– Не совсем у меня, – Риччи обернулся и посмотрел за спину, – здесь детектив Пайн, из отдела пропавших.
Сони напрягся: задействование других отделов означало лишь одно: больше геморроя и бюрократии.
Риччи продолжил:
– Странное дело, капитан. Ему очень нужно с вами поговорить.
– Запускай, раз очень нужно, – Сони заёрзал на стуле, устраиваясь поудобнее. Застегнул пиджак.
Детектив Пайн выглядел забавно рядом с высоким и подтянутым Риччи Эмброузом. Он доставал тому до плеча и был весьма широк в талии. Его крупное лицо блестело от пота:
– Капитан Бакстер, – он протянул руку, которую Сони приветственно пожал, слегка приподнявшись.
– Садитесь, детектив. И ты тоже, Эмброуз.
Оба уселись за стол напротив него.
– Так что за срочное дело?
Детектив Пайн упёрся рукой в колено и наклонился вперёд:
– По правде говоря, у нас в отделе разводят руками, – скользнул взглядом на Риччи, а затем снова на Сони, – вчера в полицейский участок в Миртл поступило заявление об исчезновении девушки. Ещё через пару часов – исчезновение в Альдоне. А ещё через пару часов – в Бремменбурге.
– Люди исчезают чаще, чем хотелось бы, – сказал Сони, – к сожалению, в этом ничего удивительного нет.
Детектив Пайн беспокойно улыбнулся и кивнул:
– Нет… то есть да, вы правы. Но дело в том, что… во всех трёх случаях, вроде как, выходит, одна и та же девушка.
– А заявители разные?
– Так точно, капитан.
– Полагаю, есть ещё что-то, что вы хотите мне сообщить?
– Есть, – детектив снова посмотрел на Риччи и сглотнул, – заявители – трое мужчин. И каждый утверждает, что девушка – его невеста, и что исчезла она в один и тот же день.
– В трёх разных городах? – уточнил Сони.
– Да.
– Но для того, чтобы исчезнуть в трёх разных городах, она должна была находиться в трёх разных городах, разве не так, капитан? – подключился Риччи.
Сони тяжело вздохнул. Ему бы выпить холодненькой воды, может, тогда голова бы заработала. Он потёр нагретый солнцем лысый затылок:
– Когда они видели её в последний раз? – он обратился к Пайну.
– Примерно в одно и то же время, накануне вечером. А утром её уже и след простыл.
– То есть они видели одну и ту же девушку в одно и то же время в трёх разных местах. Откуда вам известно, что девушка одна и та же?
– Фото и имя полностью совпадают. Информация о ней в базе нашлась, хоть и очень мало. Но совершенно точно, что девушка такая одна.
– Могут быть тройняшки с поддельными именами. Вообще, вся история попахивает банальным мошенничеством.
– Я тоже так подумал, капитан, – поддержал Риччи, – так сразу и сказал детективу Пайну, что чем запутаннее кажется загадка, тем проще оказывается решение.
Сони кивнул. Когда-то он делился мудростью с молодым офицером Эмброузом, и сейчас был рад, что его в то время внимательно слушали.
– Согласен, звучит разумно. Мы тоже предположили, что эта самая девушка или девушки – обычные мошенницы. Вот только нет состава преступления. Ничего не пропало, никто не пострадал. Зачем заводить женихов, а потом в один день сбегать от них?
– Вопрос хороший, детектив Пайн. И ответов на него может быть масса. Полагаю, у вас уже есть версия.
Пайн посмотрел на Риччи, а затем снова на Сони, прочистил горло, как будто предупредительно, и, наконец, ответил:
– У меня тётка на картах гадает. Ну, знаете, таро и всё такое. Я не особо верю, но и не то, чтобы не верю совсем. Короче говоря, он мне позвонила на прошлой неделе и говорит – тебя, говорит, ждёт столкновение с магией. Совсем скоро, говорит, увидишь такое, чего не видел прежде.
