– Скоро вернусь. – Кристофин вышла из комнаты и зашагала по скрипучей лестнице.
В гостиной располагались три кресла с уютными подушками и покрывалами. Здорово, наверное, иметь лишнюю комнату, помимо кухни и места для сна. Хьелль услышала гул голосов за деревянной стеной и приметила вторую дверь, которая, судя по всему, вела в таверну.
– Вот-те на! Невежда-недоумок, да ещё со скверной! – гаркнул один голос.
– Брось. Он не был недоумком. Да и что постыдного в безграмотности? – изумился другой. – Многие из нас отлично обходятся без знания букв.
Послышались угрюмые ворчания.
– Слышал, хворь эта в роду передаётся, – заметил Хокон – Хьелль узнала бы его грубый тон где угодно. – Нужно поглядывать за девчонкой.
– Она прошла Испытания, – возразил женский голос. – Оставьте её в покое. Бедняга брата потеряла.
– Помяни моё слово, – рявкнул мясник, – есть в ней что-то надземное.
– Неземное, дурень! – поправил другой, и комната наполнилась смехом.
– Хьелльрунн, ты побледнела, как призрак! – Кристофин вернулась с перекинутым через руку покрывалом. – В чём дело?
– Мне нельзя оставаться. Это небезопасно. Не знаю, о чём я думала, приходя сюда. Твой отец дал понять, что меня здесь не жалуют.
– Ты не приходила. Это я тебя привела, – тихо, но вызывающе заметила Кристофин. – Хьелль, ты только что потеряла брата, да ещё и продрогла до костей. Давай уже, снимай одежду и заворачивайся в покрывало.
Хьелльрунн не сводила с дочери трактирщика глаз – всего два года разницы, но пропасть колоссальная. Вновь навернулись слёзы, и скорбь камнем навалилась на грудь.
– Ну же, – прошептала Кристофин.
Скинув мокрую одежду и закутавшись в покрывало, девушка опустилась в кресло и прижала колени к груди.
– Сожалею о твоей матери, – принесла соболезнования Хьелль.
– О… – Кристофин покачала головой. – Уже год прошёл.
– Год назад мы не были знакомы.
Хьелльрунн сделала паузу, наблюдая, как дочь трактирщика развешивает одежду у камина. Затем она опустилась на колени и разожгла огонь, добавив в очаг несколько брёвен.
«Почему ты так добра ко мне?» – хотела спросить Хьелль.
С улыбкой на лице Кристофин уселась в кресло напротив.
– Странно, что ты маму упомянула. Я как раз вспоминала разговор со Стейнером. Он рассказывал, что ты не знала мать – да и он едва помнит. Должно быть, тяжело всё это.
Хьелльрунн кивнула, но говорить не стала. Разве Вернер не утверждал, что она пошла по стопам матери? Разве Марек не говорил, что колдовство выжигало меченых изнутри и лишало последних сил? Её мать вполне могла перейти в царство Фрейны.
– Почему ты так добра ко мне? – спросила-таки Хьелльрунн, едва слышно на фоне потрескивающего огня.
– Мне хорошо известно, что значит тосковать по человеку, – ответила Кристофин. – Мы с матерью не очень-то ладили, но я бы всё отдала, чтобы её вернуть. – Она наклонилась вперёд, поставила локти на колени и сомкнула пальцы. – Полагаю, ты чувствуешь подобное по отношению к Стейнеру. И маме.
Гул голосов в таверне стих. Хьелльрунн настороженно обернулась.
– Иди сюда, – позвала старшая подруга.
Она повела Хьелль к стене, где порода дерева образовывала глазок. Кристофин принялась ковырять выступ, пока оттуда не вывалился предмет.
– Винная пробка? – заметила Хьелльрунн.
Дочь трактирщика кивнула, поднесла палец к губам и позвала заглянуть в отверстие. В полной красе предстал вид на таверну, хотя Хьелль и пришлось стоять на носочках.
За стойкой возвышался Бьёрнер, положив мускулистую руку на единственный полированный предмет мебели – столешницу. Стейнер любил пошутить, что трактирщик лучше следил за баром, чем за собой. Хокон прислонился к стене с пинтой в руках и угрюмо осматривал зал. Возле двери ожидали двое мужчин в чёрном, погрузив таверну в тишину одним лишь присутствием. Хьелльрунн отстранилась и махнула Кристофин, чтобы та заглянула в отверстие.
