– Да-да, я бы не отказывался от предложения Анатолия Ивановича, – вступил в разговор Александр Викторович. – Его курс весьма результативный, готов это подтвердить.
– И Аня может поучаствовать, тараканов погонять – задумчиво сказал Пётр.
– Тараканы – это было бы хорошо. Думаю, там явно куда более опасные твари пожрали всех тараканчиков – ответил Анатолий.
– А что делать надо? – спросил Виктор.
– Думать. Много думать, перестраивать мышление. Для разминки: вот сейчас после обеда копать начнём, попробуй понять, а что дальше? Каждую свою мысль, каждое действие развивай вопросом «что дальше?». Это первое, с чего надо начинать. Получится – можно будет двигаться дальше, извини за тавтологию – ответил Анатолий. Помолчал, допивая кофе и закончил, несколько ошарашив Виктора, но, видимо, не тронув за живое остальных: – А планируя и начиная любое действие, задавайся вопросами: «что делать с трупом?» и «как всё правильно рассказать?».
– Пора за труды? – спросил-скомандовал Александр Викторович.
– Пойдём – вставая, ответил тяжело моргавший Пётр. Встал, потянулся, пропел, безжалостно коверкая мелодию оригинала – «День уткнулся в восток, на старте и слёг, поспать бы часок»…
– Я люблю спать. А спать любит меня – сбалагурил Анатолий, встал, тоже потянулся, и с надрывом всхлипнул – прости меня, спать, но я тебя бросаю на этой полянке!..
* * *
Шуршание лопат раздражало. Сказанное за обедом раздражало. Набор избитых банальных фраз. Что дальше? А что дальше? Да ничего. Копание земли, чтобы ничего не найти. Хотелось просто лечь и спать. А эти раздухарились, уже горы земли на края накидали. Если всё равно ничего здесь нет, так какая разница, где рыть землю?
– Копать. Только копать – назидательно сказал Александр Викторович. – Роют животные с пятачком, собачки разные, а мы землю копаем.
Да не всё ли равно? Ладно, не важно. А чем сами занимаетесь?
– Прямо сейчас науку двигаем вперёд. Это не шутка. Во время раскопок идёт накопление материала, который подвергается анализу, накапливается статистика, новые способы исследования. Вплоть до образцов ДНК наших предков. – Александр Викторович отвлечённо вёл лекцию, не отвечая на вопрос прямо. – Кем бы мы ни были в «большом мире», здесь мы проявляем свою истинную сущность. У всех она разная. Но у всех настоящая. Твоя сущность тоже проявится, когда втянешься в общее дело. Пока что, смотрю, тебя не вдохновляет наша работа.
– Это со многими так, поначалу – вставил Пётр. – А потом жить без этого не могут.
– Без чего? Без копания в грязи под дождём? – съязвил Виктор. От недосыпа, усталости настроение было отвратным. Не такой он дурак, чтобы вокруг него умничали недосказами.
– И без дождичков тоже… – согласился Пётр. – Есть некоторые иррациональные вещи, которые совершенно не годятся, как объект для понимания. Они просто есть. Не нужно их объяснять, а нужно просто оставить их в покое, знать, что это есть. Как блеск неизвестных звёзд на небе. Как любовь.
– Для объективных выводов нужен достаточный объём информации. Не торопись с оценками. Хотя бы неделю, – предложил Шеф.
– Готово! Материк! – крикнул Анатолий от дальнего шурфа.
– А что такое материк? – спросил Виктор, просто чтобы сменить тему. Надоело, что походя поучают всему подряд.
– Это песочек… основа под культурным слоем. Земля когда-то была лысая, песчаная. Потом стали расти травки, деревья, животинки появились, люди завелись. И всё это на древний песочек пластами накладывалось, образуя культурный слой, – разъяснил Шеф. – И вот мы выбираем этот культурный слой до «материка», до самого первого слоя, в котором уже ничего интересного для нас нет. Геологам – интересно, а археологам интересно то, что создано человеком.
… Итоговый шурф закончили в 5 вечера. По факту откопали 4 шурфа. Но по отчётам сделали 16. Фотографирование итогов работы производили «на 4 стороны»: каждый шурф с внесением небольших изменений фотографировали 4 раза. Такая технология позволяла избегать копания пустой пашни и более тщательно обследовать раскопы с материалами. Чтобы не было случайностей, на местах «виртуальных шурфов» делали добросовестные закопушки.