Взгляд Сони тут же скользнул на фото, стоявшее на столе. В деревянной рамке с потёртой белой краской – винтажной, – поправила Лидия, – и намеренно состаренной. Она любила намеренно старить вещи, считая, что это придаёт им загадочности. В отличие от рамки, она выглядела молодой. Смотрела на Сони своими ярко голубыми глазами. Он любил это фото, потому что на Лидии не было косметики, и от этого ему казалось, что она перед ним настоящая. Иногда он боялся забыть, как она выглядела, без одежды, без косметики, без загара и кремов. Именно она, в своём первозданном виде. Когда-то у него была возможность смотреть на неё такую каждый день, а теперь её чистый, обнажённый образ медленно ускользал из его памяти.
В тот вечер они отправились на очередной ужин к полковнику Харрису. На подобных мероприятиях собирались важные люди и их не менее важные жёны. За столом слишком часто поднимались вопросы правосудия, жестокости, справедливости, как будто это было единственно возможной темой для разговоров, раз уж ты в среде копов. Жёны неизменно качали головами, прикрывали рты и печально вздыхали, обсуждая главный вопрос: «Почему люди идут на преступления?»
– Это просто ужасно.
– Деньги – главный мотив.
– Алчность превращает людей в животных.
– Низменные порывы…
– Страсти и измены…
– Мы разучились верить в Бога и забыли его заповеди…
– Полагаю, немалое влияние оказывают определённые факторы из детства, а так же и сам процесс воспитания в дополнение к общей семейной атмосфере, – голос Лидии всегда был голосом разума.
Она любила читать, но отнюдь не то, что было покрыто кружевом романтизма и наивности, не любовные похождения французских королей и не надрывные трагедии разбитых сердец. Она, скорее, была их тех, кого интересовала более рациональная сторона вещей. Нет, ей не казалось, что современные убийства имеют хоть что-то общее с Шекспировскими пьесами. Лидия могла бы найти объяснение даже необъяснимому, чем нередко помогала Сони в реальных расследованиях. Он вдруг раскраснелся, подумав о ней и о том, как она отреагировала бы на теорию детектива Пайна.
– Может, пойдём и поговорим с женихами? – Сони перевёл взгляд с фото на Риччи. Его глаза излучали столько понимания, что ему в очередной раз захотелось представить Риччи своим сыном, которого у него никогда не было.
Все трое встали и направились к двери. Риччи впереди, Пайн за ним, Сони шествие. Эмброуз явно вёл их к комнате допросов под номером один. Что ж, если начинать, то с самого начала. Образ Лидии всё ещё не выходил у Сони из головы, как будто ей вдруг вздумалось стать его невидимой напарницей.
– Это обычное дело, – едва не сказал он, – тебе совершенно не о чем беспокоиться.
Но, подумав об этом, содрогнулся. Дурная примета. В ту ночь доктор тоже сказал, что ему не о чем беспокоиться, что ему стоит съездить домой и немного отдохнуть. «Не о чем беспокоиться» всего за считанные минуты превратилось в «не о ком беспокоиться».
Когда Лидия была жива, стыдно признаться, но Сони представлял её мертвой, представлял этот самый день и многие другие. После её смерти он проделывал тот же трюк, только наоборот. Невинные фантазии, отличавшиеся лишь тем, что первым суждено было однажды сбыться. Вторым – никогда.
За пару секунд до того, как Риччи повернул ручку серой двери, Сони услышал собственный голос будто со стороны:
– Что бы это дело ни готовило, тебе, и правда, не о чем беспокоиться, потому что больше нечего терять.
Джемма
4
Меня воспитывали вне веры. Мы с отцом не ходили в церковь по воскресеньям, не молились перед едой и не носили крестиков на шее. Я даже не знала, крестили меня или нет. В детстве, пока у меня ещё было желание разговаривать с отцом, я не задумывалась о таких вещах. Сейчас это уже кажется бессмысленным.
– Здравствуй, папа. Мы с тобой не виделись столько лет! Но я тут заскочила спросить, крестили меня или нет?
Даже если у меня окончательно поедет крыша, и я заговорю об этом, он не скажет правды. Так у нас заведено – я спрашиваю, он врёт. Наверное, психотерапевт Селены от части права насчёт родителей. Отец научил меня врать. Это стало получаться само собой, незаметно. Как в день смерти Спуки. Я ведь не рассказала ему о своём сочинении. И потом не рассказала, что не спала ночами не из-за дурацких призраков в шкафу, а из-за мыслей о том, что убила свою собаку. Я сохранила его кожаный ошейник с маленьким колокольчиком. Сидела на скамейке, теребила его в руках и думала о Спуки. Он сейчас на небе, окружённый другими мёртвыми собаками, и каждая из них рассказывает о своей жизни:
– Меня очень любили и вкусно кормили, – говорит один пёс.