– Что налить? – в хмурой тишине слишком громко и вынужденно спросил Бьёрнер.
– Охранцы, – прошептала Кристофин, отстраняясь от потайного глазка.
– Имперские?
Она кивнула.
– Отец о них не рассказывал?
Хьелльрунн снова прижала глаз к отверстию.
– Он много чего не рассказывал.
Люди в чёрном скрылись из виду, но, судя по всему, не ушли. Посетители сидели с озабоченными лицами, бросая взгляды украдкой и судорожно хватаясь за пивные кружки. Даже самые воинственные горожане притихли, как полевые мыши.
– Стража Императора. Его кровавая левая рука, – пояснила Кристофин.
– А как же имперцы?
– Имперцы – кровавая правая. Они как посыльные кулаки для обеспечения послушания.
– А кто же тогда Зоркие и Синод?
– Сердце Императора. В конце концов, Император – один из них.
– Император – Зоркий? – Хьелльрунн нахмурилась.
– Твой отец вообще ни о чём не рассказывает?
– Почему же? Он велит причесаться и вымыть посуду. Когда мы упоминаем Империю, он лишь хмурится. Учителя в школе и вовсе отказываются признавать государства к востоку от границы.
Снова заглянув в глазок, Кристофин закупорила его пробкой.
– Раньше к нам Охранцы не захаживали. В Циндерфеле они ходят в «Тлеющее Знамя». С чего им ступать на наш порог?
– Вероятно, из-за случая в Хельвике, – предположила Хьелль. Её глаза устремились к двери гостиной, боясь появления Охранцев.
– Что за случай?
– Мне пора. – Хьелльрунн принялась натягивать всё ещё влажную одежду.
Кристофин сложила руки и краем глаза наблюдала, как одевалась девушка. На её обиженном лице ясно читалось неодобрение.
– Что случилось в Хельвике? – повторила дочь трактирщика, и все следы добродушия мгновенно испарились.
– Убили Тройку Зорких. Может, пропали без вести.
– Целая Тройка?
– Все трое. Странник поведал вчера утром, покидая город.
Хьелльрунн ненавидела лгать, но как иначе скрыть факт, что она знакома с убийцей?
– Тогда почему Охранцы не обыскивают Хельвик? Зачем нагрянули в Циндерфел? Почему они в таверну зашли?
Хьелль натянула башмаки и пожала плечами. Не было у неё желания выстраивать башню изо лжи.
– Мне пора. – Всё, что она сказала.
– Ладно, – ответила Кристофин, – мне тоже пора за работу, иначе отец начнёт задаваться вопросом, где я пропадала.
– Спасибо за всё, – неловко поблагодарила Хьелльрунн, возясь с дверной ручкой.
Кристофин не отошла от камина, а лишь наблюдала за уходом сестры Стейнера укоризненным взглядом.
Хьелль брела домой. Ветер пронизывал небо; ледяной дождь омывал кожу. Непогода держалась ещё долгие часы.
9
Стейнер
«К истинному перемирию мы придём лишь тогда, когда Обожжённые республики откажутся от глупых убеждений об автономии и присоединятся к могучей Империи. Вместе мы уничтожим южные города-государства Шанисронда. А пока Империя ждёт наступления войны и шанса прославить своё величие».
Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде
Существо казалось неподвижным и невозмутимым, хотя внутри его явно бушевало пламя. Стейнер отвлёкся от гиганта и приметил, что послушники на площади стояли не одни – по всему периметру ждали и другие девочки и мальчики в возрасте от десяти до двадцати лет. Все казались унылыми и бледными от усталости, и носили спадающие до колен стёганые плащи в алую крапинку, тяжёлые ботинки и варежки. Стейнер догадался, что это те самые дети, кого разлучили с родными и близкими в прошлом году. Вот оно – живое доказательство отсутствия казни на Владибогдане. Одни дети сгорбились в дверях многоэтажных зданий, пока другие прятались в тени под ярко окрашенными навесами.
Солдаты вышли на площадь вслед за новоприбывшими, заградив собой арку под сторожкой – теперь никому не сбежать вниз к Ромоле, чтобы молить о побеге. Затем охрана отстегнула булавы и скрыла приготовленное оружие под складками плащей. Драконье пламя безудержно бурлило, но сам гигант не двигался с места.