– Ну, вот, километр с лишним сегодня отработали, – удовлетворённо говорил на обратном пути Александр Викторович. – Это, конечно, формально нарушение, халтура, так сказать, но здравый смысл никто не отменял.
В лагерь вернулись засветло. До ужина успели помыть руки в специально нагретой воде, немного просушить одежду. Виктору торжественно, под настоящие, – не насмешливые – аплодисменты выдали персональную банку сгущёнки. Найденная им бронзовая уточка крайне заинтересовала всех. Это была единственная стоящая находка за весь день.
С трудом соображая, Виктор ловил за ужином обрывки разговоров, не понимая ни одной фразы. Каждое отдельное слово, вроде бы, было понятно, но всё вместе – сплошной бред.
– Я на хадж. Кому намаз совершить? – спрашивал толстоватый парень, Олег, кажется.
– Неси три куска! – ответили ему. Олег ушёл к началу стола, где стояло пятилитровое ведро майонеза. Нанесение майонеза на кусок хлеба называли «намаз». А чтобы совершить «намаз», требовался «хадж» к началу стола…
– Ты, главное, не вздумай сгущёнку в костёр бросать, – настойчиво говорил странное предупреждение человек с лицом похожим на кусок скомканного в шарик картона и очень быстрой чёткой речью. Мимикой он напоминал шимпанзе. Иначе как «Сергей Обезьяныч» к нему не обращались. – Это мы под Новгородом Великим копали, в девяносто восьмом, и был у нас один перец, которого занимала единственная идея: а что будет, если бросить в костёр банку сгущёнки? Сильно ли всех забрызгает? Как то утром отошли уже на раскоп, повариха в деревню за продуктами ушла, дежурные на реку посуду мыть. И вдруг на месте лагеря взрыв до неба! У всех, конечно, мысль: этот идиот всё же бросил в костёр сгущёнку, причём, похоже, сразу целый ящик. Он рядом стоит, глаза таращит. Говорит, не кидал ничего. Подошли к месту взрыва – а там яма метра три в диаметре и глубиной с метр. Все палатки сорваны, всё раскидано. Точно, что сгущёнка, даже ящик, так рвануть не могла. Оказывается, мы неделю жгли костёр на противотанковой мине времён войны, пока она не просохла. Военные на взрыв понаехали, ещё десяток разных мин вокруг нашли.
Игорь, сосед по палатке, сообщил за чаем, что послезавтра, 13-го августа, в пятницу, они дежурные. Повар поднимет их в 06.00.
– Так и сказала: подниму вас пораньше, чтобы вы успели совершить побольше глупостей за день.
Времени было половина девятого, ещё не стемнело, но больше на этот день у Виктора не было сил. С трудом переодевшись в палатке в «ночное платье», с огромным удовольствием он влез в такой удобный спальный мешок.
* * *
… – Время подъёма настало!.. Просыпаемся!.. Витя… Виктор. Виктор! Просыпайся!
Да ладно… только легли же. Болело всё: руки, ноги, спина… Виктор шевельнулся и понял, что лучше встать прямо сейчас. С вечера он выпил три кружки чая с мятными пряниками, но не дождался, пока чай выйдет с вечера. Уснул в полёте и спал всю ночь в одной позе. Верно говорят, для хорошего сна нет плохой постели. Сейчас же, утром, в холодном сыром воздухе его разрывало на части. Была реальная угроза обмочиться. Выглянув из палатки не нашёл свои сапоги, поэтому без спроса надел силиконовые тапочки Игоря. Скорее, скорее… а, чёрт, у туалета небольшая очередь. Не важно, чуть вглубь леса, под деревце, всё равно это до первого дождя… Да-а-а-а… всё-таки счастье – понятие растяжимое. Рядом журчали Пётр и Алексей из палатки рядом.
– Скрестим струи на брудершафт? – предложил Алексей Петру.
– Только близко не подноси – предостерёг Пётр.
– Третьим буду – присоседился к этому странному развлечению зодчий скамеек по имени Миша.
– Витёк, а ты чё вчера слился? Сгущёнку зажал? – не отрываясь от развлечения, обратился к Виктору Алексей.
– Да нет. Спать хотел, устал, лёг пораньше – ответил Виктор через плечо. Он не ожидал от себя, что у него настолько большой мочевой пузырь, сколько же в него помещается.
– Да мы видели. Тебя Игоряха тряс, ты даже не мычал, как умер. Думали, заболел. Всё будили тебя, хотели дать снотворного – рассказывал Алексей.
– Зачем? – не понял Виктор. С утра голова не работала.
– А как ты хотел? Больной, проснитесь! Пора принять снотворное! Так же заболевших лечат. Но раз ты помер, мы твою сгущёнку сами сожрали. И сапоги твои пропили.
– Как сожрали? – напрягся Виктор. Он не помнил, куда дел полученную вчера награду, но почему-то стало жалко.
– Столовыми ложками! – уточнил Миша.
– Рано ещё, – произнёс Пётр. – Во всех смыслах. Не понимает человек ваших шуток с утра на третий день. – Обратившись к Виктору успокоил: – Ничего никто не жрал, не переживай. В палатку тебе отнесли сгущёнку, ты её на столе забыл. А сапоги Дядя Саша к костру пристроил, на просушку, а то ты вчера уже никакой был.
Такая внезапная забота от незнакомых людей удивила Виктора. Он молча вернулся к палатке. По пути вспомнился вчерашний пример Анатолия: «самые успешные люди те, которым надо в туалет…». А ведь в этом что-то есть. Что он там ещё умничал? Долго думать надо? Или от думания за несколько месяцев долго жить станешь? Что-то про долгую жизнь и думанье втирал. Надо будет спросить, пусть ещё раз скажет.
От палатки вернулся к костру за сапогами. Сапог вокруг костра было ещё много, не все обитатели лагеря обулись.
Катя, которую студенты-первокурсники Игорь, Олеся и Юля называли Екатерина Сергеевна, преподаватель конституционного права в университете, стояла на раздаче каши.
– Вы с Игорем в палатке? – спросила она Виктора. – Завтра ваша палатка с утра на дежурстве. Игорю я сообщила, вам говорю сейчас. Подниму в шесть утра.
Всё ещё туго соображая, преодолевая боль в руках и ногах, Виктор помрачнел. Очень не хотелось вставать так рано и сразу что-то делать. Не в армии же! От армии он старательно откосил, типа аллергия на куриные яйца, живот больной, голова не в порядке. Несколько раз в период призывов ложился в больницу с обострением гастрита, которое вызывал большими дозами аспирина на голодный желудок. В 28 лет получил военный билет с отметкой «ограниченно годен в военное время». Но радости не испытал. Тогда уже была мысль, что в армии может быть и не хуже, чем на гражданке. Но привычно боялся. А больше ленился. Вставать рано утром – это не для него. Здесь он для того, чтобы деньги зарабатывать, а не в 6 утра вставать, дежурить. Но спорить побоялся. Ладно, на Игоря побольше свалит, утром видно будет.
Завтрак, кофе, чай, сборы, и опять сразу после восьми утра вышли на шурфы.
– Ты завтра дежурный, тебе сказали? – уточнил дядя Саша.
– Да, сказали. А это обязательно? Я, вроде как, полевым рабочим ехал, а не на кухню.
– А ты и остаёшься полевым рабочим. Утром костёр, завтрак, сбор запасов, и с нами в поле. Что тебе весь день в пустом лагере делать?
– То есть у меня будет продлённый рабочий день? А это оплачивается?
– Ещё как оплачивается – с усмешкой почти в один голос выдали Пётр и Анатолий. – Это единственная возможность притырить вкусняшек, пока все спят.
– Но-но-но! – возмутился Александр Викторович, – никаких тут! Научите ещё плохому ребёнка. Ты, Виктор, не переживай, не переработаешь. Зарплату свою получишь, как положено, дежурства тоже учтены.
Некоторое время шли молча. За ночь воздух подсох, тучи стали посветлее. Сквозь облака даже чувствовалось солнечное тепло. Шли без карты, как по знакомому месту. Шеф, Анатолий и Пётр как будто каждый день здесь ходили, без карты и компаса, точно держась направления. Виктор узнал только вчерашние срубленные осинки. Весь остальной путь был для него новым.
– Баню ещё не ставим? Пока на реку ходим? – прервал молчание Пётр.
– Да нет, надо бы. Как раз что бы на День намыться, – неопределённо отозвался Шеф. – Давайте тогда сегодня и поставим вечерком.
– Это нам ещё деревья на баню валить?! – удивился Виктор.
– Зачем? Просто ставится больша-а-ая такая палатка, в которой при соблюдении определённых правил можно запалить небольшой костерок, хорошенечко намыться.