– А меня каждый день чесали за ухом, – говорит второй.
– А меня убила моя хозяйка, – говорит Спуки, опустив морду и роняя собачьи слёзы.
Со временем чувство вины прошло, а воспоминание о смерти Спуки превратилось в серое пятно – несчастный случай. Маленькие девочки в испытании психической устойчивости надирают задницы спецам из группы SWAT. Они горюют, вытирают сопливые носы, а уже на следующий день выпекают с мамочками шоколадные капкейки для школьной ярмарки. А ещё маленькие девочки очень быстро взрослеют и влюбляются. Тогда им становится окончательно плевать на мёртвых собак.
Я влюбилась в Тода Шоу с первого взгляда. Но, поначалу, это была не та любовь, когда теряешь над собою контроль, начинаешь пускать слюни и гадаешь, как вы назовёте будущих детей. Я не питала иллюзий на его счёт. В школе я не пользовалась особой популярностью или, выражаясь точнее, была середнячком. Середнячок – группа ребят, не отличавшихся какими-то заслугами, внешними данными, положением в обществе, и, потому, стекавшихся, словно притоки, в устье одной реки. Между нами не водилось близкой дружбы, но мы предпочитали держаться вместе, чтобы выжить. Мы могли обедать за одним столом, обсуждать домашнее задание в перерывах между занятиями, но так же прекрасно могли проводить время в полном одиночестве за книгой или Бог знает чем. Наше одиночество никого не заботило, ведь мы не принадлежали к клану настоящих одиночек. Мы были середнячком. И это прекрасно, куда лучше, чем то, что творилось с Сэнди Полак. Она держалась ото всех в стороне, но окружающих это очень волновало. Может, потому, что её мать жила с другой женщиной, похожей на мужчину. И эта муже-женщина частенько привозила Сэнди в школу. У неё была огромная грудь, квадратное лицо и короткая стрижка. Она всегда заправляла футболку в штаны, натянутые выше пупка. Она выходила из машины и ждала, пока Сэнди зайдёт внутрь после того случая, когда бедняжку перехватили у самого входа, отволокли на задний двор и стащили с неё юбку. Позже Норма Чандлер, сучка года, хлопала своими искусственными ресницами, отрицая любое причастие к случившемуся. А её дружок, тупица Билли, признался, что они всего-то хотели узнать, правда ли, что у Сэнди тоже есть член, как у одной из её мамаш.
У меня был только отец и всего один. Наверное, моя жизнь казалась другим невероятно скучной. Можно запросто догадаться, что будет дальше. Закончит школу, никто не запомнит её имени, даже директор. Вручая аттестаты, он прочтёт его в своём списке и подумает: это кто ещё такая? Потом увидит меня, поднимающуюся на сцену, и решит: хорошая девочка, но у меня так много работы. Я не в состоянии всех запомнить. Хорошая девочка получит средней паршивости образование, возможно, выйдет замуж за такого же невидимку, а, возможно, заведёт с десяток кошек. Я знала, что так думали все, но у меня была одна тайна, и эта тайна делала меня сильнее. Я не любила кошек. Не могла дождаться того дня, когда заявлюсь на встречу выпускников с огромным желтым питоном, обвившимся вокруг шеи. После такого моё имя точно не забудут.
Всё изменилось в один день. Я сидела на уроке английского, когда в класс вошёл Тод. Учитель назвал его имя и попросил ребят быть дружелюбнее. На что Тод отшутился:
– А мне, надеюсь, не нужно быть дружелюбнее? А то я как-то не подготовился.
Все рассмеялись, даже мистер Честер тихонько хихикнул. Я подняла голову и взглянула на Тода. Высокий, стройный, с томным взглядом и густыми бровями. На нём была чёрная футболка с надписью: «А вот и Джонни!», и я не смогла сдержать улыбку.
В нашей школе все всё знали друг про друга, а чего не знали, запросто выдумывали. Сучка года Норма без умолку трепалась с подружками о том, что Тод с матерью недавно переехали, что, вроде как, папуля умер. Я подслушивала их в раздевалке, пока они переодевались после физкультуры, запихивая носки себе в лифчики.