– Статуя, – догадался Стейнер.
Шагнув вперёд, он поднял ладони. Огонь оказался реальным – даже с расстояния в несколько футов тепло ласкало его руки.
– Зато с мозгами, – подметил Ширинов, вышагивая сквозь толпу детей и тяжело опираясь на трость.
– Ты почти прав насчет статуи… – Хигир смолк, как только второй иерарх взревел на прибывших детей, требуя встать в три ряда под безумным взглядом дракона.
– Здесь какая-то ошибка, – убеждал Аурелиан. – Прошу, сообщите отцу. Обещаю, он щедро вас одарит, – елейным голосом продолжил светловолосый мальчишка. – Право слово, нет у меня колдовской метки!
Ширинов в мгновение ока сковал ему руки – пусть знает, как стоять смирно.
– Многие годы вам вбивали в умы, что дети с колдовской меткой проходят чистку.
Иерарх сделал акцент на «чистке», чтобы ребята на дальней стороне площади ужаснулись от одного лишь слова.
– Нет, вас не убьют и не кремируют. Более того, вы останетесь в безопасности. Во всяком случае, вначале, – продолжил Зоркий. Как всегда его серебряная улыбка никак не сочеталась с угрожающими словами. – Вы станете следующим поколением Зорких, призванных служить Сольминдренской империи! Вы станете новой кровью Синода!
При упоминании Империи послушники на дальней стороне невольно выпрямились. Некоторые даже встали по стойке смирно, чуть ли не отдав честь.
– Вы добровольно пойдёте на службу или же исполните долг менее приятным и бесконечно долгим способом. – Ширинов поднял глаза на дракона, рассматривая гигантское тело, как произведение искусства. – Найдутся среди вас те, кто неохотно раскроет силы, а некоторые… – Зоркий остановился, сжав плечо Стейнера, – и вовсе останутся в неведении.
Иерарх сделал несколько шагов вперёд и склонил голову к Максиму.
– Но мы выявим живущую внутри вас скверну. Пусть ваше колдовство послужит во благо Империи!
– Нет, вы проверьте ещё разок! Говорю вам, вы увидите…
Возражения Аурелиана оборвались: с расстояния в несколько футов Ширинов сбил его с ног.
Мальчик вскрикнул, и несколько детей инстинктивно вздрогнули. Все наблюдали с открытыми ртами и потрясёнными лицами – никому и в голову не пришло, что иерарх мог наказать так издалека.
– Ты явишь нам способности, – продолжил Ширинов, – как я явил свои. – Зоркий зашагал в сторону Аурелиана. – По доброй воле… – Старик склонил серебряную маску над светловолосым мальчиком. – …Или в принудительном порядке. Выбор за тобой. Надеюсь, ты примешь верное решение. Хотя… в ближайшие годы выбирать тебе не придётся.
– У тебя нет её? – шепнул едва слышно Максим.
– Чего нет? – удивился Стейнер.
– Метки. В трюме я у всех её почуял, но не у тебя.
– Молчи! – прорычал юноша.
Ширинов кричал на худенькую девочку, которая, казалось, была готова рухнуть в обморок.
Максим снова нахмурился.
– Скажи им. Они отпустят тебя.
– Вот ещё, – возразил Стейнер. – Теперь, когда я видел остров, нет мне пути назад.
– Расскажи, – убеждал Максим.
– Что именно? – прорычал Хигир.
Пока Ширинов оставался в поле зрения, продолжая распекать послушников, второй иерарх молчал, следуя за толпой, как привидение. Максим не заметил Зоркого, невзирая на множество языков пламени, танцующих вокруг его ботинок и подола плаща.
– Что рассказать? – повторил Хигир.
– Ничего, – отнекивался Стейнер.
Однако он понимал, что его скоро раскроют – Зоркие всё равно велят продемонстрировать метку, а когда он попытается, ничего не произойдёт. И вот тогда-то придётся столкнуться с последствиями. Что ему грозит? Может, Зоркие вернут его в Циндерфел? И заберут Хьелльрунн?
Ширинов шагал через площадь в их сторону, пока оба Зорких не оказались плечо к плечу, нависнув масками над непокорным Стейнером.
– Что рассказать? – заорал иерарх в серебряной маске так громко, что ребенок рядом с кузнецом захныкал.
– Ничего. Нечего мне рассказывать. Мальчик неправильно меня понял.