– Две надо будет ставить, или одной обойдёмся? – уточнил Пётр.
– Я думаю, народ уже свой, одной хватит. Вторую просто некуда. Две недели назад в одной заводи на Кубенском озере совместно намывались, никого не смущало, – размышлял Шеф.
– Новичков, если что, второй партией, там сами разберутся – дополнил Анатолий.
– Ты как в общей бане себя ощущаешь? – повернул голову к Виктору Пётр.
До ответа Виктора влез с шуткой Анатолий:
– Я в баню не хожу: в мужской не интересно, в женскую не пускают, – засмеялись все.
– Н-не знаю… Не приходилось – растерялся Виктор. Перспектива мыться в группе малознакомых людей смущала… и в тоже время возбуждала. – Ну, это в плавках и купальниках?
– Кто как. В основном, без всего. Но это дело каждого. Тут, как говорится, не хочешь – давай, как хочешь; а хочешь – так давай! Если что смущает – будешь в группе тех, кто не признаёт общей помывки. Со святошей – засмеялся Пётр.
– Это с кем? – уточнил Виктор.
– Да есть тут один пассажир у нас, типа он глубоко верующий, всё такое, а сам такой грешник, слов нет. Молитвы перед каждой едой читает, постоянно долбит всех указанием о необходимости смирения и всепрощения, но если кто из женщин лишнюю пуговку расстегнёт – замумит россказнями о грехе и недопустимости плотских утех. Вроде умный мужик, доктор наук, биолог, а такой унылый зануда! Если бы он утром с нами коллективно писал – наверняка бы прочёл проповедь, какой же храм наше тело, и сколько соблазна даёт бренная плоть, и как её необходимо укрощать.
– А вы его не подначивайте, он вам зудеть не будет, – посоветовал Шеф.
– Дядь Саш, ну как его не подначивать, если он реально бред несёт, когда кусок голой бабы выше колен видит? Давай признаем, что там явная психиатрия на сексуальной почве, – возразил Анатолий. – Да, знаний по предмету у него – не у каждого академика столько знаний. Но как можно в 65 лет быть таким ханжой при нормальной психике? И ты не путай объём знаний с нормами поведения…
– 65 лет? – удивился Виктор. Он не заметил ни одного пожилого человека за всё время.
– Да ему на вид лет 38–40. Не пьёт, не курит, постится. Лицо гладкое, спина прямая. Блюдёт своё тело человек. Говорит, грех большой разрушать то, что Богом дано – пояснил Шеф.
– Так и сексуальное влечение Богом дано. Хотел бы Бог иначе – создал бы людей другими, без причиндалов, – возразил Пётр.
– Ну, а по его теории это как раз дьявольская хитрость, получать удовольствие от секса, – стоял на стороне коллеги Шеф.
– И сказал Господь женщине: «Вот грудь тебе, соблазнять мужчин и вскармливать детей!»… «Охренеть!» – сказала женщина, – «Давай две!» – дополнил Анатолий разговор шуткой.
– Ага… «Разделил отец всё своё наследство между тремя сыновьями. «Охренеть!» – сказал четвёртый» – легко переключился на тему анекдотов Пётр.
В потоке речи Виктор выловил какой-то рассказ про блоху с астмой. Он уже слышал это в первый день… Попросил уточнить. Дядя Саша вежливым тоном повторил рассказ о блохе в лицах:
– Приходит, значит, такая заслуженная блоха в блошиный ЖЭК, ставит чемоданчик на пол и говорит: «Моя собака сдохла. Дайте мне другую жилплощадь». Ей говорят: «Есть свободные сантиметры на усах Иван-Ивановича. Пойдёте?». А чего не пойти? Берёт она, значит, ордер, чемоданчик и прыгает заселяется на усы Иван-Иваныча. Утром возвращается опять с чемоданом, недовольно так говорит: «Я не могу жить на усах Иван-Иваныча, он курит! А у меня астма! Дайте другое место!». Ей говорят: «Как раз появилось место на лобке Петра Петровича. Пойдёте?». Ну, туда, говорит, пойду, тем местом не курят. Утром как фурия влетает обратно в ЖЭК, швыряет чемодан в пол и орёт: «Я так не могу!!! Я засыпаю на лобке у Петра Петровича! А просыпаюсь на усах Иван-Иваныча!! А он курит!! А у меня астма!!!».