– Хреново расти без отца, – говорила Норма, – Что может быть ужаснее… постой-ка, Линда, что это у тебя торчит из трусов? Боже, какой ужас. Надеюсь, тебе хватит мозгов побриться перед поездкой на озеро? Или, клянусь, я сама лично тебя побрею. Так вот, о чём я говорила? Да, Тод, красавчик, правда? Если всё пойдёт по плану, через неделю я брошу Билли и… Серьёзно, Линда, отвернись, твоя мохнатость сбивает меня с мысли.
Как оказалось на самом деле, отец Тода сидел тюрьме. Он долгие годы избивал мать, пока, наконец, не нашлось, за что отправить мерзавца за решётку. Мартина Шоу собрала вещи и вместе с сыном уехала из города. Тод рассказывал, что, в детстве, она приводила его к себе на работу в свадебный салон, и, пока невесты примеряли наряды, он сидел на диванчике и наблюдал за ними:
– Я был совсем маленьким, но помню эти дни очень хорошо, – говорил он, – каждый раз, когда девушка выходила в пышном платье, я срывался с места и забирался к ней под юбку. Меня никто никогда не ругал. Всем, почему-то, это казалось очень милым. «Ах, какой проказник», «От кого ты прячешься, солнышко?». А я, оказавшись под юбкой, чувствовал себя невероятно счастливым. Там было темно и тепло, у невест всегда были гладкие нежные ноги, за которые я хватался обеими ручонками. Мама называла меня дамским угодником. И ведь знаешь, таким я и был ровно до встречи с тобой. Больше мне не хочется залезать ни под одну другую юбку, кроме твоей. Может, ты меня заколдовала?
Мы не сразу нашли общий язык. Хотя, Тод клянётся, что заметил меня в первый же день, в первую же минуту:
– Ты сидела за партой и пялилась в книгу. Сам не знаю, почему я посмотрел именно на тебя. Но потом ты подняла голову, и я улыбнулся, а ты нет. Просто глазела на меня, как на идиота. Я помню, что даже немного смутился.
Сучка года Норма везде подсаживалась к нему и начинала распускать руки, а Тод подмигивал ей, вроде как давая разрешение. Но сам, с куда большим удовольствием, болтал с парнями. Даже тупица Билли не мог его ненавидеть. Пока руки Нормы блуждали под столом между ног Тода, Билли глядел на него, как на Иисуса, пуская слюни и повторяя: «Чувак!». Тод Шоу никого не боялся, спорил с учителями, носил футболки с цитатами из фильмов и с уверенной улыбкой глядел на всех из-под густых бровей.
Однако, у меня было преимущество, по сравнению с Нормой. Мы с Тодом ходили в школу Меримонт во Флорвуде, и, по счастливому стечению обстоятельств, оба жили в маленьком городке Квинси, в паре километров от школы. Среди тысячи жителей одним был Тод Шоу. Он всегда находился где-то рядом. Настолько рядом, что однажды мы всё-таки столкнулись с ним и его матерью в магазине. Тод поздоровался со мной, а миссис Шоу одарила приветливой улыбкой. Ох, как она рада познакомиться с одноклассницей сына. Какое чудесное совпадение, что мы живём неподалёку. Да, да, надо бы непременно пообщаться поближе за ужином. Я была на седьмом небе, хотя и не верила, что этот ужин состоится. Тод Шоу не подойдёт ко мне на перемене и не предложит заглянуть к ним сегодня часов в семь вечера. Нет, всё случилось совсем не так.
Если в семнадцать лет ты не трахаешься с кем-то из футбольной команды и не бреешь лобок, то, скорее всего, вечерами ты смотришь сериалы или ведёшь дневник. Я усаживалась на широкий подоконник, слушала гудение ветра и наблюдала за звёздами. Где-то там целые галактики, неизведанные миры, Боги, Вселенные, инопланетяне. Мне казалось, что, когда я смотрю на них, они смотрят на меня. Изучают, наблюдают, посмеиваются. Им известны все мои тайны. Тод проходил мимо по школьному коридору, даже не замечая меня, а я шептала ему в след: «Доброе утро, моя любовь».
Я начала записывать свои мысли на бумагу после того, как однажды за обедом спросила отца: