеть, когда он собрался выйти в коридор, чтобы глянуть на голую сумеречную степь, давшую приют знаменитому Байконуру. Народ не горел желанием ехать в спальных вагонах. В своем вагоне Алексей насчитал не больше полутора десятка пассажиров, большей частью из чиновничьей элиты, путешествующей по служебной надобности. Да и те предпочитали отсиживаться в своих купе, так что коридор обычно пустовал.
Ничего удивительного в том не было: трудяге или пенсионеру билет в СВ не по карману, а челноки экономили на чем только могли.
Однако в этот раз, едва он откатил дверь, как услышал в глухом тамбуре хриплый мат и тут же оборвавшийся щенячий скулеж. Алексею не по душе пришелся этот концерт, и он решительно двинулся в тамбур с намерением освободить кутенка.
Однако скулеж исходил не от собачьего отпрыска, а от Майи Эдуардовны. Багровый Керим, в майке и трусах, через которые свешивалось могучее брюхо, держал даму за горло, наклонив в открытую дверь тамбура. Ее ноги в розовых тапочках с помпонами были на самом краю площадки. Обеими руками она вцепилась в поручень и могла лишь издавать скулеж, когда он давал ей возможность открыть рот. Ее павлиний халат с оборванными пуговицами распахнулся, голые титьки прыгали в такт тряски от рук борца.
– Куда заныкала бабки, сука? – хрипел он, и нижняя губа его еще больше оттопыривалась, отчего казалось, что он вот-вот вцепится желтыми зубами в горло.
Его загривок маячил перед глазами Алексея, и он, не раздумывая, обрушил сомкнутые ладони на жирную шею. Тот мгновение продолжал удерживать жертву слабеющими пальцами и разом осел, свесившись головой в завагонную пустоту. Бухгалтерша Майя довольно юрко для своей комплекции перешагнула через него и втиснулась в тамбур. Не запахивая халата и тяжело дыша, принялась выталкивать ногами недавнего кавалера с тамбурной площадки.
Алексей не мешал ей.
Откуда только силы взялись у дамочки: не каждый мужик сумел бы сдвинуть огромную тушу с места. Мая Эдуардовна сумела. Тело Керима ухнуло вниз. Падая, он зацепил ее розовый тапок, тот слетел с ноги и сгинул под откосом одновременно с телом.
Майя Эдуардовна опустилась на пол и заголосила.
– Тихо! – цыкнул на нее Алексей, закрывая на защелку дверь тамбура.
Любительница дорожных романов заткнулась. Тут только Алексей заметил у нее под левым глазом синюшный кровоподтек.
– Вставайте! – приказал. Подал ей руку, вывел из тамбура, впихнул в купе Керима. – Запахните халат и рассказывайте.
Она послушно запахнулась, села, подтолкнув под спину подушку. Поправила растрепавшиеся волосы. И попыталась улыбнуться. Для женщины, только что бывшей на краю гибели, она довольно быстро пришла в себя. Впрочем, у финансовых работников должны быть крепкие нервы.
– Что теперь будет? – спросила без какой-либо паники в голосе. – Я же убила его!
– Ничего не будет. Места глухие, тело быстро не найдут.
– А вы никому не скажете?
– Не скажу. – Он решил не миндальничать и перешел на «ты»: – За что он хотел сбросить тебя с поезда?
– Обвинил, что я деньги у него из барсетки вытащила, когда он спал. Я сама спала, как убитая. Никогда такого со мной не было. Обыскал, как воровку. Требовал, чтобы я призналась, куда деньги спрятала.
– Где была барсетка?
– У него под рубашкой.
– Кто, кроме тебя, мог залезть к нему под рубашку? – спросил он, хотя прекрасно знал ответ.
– Не знаю. Всего скорее, его приятель с лисьей физиономией, который с нами сидел.
Соображает бабонька! Не то, что тупоумный борец!
– По-твоему, он мог вытащить деньги у вас на глазах?
– Вы – что, тоже меня подозреваете? Я внезапно уснула. Они еще сидели и пили. Когда проснулась, Керим спал на своей полке, а того в купе уже не было. Вечером, когда Керим встал, хотел послать меня в ваше купе, чтобы я позвала Серегу. Я не пошла. Тогда он сам решил сходить в ресторан за водкой, потому что у него сильно трещала голова.
Она передохнула и замолчала. Алексей не торопил ее, и через паузу Майя Эдуардовна продолжила:
– У меня, кстати, тоже голова плохо соображала. Он полез в барсетку, а денег там нет. Он и набросился на меня. Несколько раз ударил.
– Выкиньте из головы, Майя Эдуардовна, – снова перешел он на «вы». – Где багаж Керима?
– У него один чемодан. Внизу, под вами.
Алексей приподнял полку, вытянул остроносые туфли и кожаный чемодан с молниями и застежечными ремнями.
– Я освобожу вас от его вещей. Если кто спросит про соседа, скажете, что они сошли с приятелем на какой-то остановке. Название станции – не знаете.
– А сейчас что мне делать?
– Отдыхайте. Завтра будем в Алма-Ате, и все забудется, как дурной сон.
– Можно, я к вам переберусь на свое законное место?
– Не стоит. Вызовет подозрение.
– А вы не можете здесь остаться?
– Нет.
Заблокировав свое купе, Алексей принялся изучать содержимое чемодана. Сверху лежал журнал «Плейбой» с голой девицей на обложке. Под ним аккуратно свернутые черные брюки, белая рубашка, красный галстук, трое плавок, куча вонючих носков и грязная футболка. Больше ничего не было, кроме пустого целлофанового пакета, и это было подозрительно, судя по объему чемодана. Он ощупал его. Так и есть: чемодан был с двойным дном.
Вспоров ножом подкладку из толстого шелка, обнаружил разобранный наган, глушитель и плоскую картонную коробку. Нельзя сказать, что оружие Алексея не интересовало, но оно грозило осложнениями при встрече с правоохранительными органами. Он побросал смертоносные детали в пакет и вскрыл коробку.
Сверху вразброс лежали фотографии, с которых глядел на Алексея он сам. Снимков было пять, и сделаны они были, когда он выходил из госпиталя после визита к Рязанцеву. Он вспомнил, что его что-то обеспокоило в тот момент, но в пределах видимости все было чисто. Наверное, фотограф пользовался специальной оптикой издалека.
Отложив снимки, Алексей вскрыл плотный заклеенный конверт, на котором были написаны две заглавные буквы «И. И.».
Взору его представилась перетянутая резинкой десятитысячная пачка стодолларовых купюр с лежащей сверху кредитной карточкой российского сбербанка. Карточка без знания пин-кода представляла собой лишь мертвый кусочек картона, а доллары, конечно, Аленке с Анютой пригодятся. От всего остального надо было избавляться. Доллары и фотокарточки он затолкал в свою сумку и забросил ее в дальний угол потолочной антресоли. Покидал в чемодан все барахло, включая пакет с оружейными деталями.
Проскользнул в тамбур. Сначала в ночь улетел чемодан, за ним – кредитная карточка.
Вернувшись в купе, Алексей поужинал пирожками и помидорами. На аппетит недавнее происшествие не повлияло. Потягивая густо-сладкий черный кофе, отодвинул оконную шторку и бездумно стал вглядываться в черноту убегающей назад ночи. Через какое-то время поезд стал притормаживать. Замелькали редкие фонари, выхватывая из темноты глинобитные строения. Появилось здание одноэтажной кирпичной станции, название которой Алексей не успел прочитать. Метров через пятьдесят поезд, вздрогнув, остановился, и по перрону заметалась толпа.
Безбилетные пассажиры штурмом брали вагоны, и небезуспешно. Алексей выглянул в коридор. Проводница запускала в пустовавшие купе по семь-восемь человек и тут же задраивала дверь. Купе с законными пассажирами она оставила в покое. Мало ли на кого нарвешься! Вдруг потеснит важного чиновника?..
Алексей воспринял железнодорожный беспредел с полнейшим равнодушием. Он ощущал себя, как человек, сбросивший на привале тяжелый груз и получивший возможность отдохнуть.
Поезд, отбрасывая движущуюся тень, подходил к бывшей столице Казахстана. Осень здесь не торопилась предъявлять свои права: зелень была лишь слегка присыпана рыжиной. В окно хорошо просматривались горы со снежными шапками, с трех сторон окружающие город. Взошедшее солнце делало их нереально контрастными, как на картинах Сарьяна.
Через час, когда утро разгорится веселым пожаром, на здании вокзала нарисуются огромные буквы: «АЛМАТЫ – 2». Пассажиры ринутся к остановкам троллейбусов и автобусов. Алексей не станет толкаться. Возьмет такси и отправится к своей умненькой дочке.
…А следы остаются
1
Калитку Алексею открыла Алена. Распахнула руки навстречу и будто споткнулась.
– Папа, – произнесла, – ты какой-то другой!
Он сам подхватил ее на руки и донес до крыльца, на котором стояли Анюта и Ирина Семеновна. Обе тоже во все глаза смотрели на него, не произнося ни слова. Алексей понимал их: трудно примириться с тем, что человек в его возрасте вдруг резко помолодел, да еще и заметно подрос. Да и ему показалось, что Анюта, хоть и не изменилась, но стала ниже ростом и сравнялась с ним по годам, так что разница в возрасте испарилась, осталась на берегу, где хозяйничал чернокудрый Адидас с биноклем.
– Это я, Анюта, – сказал Алексей.
– Здравствуй, – с некоторой заминкой протянула она руку.
– Мам! – укоризненно произнесла Алена. – Ты, как чужая! – и, видимо, чтобы сгладить возникшую неловкость, добавила: – А у нас, папа, новость. Вот, – показала на пристройку к дому, вход в которую, судя по всему, был изнутри. – Теперь это моя комната, я покажу тебе потом.
– Проходите в дом, – пришла в себя Ирина Семеновна.
За столом все вроде бы нормализовалось. Анюта налила в три рюмочных патрончика водки и в бокал – соку Аленке.
– С приездом! – подняла рюмку Ирина Семеновна.
Алексей пригубил и отставил.
– Что так, Алексей Николаевич?
– Не могу. Выпил свою норму.
– Болеете?
– Наоборот, никаких болячек.
Анюта с сомнением поглядела на Алексея и промолчала.
После завтрака настала очередь подарков. Алена не без удовольствия примерила перед зеркалом все обновки. Довольно равнодушно оглядела золотую цепочку с астрологическим кулончиком и, не примеряя, уложила обратно в бархатную коробочку.
Зато сотовый телефон привел ее в восторг. Она по-детски ойкнула и воскликнула:
– С фотокамерой, мам! Я буду с ним в школу ходить.
– Зачем вы так потратились, Алексей Николаевич? – укоризненно произнесла Ирина Семеновна. – Мы вполне прилично живем. У Анюты зарплата двести долларов. Я двух девочек первоклашек взяла на дополнительные занятия. Тоже заработок.