Ширинов повернулся к Максиму и плавным движением открытой ладони поднял его в воздух. Дети вокруг ахнули от изумления, пока несчастному оставалось только глазеть на землю в тошнотворном страхе.
– Что. Нужно. Нам. Рассказать? – повторил Зоркий.
– У Стейнера нет колдовской метки! Вы ошиблись… Ему не место среди нас. Отпустите его домой.
Максим зажмурился, и никто не заметил слёз в уголках глаз. Мальчик витал в семи футах от земли, дрожа от страха.
– Что? Ты только что обвинил меня в неспособности проводить Испытания? – прошипел Ширинов.
– Он не то имел в виду, – заступился Стейнер. – Парнишка ошибся.
– Ошибся? Зато я ошибок не делаю.
Сжав пальцы, словно когти, Зоркий схватился за нечто невидимое. В следующую секунду Максим взвыл от боли, прижал ладони к лицу и свернулся калачиком.
– Прекратите! – потребовал Стейнер.
Хигир молчал, но отпрянул от товарища, пока тот продолжал мучить ребёнка.
– Я прекращу, когда посчитаю нужным, – гаркнул Зоркий. – Хватка моя под стать хватке Империи, поняли?
– Я велел прекратить! – взревел Стейнер и ни с того ни с сего вытащил кувалду из мешка и занёс её над головой.
Гнев, печаль, разочарование – все чувства вырвались на свободу в порыве атаки. Кувалда устремилась в грудь Зоркого, но тот успел поднять руку, чтобы отразить удар. Стейнер ощутил сопротивление, заметил, как молот замедлил движение. В следующее мгновение орудие обрушилось на Ширинова и отбросило к разбежавшимся по углам послушникам. Трость иерарха свалилась на каменные плиты, следом упал Максим. Ударившись о землю, мальчик хрипло вдохнул и больше не шевелился. На площади воцарилась страшная тишина; взоры все обратились к Стейнеру, Ширинову и телу ребёнка.
Мерцание пламени казалось единственным движением на площади. Стейнеру почудилось, будто дракон больше не извергал огонь сам, а был охвачен им как сдерживающей сетью. Язычки призрачного пламени продолжали свой танец вокруг ног Хигира, пока нахмуренная маска поворачивалась из стороны в сторону.
– Стейнер. Ты что натворил?
С поднятыми булавами солдаты бросились вперёд, вот только молодой кузнец не сдвинулся с места. Всё так же дерзко держал он молот. И волновали его вовсе не имперцы в шлемах с красными звёздами. Ширинов поднялся на ноги, прижав руки к рёбрам. Стекающая с уголка губ серебряной маски кровь подчеркивала неистовую жестокость улыбки.
– Я уничтожу тебя, – грозил Зоркий, вытянув руку. Столь лёгкий жест слишком противоречил ожидаемому результату.
Стейнер опустил глаза и был рад увидеть твёрдую почву под ногами.
– Что за Хель? – изумился Ширинов. Растопырив пальцы, он вытянул обе руки, так и дрожа от напряжения.
Словно ветерок, сила Зоркого коснулась Стейнера. Тот не понимал, каким образом сопротивлялся, но оказался признателен за столь удачный поворот. Иерарх отпрянул, и, не теряя времени, ухватился за трость. Подняв руку, он больше не призывал силы, а просто отдал приказ:
– Взять его!
Солдаты с занесёнными булавами настигали. В ответ Стейнер вскинул кувалду, отдавая себе отчёт, что сможет уложить только одного.
– Отставить! – Раскатом грома приказ взмыл над площадью.
Солдаты отступили на два шага и замерли на месте.
Стейнер обернулся и увидел на лестнице громадного здания Зоркого. Следом спускались и другие, особенное внимание привлекала фигура в волчьей маске. Однако кому принадлежал голос сомнений не вызвало. Многие послушники склонили головы, а Хигир и Ширинов вытянулись как по струнке. В глухой тишине раздался благоговейный шёпот:
Фельгенхауэр.
Коричнево-серая маска Зоркого имела угловатые черты, ни мужские, ни женские. Рот застыл в недовольной гримасе; взгляд был полон вопросов.
– Что за шум?
– Мальчишка ударил меня молотом, – доложил Ширинов.
– Я не с вами беседую, – ответила Фельгенхауэр мягко, несмотря на явный гнев.